Часть 2 (2/2)
— Я бы тоже поел. Иди, помой руки, а я пока посмотрю нам ужин. Ванная, если что, напротив.
***</p>
На столе стоит две миски разогретого риса, большая порция сырных токкпоки и салат с грибами, названия которому нет, но он очень понравился Хёнджину. Его ложка то и дело аккуратно скользит к тарелке, а сам он смотрит на Кима, как будто боясь, что тот упрекнёт в прожорливости. Это достаточно напрягает Сынмина, поэтому мужчина не может прекратить анализировать всё.
Похоже, Хван живёт в очень неудобных условиях, поэтому так ко всему относится. Ранее он рассказывал о своей семье, и Мина это ужасно разозлило. Нельзя так относиться к своему... Ребёнку? Сколько ему лет вообще?.. Он так и не уточнил, да и подходящего момента так и не представилось. Вдруг омега ещё подумает, что Ким интересуется для личных целей.
Джин постоянно спрашивает взглядом, можно ли ему продолжать есть. Понятно, что парня в чём-то ограничивают дома, но насколько сильно нужно запугать человека, чтобы он лишний раз сомневался, можно ли положить ложку в рот? Сынмину не нравится то, что ему не доверяют в собственном доме, но не знает, как сделать состояние парня менее настороженным. Вот был бы здесь Чан...
— Как мне к тебе обращаться? Я имею ввиду, мне называть тебя хёном или по имени? — подаёт Хёнджин тему для разговора. — Мне восемнадцать, а тебе?
— Восемнадцать?! — удивлённо переспрашивает Ким, прикрывая рот рукой для приличия, а потом неловко кашляет, потому что совсем не хотел бурно реагировать. — В смысле, всё нормально, ничего не имею против твоего возраста. Мне двадцать три, но всё равно зови по имени.
Младше меня на пять лет... — прочно засело в голове старшего. — Чёрт, в нашей стране он даже несовершеннолетний... Куда я засматриваюсь?
Да, Мин решил не обманывать себя и сразу принял, что Хван интересен ему. Знакомство сложилось далеко не в благоприятной обстановке, но это не помешало задуматься о привлекательности этого странного парня. Сейчас, когда Джин сказал о возрасте, Сынмина беспокоит солидная разница между ними. Правильно вообще то, что он так легко пригласил к себе в квартиру подростка?.. Мда. Подростка, который снова отвлекает его от мыслей тем, что держит ложку около у салатной тарелки, смотря на мужчину, кажется, уже достаточно долго.
— Хёнджин, — твёрдо говорит Ким. — Ты можешь есть, сколько захочешь. Не спрашивай разрешения, я же поставил общую тарелку на стол не для того, чтобы каждый раз давать согласие. Если бы я был против, я не разрешил бы тебе вообще садиться за стол.
Хван чуть расслабляется от этих слов, шмыгает носом и зачёрпывает пару маринованных грибов, сразу отправляя в рот и закусывая рисом. Убедившись, что Джин теперь нормально кушает, Мин спокойно приступает к своим немного остывшим токкпоки.
Когда они заканчивают трапезу, а на столе появляется горячий шоколад, любезно предложенный хозяином квартиры, несносный подросток снова начинает бегать глазками. Окей, теперь Сынмин постепенно раздражается. Он ведь уже ясно дал понять, что не представляет угрозы, даже никакой заинтересованности в нём не показывал. В чём тогда проблема?
— Ты что-то хочешь сказать? — альфа кладёт локти на стол, откладывая напиток, и скрещивает пальцы, как будто собирается вести дискуссию.
Второй только на мгновение поднимает взор на него, а потом опускает вниз и больше не двигается.
— Слушай, я не умею читать мысли. Если тебя что-то волнует, то говори как есть, для этого тебе и дан язык. Как я...
— Мне негде ночевать, — неожиданно и громко говорит Хёнджин, перебивая чужие негодования. — Время уже позднее, я понимаю, что у тебя свои дела и мне надо уходить, но... Я не знаю, куда идти.
— А почему не пойдёшь домой?
— Чем ты слушал, когда я тебе рассказывал? — беззлобно упрекает его парень. — Они же выгнали меня вместе с моей «грязной канализационной тварью», помнишь? И даже, если бы не выгнали, я бы не остался с этими извергами в одном помещении.
— Значит не уходи, — легко произносит Ким, наблюдая, как быстро меняются выражения лица Хвана. — Я постелю тебе в гостевой комнате, а сам лягу в своей, где сейчас находится Нильс. Обязательно напою его перед сном из шприца.
