Глава третья. (2/2)

- У меня есть неоконченное дело к леди Димитреску, мне может пригодиться аптечка и патроны для дробовика.

- Чудесный выбор, мистер Уинтерс, правда, боюсь, что это бесполезно. Госпожа этого изумительного замка имеет некого рода иммунитет, - толстяк жеманно засмеялся на последнем слове, культурно проигнорировав слово «проклятие».

- Я знаю, Герцог, но мне нужно с ней поговорить.

- Поговорить? – торговец немного призадумался, положил ладони на колени и выжидающе уставился на американца, - знаете, Итан, то, что Вы покинули это место живым в первый раз, не означает, что леди Димитреску легко отпустит во второй. В конце концов, Вы же мужчина. – Герцог добавил последнее предложение, словно это было так очевидно и легко разумеющиеся.

- У нас с Димитреску старые счёты, но мне было бы любопытно послушать почему она так ненавидит мужской пол, но при этом легко выделяет Вам комнату для торговли.

- Вы не пробыли здесь и несколько дней, а уже обзавелись старыми счётами. Интригующе.

Герцог умостился поудобнее в тележке, демонстрируя всем своим видом, что готов выслушать историю знакомства Итана и дворянки, но мужчина отошёл в сторону, ближе к патронам, в желании приобрести товар.

- Она приложила руку к исчезновению моей дочери, я заставлю её об этом пожалеть. – Итан яростно зашипел, с силой закидывая патроны в рюкзак и кинул несколько монет толстяку в тележку.

-С лёгкой руки прекрасной обладательницы этих земель творилось немало тёмных дел. Она делала ужасные вещи, вещи, которые заставили некогда мирную деревню захлебнуться в крови. Но… - торговец отдалился от мужчины, держа интригу.

- Но что?

-… она мать, мистер Уинтерс, и всегда ею была. Разве родитель не готов пожертвовать жизнями миллионов и своею собственной, если от этого будет зависеть жизнь его ребёнка?

- Я уничтожу любого, кто хоть пальцем прикоснётся к моей дочери. – Итан сердито посмотрел на торговца, совсем не понимая сравнения. Это логично, если ради благополучия ребёнка нужно пустить кровь, даже если свою.

- И Вы считаете злодейкой леди Димитреску?

Герцог вопросительно поднял бровь, но его елейная ухмылка говорила о том, что ответа на этот вопрос не требуется. Итан замер, немигающим взглядом уставившись на собеседника. Сцена приближающей смерти девушки пронеслась у него в голове и в районе сердца неприятно кольнуло от осознания того, что она может быть мертва. Был ли Итан злодеем, убившим ребёнка?

- Всего доброго, мистер Уинтерс, надеюсь, войдя в стены этого замка во второй раз, Вам удастся найти ответы.

С позволения торговца, мужчина во второй раз перешагнул порог замка, лелея надежду, что аристократка не сильно разозлилась на него и сможет дать вразумительные ответы на давно мучающие и терзающие разум вопросы Итана. Конечно, она ненавидела его и Уинтерс не сомневался, что как только она увидит его тут же вспорет живот, позволив своим паршивкам набить его внутренностями брюхо. И за это американец ненавидел её куда сильнее. Но чёртова ведьма была причастна к похищению дочери, она тесно общалась с главой деревни, и не было и капли сомнений, что Роза у неё. Нужно уничтожить графиню, иначе древнее зло, сосредоточенное в этой женщине, извратит его душу.

У Итана ушла земля из-под ног, когда кто-то со спины ударил его по голове, выбив воздух из лёгких. Брюнетка приближается к нему, останавливаясь у самых губ и выпивает последнее дыхание; её белоснежное платье запятнано следам его крови, а на коже осел медный запах, смешанный с запахом послеобеденной грозы в начале мая. Неужели он бредит?

Глаза затуманены, тело парит, казалось, в невесомости, а затем тяжело приземляется на мягкий матрас. Пошевелиться не удаётся – тело сковали металлическими цепями, а сквозь опущенные ресницы американцу удаётся разглядеть шприц, заполненный багровой, вязкой кровью и шевелящимся существом внутри него. Больно, невыносимо больно, что хочется вопить, разрывая до крови саднящее горло, чтобы вместе с хрипотой ушёл жгучий голод, пока место, куда вошёл шприц покрывается гноем и чернеет. Затем всё меркнет и Уинтерс видит только удаляющуюся высокую фигуру, покачивающую широкими бёдрами. Это зрелище завораживает. Она красивее, чем можно вообразить. Она совершеннее, чем любой другой живший во Вселенной до и будет жить после, совершеннее чем мог сотворить Бог или её Создатель – Дьявол.

- Госпожа Димитреску, Вы решили сами почтить меня своим визитом?

- Только не говорите, Герцог, что Вы не предвидели моё появление, - Альсина фыркнула, величественно сев на соседний стул рядом с торговцем.

- Какое-то дело, не требующее отлагательств?

