Часть 2 (1/2)

— Хёнджин... У меня дома нет никаких орудий пыток. То, что я альфа, не значит, что я конченый придурок! Заходи уже или вали со своей мышью! — пытается Мин здраво хоть что-то вбить в голову этому негативно настроенному парню.

— Откуда я могу знать, больной на голову ты или нет? Мы и часа не знакомы! — на крайне громком для такого времени тоне отвечает ему Хван, но всё же заходит в просторный коридор, на всякий случай пока оставив дверь незапертой. — И это не мышь, а крыса! Его зовут Нильс!

— Да хоть бобёр Константин! — взрывается наконец Сынмин, отрываясь от своей обуви и вставая прямо. — Мне всё равно, что это за животное, пока ему нужна помощь, ясно? А теперь хватит вести себя, как сопляк, и собери свои силы, чтобы помочь тому, ради кого мы сейчас и находимся здесь. Точнее, почему ты находишься здесь, всё равно моя квартира.

Джин откровенно злится оттого, что кто-то диктует ему, что делать, но понимает, что в данной ситуации он не может не повиноваться чужим указаниям. У Кима полномочий куда больше на его-то территории, поэтому придётся заткнуться и отпустить ненадолго свою гордость.

Мин протягивает руку к Хёнджину, и тот чуть ли не отшатывается от неё на пару шагов назад, возобновляя испуганный взгляд.

— Глупый, отдай мне Нильса, — ещё раз встряхивает рукой владелец квартиры. — Пока ты разденешься, я положу его в тёплое место, чтобы он не перемёрз до ветеринарной клиники.

— Разденусь?.. — тихо и с опаской переспрашивает омега, кажется, прекращая дышать.

— Господи, дай мне сил с этим непонятливым. Отдай грызуна, снимай верхнюю одежду и топай за мной в комнату, — полурычит Сынмин, второй раз за день позволяя показаться своей внутренней натуре.

— Только аккуратнее, прошу, — последнее, что говорит Хван перед тем, как передать своё сокровище в лапы совершенно незнакомого и немного пугающего альфы.

Когда Мин удаляется в ближайшую комнату, второй остаётся посреди коридора. Пока Джин снимает сначала чуть испачкавшиеся перчатки, а потом курточку, на глаза порываются набежать горькие слёзы от всего произошедшего, но он мастерски втягивает их обратно. Потому что уже привык скрывать всё, что чувствует, если это не касается его близких. Страшно ли? Очень страшно. Этот мужчина совершенно не внушает ему доверия. Многие такие часто пытаются доказать, что они безопасны, а потом пользуются продуктивностью своего вранья. От этого пробирают мурашки. Но с другой стороны Ким совершает слишком взбалмошный и абсурдный поступок ради него, что уже не кажется просто желанием поиграться с омегой. И помимо всего плохого, что может случиться, Ким — его последняя надежда, за которую Хёнджин не мог не уцепиться. В конце концов, вдруг он правда хочет помочь?

Повесив одежду на один из крючков сбоку от большого шкафа-купе и поставив вниз обувь, он заходит в ту комнату, где находится Сынмин. Тот копался около письменного столика, но, услышав, как дверь с негромким щелчком закрылась, оборачивается и подзывает рукой к себе. Хван быстро семенит, чтобы посмотреть, чем занимался тут этот парень.

— Смотри, — указывает он на небольшую коробочку из под мятных жвачек, где, не шевелясь, лежит крошка-крысёнок. — Достаточно тепло? Под махровым полотенцем лежит мини-грелка, её надо будет заменить через пару часов. И ещё надо выяснить, как нам его кормить, пока не оказана медицинская помощь.

Джин почти говорит «спасибо», но вовремя останавливается, осознавая, что сейчас бы у него отвратительно пискляво надорвался голос. Из под прикрытых век сочится солёная жидкость, в который раз раздражая растёртые до красного глаза. Он не хочет показывать больше никаких эмоций постороннему человеку — итак за вечер уже целое мёртвое море перед этим альфой налил. Но у маленького Нильса не то, что ни одна конечность не шевелится — даже живот от вдоха поднимается через раз. Это приносит невероятную боль, пронизывающую до самых кишков.

Конечно, новая партия слёз не остаётся незамеченной. Сколько бы раз Мин не сомневался в своём решении помочь, он, почему-то, не может нормально воспринимать плачущего Хёнджина. Плачущего из-за мелкого полудохлого грызуна. Ким вообще впервые видит человека, который так переживает о бесполезном существе. Но, по каким-то причинам, Хвану оно важно — это он никоим образом не высмеивает. Забитая совесть частенько даёт о себе знать.

— Прекрати распускать нюни, — бросает Ким, садясь на постель. — Ты должен верить, что всё наладится, а не угнетать себя, настраиваясь на худшее. Лучше сядь и расскажи, как это произошло. И не вздумай ничего утаивать: я хочу знать, по каким причинам ты находишься здесь.