Джин ожидал, что получит предложение остаться, но более не может справляться со своим чувством вины. Напросился в квартиру к незнакомцу, притащил свору проблем, нормально так объел Мина — правда, не хватает лишь испортить его покой своим ночным визитом. Не каждый ведь человек способен умственно отдыхать, пока в его доме, его пространстве, его практически крепости спит посторонний. Да и спит ли? Может, он здесь не с добрыми намерениями?
— Хёнджин, я слышу, как в твоей голове крутятся шестерёнки, — немного устало улыбается мужчина. — Прекрати так накручивать всё. Я никогда не предлагаю людям того, что усложнило бы мою жизнь. Поэтому запоминай: первое — в ванной не трогай пузырёк с красной жидкостью, второе — полотенца найдёшь в лиловой корзинке, третье — чистое постельное бельё лежит внизу самого высокого шкафа гостевой, там же и некоторая моя домашняя одежда, четвёртое — если проголодаешься, то в морозильнике лежит много различных полуфабрикатов, пятое — если не умеешь готовить, то лучше позови меня, у меня выходной завтра, шестое — выключай везде за собой свет. Понял?
— Ты бы знал, как мне надоела жизнь с родителями, — из ниоткуда всплывают новые откровения, но младший почему-то уверен, что это позволит Сынмину хотя бы немного доверять. — Каждый день одно и то же: утром беззвучно собираешься в колледж, после колледжа тоже тихонечко возвращаешься к себе в комнату, чтобы никто из них не услышал, что я вернулся, а вечером просто сидишь в интернете и бегаешь на кухню за едой. Я сам существую, как мышка — тихо и бесполезно. Даже комната моя — бывшая гардеробная. Она такая крошечная, что там помещается только кровать и комод. Единственная была моя отрада среди всей гнусности — Нильс. Мы с ним каждый вечер кушали крекеры и смотрели фильмы на моём телефоне, пока этот малыш сидел на моём плече. Не знаю, как мне быть дальше, если он не поправится.
— Могу предположить, какого тебе, но я с таким никогда не сталкивался, — вразумляет его Ким, чтобы не использовать всякие «я понимаю», которые не помогают ничуть. — Я не гоню тебя. Можешь жить здесь, сколько хочешь, если будешь помогать с некоторыми делами, где я не успеваю или не преуспеваю. А теперь скажи: ты хоть что-нибудь запомнил из того, что я перечислял?
— Ну... Большую часть точно, — полупустыми глазами смотрит Хван на уходящего Мина. — Иных указаний нет?
— Нет. Можешь ложиться, когда захочешь, но завтра вроде бы учебный день. У тебя остался ключ от своей квартиры?
— Да, к величайшему сожалению, — бурчит сидящий юноша.
— Аккуратно забери принадлежности и все книги. Донесёшь, или мне помочь?
— Завтра я не смогу пойти — родители по-любому позвали кого-нибудь к себе «отмечать».
— В таком случае, устрой себе один выходной. Ничего страшного не случится, — когда договаривает, Сынмин зевает. — Я пойду лягу. Могу попросить вымыть за нами посуду?
— Конечно, — незадумываясь, отвечает Джин, хоть и не любит возиться с водой. — Спокойной ночи, хорошо отдохнуть. И приглядывай за Нильсом, пожалуйста. Мы едем в ветеренарку с утра?
— Я встаю рано. Позвоню в клинику, а потом они решат по графику. У меня там знакомый работает, так что и с утра можем поехать. Долго не засиживайся, заранее спокойной ночи.
Мин уходит и теперь уже не узрит хрустальных слёз отвернувшегося омеги. Больно вспоминать о маленьком, но таком дорогом существе, которое попалось в лапы беспощадных людей и страдает сейчас, потому что Хёнджину было сложно вспомнить о нём и потратить несколько секунд, чтобы убрать клетку обратно под кровать.
Я так ценю тебя, так каюсь, — завывают рыдания, съедающие парня изнутри.
Я сделаю всё, чтобы это исправить, — настойчиво твердит голос ума громче всего остального, и это теплит в душе надежду на лучшее.
Однако жизнь крошки Нильса оборвана. Хван моет посуду, роняя оставшиеся на щеках капли, и не может видеть полные ужаса глаза Сынмина, который собирался напоить крысёнка. Шприц выпадает из потрясывающихся пальцев, и ладони вплетаются в каштановые пряди. Ким мыслит наперёд.
Во-первых, Хёнджин никогда и ни при каких обстоятельствах не узнает об этом...