- Само собой, разумеется. Вы единственный человек, не прикованный к пытливому взору матушки Миранды. Сидите в… - женщина с отвращением огляделась вокруг себя, а затем продолжила - … этой лачуге и плетёте свою паутину.

- Цена была слишком высока, чтобы уйти в вольное плавание.

- Заметьте, не Вы её оплатили.</p>

В первую ночь она приходит и молчит. Только зловеще смотрит, расположившись в углу комнаты и медленно, наслаждаясь вкусом и ароматом, потягивает вино. От её хищного взгляда ни спрятаться, ни закрыть со всей силы глаза, чтоб аж искры заплясали. И Итан кричит, когда чувствует, как ломаются внутри кости, как колотящееся, бьющееся о рёбра сердце выпрыгивает из груди. Лучше бы она его съела, пустила на вино, но только не приходила и не смотрела на него так, словно в ней заключён весь мир. А Итан верил, сломленный, его голос срывается на крик в попытке узнать почему она приходит, но та только прожигает его взглядом и липкий страх просовывает свои когтистые лапы к телу блондина; ломает, терзает его раненое сознание и от бессилия закрываются глаза, но перед тем как отключиться, Итан ещё раз встречается со сверкающим золотом женских глаз.

- Итак, цель Вашего визита? – торговец пододвинулся ближе, беря в потные ладони выдержанное в дубовых бочках несколько лет, прохладное вино.

- Итан Уинтерс. Кто он? – красная помада испачкала стекло.

- Лорд Гейзенберг также им интересовался. Полагаю, Вы находите его особенным?

- Скорее всего, раз Миранда так яростно вцепилась в его дитя. Он выпал с окна моего замка, тысячи метров разделяют мой дом и эту проклятую землю. Но этот иностранец выжил, как это возможно? – женщина поставила бокал на стол, взяв рядом лежавший мундштук и пачку сигарет. Дым устремился вверх.

- Вы так и не поняли, что он уже мёртв? </p>

Во вторую ночь она приходит и садится рядом. Кладёт что-то на постель и выжидающе смотрит. Итан улавливает слабый запах цветов, смешанный с её парфюмом, который оседает на его голые ключицы и струится по всему телу. Древесный аромат попадает в ноздри, переливаясь аккордами отцветших пионов, разливаясь источаемой безысходностью пачули и проникает в самое сердце. Итан вдыхает все оттенки брюнетки и всего лишь на долю секунды его охватывает голод. Чёрные розы так и остались лежать нетронутыми и Уинтерс испытывает брезгливость и отвращения, глядя на них. У Альсины красные губы и Итан не понимает отчего: то ли её яркая помада, то ли кровь одной из жертв. В комнате витает металлический запах, смешанный со свежестью раннего морозного утра, приправленный сочностью ванили и золотистого мёда и со всех нот ароматов тошноту вызывает только ваниль, принадлежащая Мие. Его покойной жене не место в этом чистилище, думать о ней в проклятом месте, находясь рядом с этой ведьмой, словно осквернить её память.

- Скажите, дорогой Герцог, та цена, которую Вы якобы оплатили, стоила свободы? И свобода ли это? Не быть в поле зрения древнего божества, но и не иметь возможность покинуть это болото.

- Нет.

- Что она Вам сказала сделать?

Герцог виновато опустил голову и в комнате повисла мёртвая тишина, разрываемая тяжёлым дыханием брюнетки.

- В глубине души, Вы и так прекрасно знаете, моя дорогая, ведь всё ещё ненавидите меня. Этой душе гнить до скончания времён, она не отмоется, не очиститься.

- Моя душа или Ваша?

- У Вас нет души, моя милая. – Герцог впервые поднял глаза и посмотрел на женщину, когда та потянулась к своему бокалу.

- Воистину, мой друг. И ныне, и присно, Вам не снять со своей души оков.

Леди Димитреску поднесла напиток к губам и залпом осушила содержимое бокала. Затем поднялась со своего кресла и грациозной походкой, присущей только ей, покинула тесную комнатку торговца.</p>

На третью ночь она будит его жадным поцелуем, проталкивая в глотку язык и победно улыбается, не чувствуя сопротивления. Её сладкий привкус остался на губах Итана, и он облизывается, словно голодный зверь. Жажда крови рождает самые неестественные желания, порочные и мерзкие, что мужчина заходится в диком крике, когда тёплая мягкость тела женщины ускользает от него.

На четвёртую ночь она не пришла и Итан взвыл.

- Приди, я прошу тебя, только приди.

Мужчина умоляет, шепчет губами, которые всё ещё саднят после выжженных поцелуев. Голод всё больше просыпается, сковывает всё тело, ломает его и выкручивает, но немигающий взгляд Итана проследил за серебристой полоской света, разрывающей кромешную тьму. Она зашла тихо, села на край кровати и продолжала смотреть, пока у Итана горело желание разорвать её на части, вывернуть на изнанку, вдеть в её глотку язык. Он бы вспорол её и набил бы её органами брюхо, а затем расцеловал бы каждый дюйм тела в доказательство того, как она красива. Смертельная красота, губительная красота. Он бы разрушил миры, сотни других миров для того, чтобы на обломках построить новый, принадлежащий только ей.