— Потому что ты позволил.

— Рассказывай. Сейчас.

Джин думает, что сострадания в этом мужчине нет. Хотя ладно, он готовился к худшему — даже к тому, что Сынмин всё-таки попросит какой-нибудь интимной близости. Омега вертит головой по сторонам, надеясь увидеть другое место, куда можно присесть, но не находит, к своему разочарованию. В комнате из подходящей мебели только кровать, а перспектива находиться рядом с ним буквально на расстоянии вытянутой руки не очень-то радовала. Хёнджин, делая вид, что ничего такого не происходит, отходит к другой стороне кровати — которая ближе к двери — и поворачивается, готовясь к разговору. Мнётся, но понимает, что и самому нужно выговориться.

— Мой отец это сделал, — с тяжестью в голосе, однотонно произносит он, наблюдая, внимательно ли его слушают; Мин напрягается, но не перебивает, несмотря на видные многочисленные вопросы в тёмно-карих холодных глазах. — Вчера они с папой снова ушли в запой. Перед сном я забыл спрятать клетку с Нильсом. Когда я вернулся со школы, то меня встретили злые родители. Папа сжимал руку, в которой держал его, бил костяшками по стенам и столу. Я сильно испугался, что он его задушит, и ударил под коленом. Папа уронил Нильса и схватился за ногу, но я не успел подобрать его — отец швырнул меня на пол, выкинул моего малыша из окна и сказал, что либо я ухожу сам, либо отправляюсь вслед за «грязной канализационной тварью».

Если честно, Ким не ждал, что ему поведают всю историю, но тут даже больше, чем он предполагал. Это... Вводит в ступор. С чего вообще этот упрямый и своевольный омега решил открыться? Сынмин не понимает: искуссно лжёт ли мальчишка, чтобы отвязаться от него, или повествует о том, что действительно было? Сомнения отпадают в тот момент, когда он ловит пристальную черноту чужих зрачков, которые ни на секунду не меняют направления — вязкий взгляд заплаканных мутных глаз ощущается настолько пронзительным и отчаянным, что, кажется, будто магнитом притягивает к себе парня, крича о помощи. Помощи не только крысёнку.

Мин подозрительно долго отвечает на зрительный контакт, как он думает. Дабы не смущать итак недоверчивого Хвана, что просто ждёт реакции на рассказанный случай, спешит отвести взор. Тот молчит — значит, пока не случилось ничего плохого. Ну, между ними. А то, что Ким сейчас услышал, не лезет ни в какие рамки — пусть даже самые обширные и позволительные. Это тянет как минимум на несколько статей, а если у Джина есть другие заявления на них, то закон будет только на его стороне. Но Сынмин не может так просто заявить о полиции и суде — момент максимально отстойный для вдоволь натерпевшегося Хёнджина.

Тут до сознания старшего долетает другая мысль, которая, по идее, должна была осенить его голову ещё перед тем, как он стал задумываться о состоянии Хвана.

— Стоп, на каком этаже ты живёшь?

— На третьем.

— А куда упал Нильс?

— На асфальт.

Это полная безнадёга. Грызун не способен выжить, приземлившись на такую твёрдую поверхность после падения с третьего этажа. Только чудом можно назвать то, что он до сих пор подаёт признаки жизни.

— Думаешь, он... — голос Джина затихает. — Умрёт?..

Мин обескуражен. Впервые мужчина не может сказать кому-то правду. Он пообещал, что поможет Хёнджину, пошёл на его прихоть и привёл к себе домой, выслушивая все капризы и колкие слова в свой адрес, уже придумал лежбище для этой чёртовой крысы, а сейчас должен просто взять и сказать, что у этого животного и шанса-то никакого нет на жизнь? Не теперь, когда они уже прошли достаточно большой пусть по, оказывается, бесполезному спасению бедного зверька.

— Об этом может судить только ветеринар, коим я не являюсь. Но, знаешь, было много случаев, когда животные падали с крыш высоких зданий и выживали, а потом даже жили полноценно, — полнейшая ложь противно оседает в горле Кима, но он сильнее, чем другой парень, сидящий на его кровати, поэтому слегка поврать как-нибудь переживёт.

Остался один вопрос. Что делать, когда Нильс откинется?

Хван вздыхает, показывая некое облегчение, но всё ещё выглядит достаточно напряжённым. Его тонкие длинные пальцы нервно постукивают по острому колену, пока их хозяин остервенело кусает нижнюю губу.

— Ты есть что ли хочешь? — своеобразно шутит Сынмин, пытаясь разрядить обстановку.

— Разве это так важно? — серьёзно и немного резко отвечают ему.

— Вообще-то я пошутил, — закатывает глаза Мин, складывая руки на груди. — Просто ты губу себе откусишь, если продолжишь в том же духе.

— А, ты об этом, — рассеянно произносит Джин, а потом, кашлянув пару раз, добавляет. — Но я бы правда не отказался от еды. Надеюсь, ты не против?