Часть 3 (2/2)

***</p>

Так проходит неделя. За неё не произошло практически ничего нового. Разве что Хёнджин всё-таки сходил домой на второй день и спокойно собрал нужные вещи, не застав в квартире родителей. В который раз извинился за то, что стесняет, и в который раз получил ответ, что пока он не мешает и не пакостит, то может жить здесь, сколько угодно. Джин переодически занимался домашними делами: мытьём посуды, полов, ванной, уборкой пыли, стиркой и другими мелочами. Он делал это по собственной воле, но Ким всё равно каждый день предупреждал, что это лишь его обязанности и парень не должен их за него выполнять. Но всё постоянно сводилось к оплате за проживание, поэтому особо Сынмин не сопротивлялся. Мужчина сам не знал, чего хочет от Хвана и вообще почему так радушно пригласил его к себе, вот и старался не поднимать эту тему, всё время сглаживая намечающиеся острые углы. Хоть ему и не нравилось, что его привычной рутиной занимается некто другой.

Мин знал, что Хёнджин принёс с собой пижаму, потому что видел её в одном из рюкзаков, но для сна тот, по каким-то причинам, продолжал носить его вещи, оставшиеся в гостином шкафу. Решил не уточнять, почему Джин предпочитает своей одежде чужую — было не столь важно. Тем более иногда, смотря на этого странного, по мыслям ползёт фраза «у всех свои тараканы». Не столь приятные привычки порой раздражали, но Ким был прочно выжжен из глины — не грубил и не высмеивал, лишь указывал на то, что ну прямо совсем не входило в рамки.

После того выходного, который Сынмин провёл с Хваном за готовкой и разбором принесённых сумок, на работе на него странно косились. Вечно соревнующиеся непонятно с кем и зачем сотрудники презрительно оглядывали с головы до ног и фыркали, стоило тому пройти на расстоянии нескольких метров. Чёрным пальто на спине Мин ловил осуждающие, пропитанные язвительностью претензии, произнесённые неразборчивым шёпотом. Даже Чан, что вечно светился, здоровался при встрече и улыбался, потерял свой прежний вид и не без сожаления выдохнул, подойдя к нему.

— Давно уже такого не было, — похлопал он по плечу второго альфы, направляя их к лифту. — Что же поспособствовало? Так сильно устал от работы?

Мин на это потёр пальцами переносицу и ещё раз убедился — дело точно в нём. Только что это может быть, ведь выглядит он абсолютно также, как всегда: идеально, чисто, с иголочки и всё точно по размеру. Варианты заканчиваются там, где начинаются самые глупые предположения.

Лифт быстро подъезжает, впуская их внутрь.

— Хён, я ни слова не понял, — как бы отстранённо попытался выговорить Ким. — Что не так? Почему все резко стали мной заинтересованы?

— Как будто я дурак. Я-то знаю — ты и при всех доказательствах не признаешься, что опять пользовался однодневными услугами, — произносит Бан, навлекая на себя пугающий и не менее удивлённый взгляд, сопровождающийся привычным морозным обволакиванием. — Воу-воу, не злись, я же не ругаю! Просто я думал, мы уже обсудили, насколько это проблемно для тебя и партнёра, с ко...

— Какие к чёрту услуги, какой партнёр, Крис? — Сынмин прекращал говорить официально, только когда дело касалось личного. — Я с того нашего разговора и не пользуюсь этим, уже больше года! Что ты несёшь?

— Шутишь?

Недобро блестят карие глаза, грозя наказанием за защитный насмешливый тон. Заявление серьёзное, практически клевета, выставляющая Мина незрелым любителем взрослых игрушек. Прошлое всегда со вкусом ударяет широкой пламенной перчаткой, попадая точно по щеке настоящего и вызывая на временну́ю дуэль, поэтому мужчина не любит ворошить его, но, словно проклятие, прошлое частенько даёт знать о своей ничтожной низкости.

— Похоже на то, что шучу? — прошипел тот, пока Чан чувствовал, как кончики его пальцев постепенно немеют от холода.

— Успокойся, ты меня сейчас в ледяную скульптуру превратишь, — более сдержанно говорит второй, не намереваясь попасть на предновогоднюю выставку в качестве экспоната. — Это не я «что несу», а от тебя чем несёт? Мало того, что твой мороз и так далёко распространяется, так он ещё и смешанный. Другой запах, кстати, не слабее твоего будет.

Одна бровь ползёт вверх неверяще, но Крис выглядит и говорит так убедительно, аж все сомнения сдуваются. Однако откуда может взяться слияние, когда даже и сливаться не с кем? Если только...

— А чем пахнет хотя бы?

— Не знаю, правда, как называется, но похоже на тот самый свежий запах после дождя, — поясняет старший, подтверждая догадки, но не делая всё понятнее.