Он впитает её кровь, зальет ею лицо и тело; навсегда заклеймит на себе преданность ей и больше никому не позволит к ней прикасаться. Он меняется чересчур быстро, но это практически не трогает его разум. Его рост увеличился, тело покрылось шерстью, но это ничего не значит, если прямо сейчас он не обожжёт горячим дыханием губы Альсины; не прикоснётся к её горячему телу, иначе зачем всё это?

С оглушительным криком, Итан откидывается обратно на кровать. Боль пронзает тело, когда он чувствует, как ломаются его кости и вырастают новые. Воздух спёрт и слишком тяжёлый. Кроме рваного дыхания мужчины в комнате стоит мёртвая тишина, а женщина, сидящая рядом, только смотрит и молчит, внимательно изучая результат своего творения.

Он бы сломал ей хребет, как лучник ломает стрелу, а затем лёг бы рядом, зарываясь в тепло её тела. И Итан чувствует себя осквернённым одним лишь её присутствием.

Её мертвенно-бледная кожа кажется фарфоровой, прикоснись и она тут же разобьётся, рассыплется на сотни осколков, а затем поранит. И весь мир меркнет перед её красотой, красотой неземной и нечеловечной. Альсина не была молодой и не была старой, вечность вплела свои нити в чёрную смоль волос, заставила погаснуть звёзды и пройтись по их пеплу, когда одарила леди безбожной красотой, что не постичь человеческому взору; и Итан, корчась от разливающегося по всему телу жару, словно жидкий огонь пустили в его кровоток и заставили дышать, - закрывает глаза.

Уинтерс чувствует свободу и дикую усталость, от него прежнего ничего не осталось, но это совершенно не задевает его сердце. Посеребрённый пол скрипит, и мужчина замечает тёмную фигуру, сидящую в кресле напротив. К его удивлению, он больше не связан, его движения свободны и дыхание выравнивается, словно камни, давящие на грудь, испарились. В комнате витают ароматы мяты и каких-то полевых цветов, которые однажды в их дом принесла Миа. И его неистово бьёт озарение: смерть Мии не трогает его душу; не зарывается колючим холодом под кожу, не расплавляется ртутью по венам; Уинтерсу внезапно стало безразлично всё, кроме внимательного взгляда янтарных глаз.

Страх заползает в самые тёмные уголки сознания мужчины, поселяется там и Итана до бесконечности настораживает тот факт, что ненависти к Альсине он больше не испытывает, словно её вырезали из его ДНК. Он потерял счёт во времени, эта сладострастная пытка длится слишком долго и нет обратного пути. И то, что казалось доселе неверным, порочным обретает совершенно иной смысл, поднимается в небо, услащенное золотой россыпью, и прорастает цветами под кожей.

Димитреску, к радости блондина, поднимается и лёгкой походкой подходит ближе. Она что-то прячет за спиной и тревожно, сладко улыбается, и эта улыбка раскурочивает Итану сердце. Острие кинжала блестит в лунном свете, но мужчина не боится её, не отодвигается дальше, а только выжидает, когда же она к нему прикоснётся. Чтобы это прикосновение расплескалось на миллиард рек, вышедших из берегов, чтобы Вселенная уронила звёзды и те, мерцая и догорая, упали наземь, рассыпаясь мириадами серебра; и на стыке миров время остановится, опаляясь вечностью, задребезжит земля от сочившихся из ниоткуда вулканов так, что всполохнёт пламя, когда изящная женская рука прочертит остротой ногтей подбородок мужчины.

- Кровь имеет память, мистер Уинтерс, - Альсина говорит осторожно, проводит большим пальцем по лезвию ножа и не мигая смотрит на Итана. – Я пью кровь, чтобы чувствовать то, что чувствовала жертва. Упиваюсь её, словно это самый драгоценный нектар.

Американец молчит, жадно хватает каждое её слово. Он с трепетом пододвигается ближе, когда брюнетка, снедаемая внезапным откровением, садится рядом. Итан протягивает свою руку, думая, что она пришла за его кровью, но леди Димитреску отрицательно качает головой.

- Моя кровь течёт в Ваших венах, стремится и растекается ядом в лёгкие. Отныне и навечно Вы принадлежите мне.

Брюнетка пододвигается ближе к краю кровати, а Итан, ослеплённый её порочной красотой, той об которую вода разбивается о скалы, превращаясь в солёную пену; той о которой птицы воют, заколоченные в клетки; той от взгляда на которую мерещится зелёный лес, пахнущий мокрой землёй и верхушкой деревьев, усеянными россыпью росы, словно драгоценным жемчугом. Альсина выжидающе смотрит, но не смеет прикасаться, как будто мужчина, сгорая от нехватки тепла, сам накинется на неё, но этого не происходит.

- Чего же Вы желаете, мистер Уинтерс?

- Тебя.