Двери открываются на этаже Бана, но тот жмёт на кнопку, и Киму не симпатизирует мысль, что сейчас придётся всё выкладывать, как есть. Это невозможно сделать, не показав себя как поверившего в свои силы придурка, который вдруг увидел впервые человека и ни с того ни с сего решил помочь ему, одному единственному человеку из всего мира. Причём эта персона — слишком красивый омега, и глупо было бы отрицать, что его внешность сыграла увесистую роль. Ещё и еле совершеннолетний. Всё это ужасно взбалмошно, и кажется, как будто Сынмин наглотался дешёвых клишированых романов, где никто и никогда не ведёт себя разумно. Просто нет никаких шансов донести историю до Чана, чтобы она была более-менее адекватной и воспринялась не как попытка подбить под свой бок сладкого мальчика. А если он расскажет, как справился с проблемой возможного травмирования Хёнджина потерей друга, то хён точно его проклянёт.

— Ты зря пропустил свой этаж, — на пониженном тоне сказал Мин не без внутренней досады за то, что не может открыться другу. — Извини, но я пока не готов рассказать всего. Это... Очень противоречиво. Я ещё сам не разобрался со всем. Нужно хотя бы выстроить всё в собственной голове, прежде чем передавать другой. Скажу только, что не было никакого партнёра — позавчера случилось знакомство при страннейших обстоятельствах. Пока не знаю, хорошее ли, но этот человек какое-то время будет находиться рядом со мной. На этом я закончу. И да, пожалуйста, Крис, не делай поспешных выводов.

Концовка лупит Чану нехилую оплеуху, нещадно ударяя по мозгам. Его только что осудили за ранее сказанное. Наверное, стоит попросить прощения за своё предвзятое поведение, но младший выходит на своём этаже быстрее, чем Бан успевает об этом подумать. Остаётся, как полному неудачнику, с опущенной головой вновь нажать на кнопку и поехать обратно вниз.

Джин, больше не пропуская, посещает занятия, делает домашнюю работу и спокойно справляется с учёбой. Ким рад, что хотя бы с этим никаких проблем не возникло. Видятся они не так часто, ведь колледж и работа отнимают много времени, а ещё нужно за собой и своими личными делами следить. Но парни не жалуются — пересекаются на кухне, в коридоре, и этого хватает сполна. Они всё равно друг другу никто. Жить приходится под одной крышей из-за невозможности иного выбора. Что любезно предоставил сам себе Сынмин.

Хёнджин постоянно спрашивает, как там дела дела у крысёнка и странно, что он не просит прислать фото. Мин уже на автомате наигранно будто бы печатает что-то в телефоне, а через пару минут кидает пропитанное гадким обманом «всё хорошо». Самого тошнит желчью и осколками человечности, подневно разрушающейся от бестолкового наглого вранья, но он зашёл слишком глубоко в это смердящее плесенью болото и затащил туда Хвана. Вот, пытается вынимать их потихоньку из вязкой тины, горя́ сомнениями и боясь, что любой косяк, любое заикание может толкнуть несчастных обратно, когда они ещё и не на середине тягучей трясины.

Сегодня мужчина с работы пришёл слишком уставшим. Такое разбитое, уязвимое месиво вместо мозгов плавает на том месте — словно зарядили едко-зелёным мячиком для бейсбола, а потом, вручая главный приз неудачнику, отколошматили битами. Очень сложно работать, пока твою без того скудную совесть заживо пожирает гнетущая чернота.

Ким эгоист. Всегда таким был и не собирается меняться.

Джин смачно откусывает от наполовину съеденной груши, наблюдая, как тот разувается, раскидывает по вешалкам шарф, шапку и пальто. Выжидает, чтобы вновь спросить. Сынмин думает, что лучше бы он откусил от него кусочек, а не от фрукта, чтобы в чувства привести — желательно от уха, там хрящей много и будет больнее, точно оклимается.

Разруха происходит неожиданно и некстати. Беседа не клеится ещё сначала, когда младший, наконец-то, задаёт волнующий в последнее время вопрос. Второй отвечает резко, с привкусом напускной смелости. Хёнджин терпелив, ест грушу вместо ответного выпада. Говорит, что до Нового Года осталась неделя, о том, что Мину нужно взять выходные для подготовки. Ким отвечает дерзко, прыская каплями яда. Парня не задевает, он опять занимает рот фруктом. Лепечет о том, что получил стипендию, поможет финансово с продуктами для праздничного стола. Сынмин отвечает несдержанно, огрызаясь и ставя барьер на каждое приветливое слово. Хван рад бы и дальше оставаться равнодушным к такому отношению — увы, груша закончилась. Раздражённый Мин уже стоит у двери и хочет изолироваться ото всех, но в его затылок прилетает огрызок и брызжет соком на воротник, оставляя на белой рубашке пятно.

Они ещё долго грызутся, бранясь всем, что только выхаркивается изо рта. В конечном итоге, когда Джин наименован присмыкающимся гадёнышем, а Ким зовётся лающим обмудком, замки́ одновременно хлопают по косякам, скрывая двоих в темноте комнат. Одного со слезами, и второго... Со слезами. Всё утомляет.

Первый раз Хёнджин забывает о Нильсе. А тот, как назло, возьми да приснись.