Часть 2 (2/2)
Соседка, будто почувствовав тучу гнева, скопившуюся вокруг парня, ни с того ни с сего начинает ерзать. Сглатывает, перебирает пальцами по железяке, в которую вцепилась. Двигает ногами, свесившимися вниз. Король поначалу не смотрит на нее, утонувший в мысленной росписи стен кровью, пока ее движения не становятся слишком навчзчивыми. Волосы у нее уже давно рассыпались из пучка и челка стелется ей на глаза. Вряд ли она что-нибудь сейчас видит. Но не убирает их. И чего это с ней? Обычно сидит спокойно.
Даже это выводит. Король закатывает глаза, удерживаясь от того, чтобы зарычать, раздраженно дергает губой и разворачивается, уходя с крыши. Русоволосая не оборачивается ему вслед, только чувствует ветерок, поднявшийся из-за резких движений. Глаза тупо смотрят перед собой. Накатившее чувство беспокойства уходит так же стремительно, как и обладатель темных кед. И что это…сейчас было?
«Плевать, она, не она» — думает Отчаяние, спускаясь со ступенек на крышу. — «Это слишком нагло, так пытаться все облагородить. Должны были знать, куда приехали» — с неоткуда взявшейся злостью он оставляет росчерк почти на всю стену черным маркером, оказавшемся под ногами. Не очень вызывающе, но для того, кто тут столько старался, будет обидно.
«Смиритесь»
Ядовито улыбаясь своему «творению», спускается по лестнице вниз. И больше на крышу не приходит.
Проходит день или два. Мия вдруг неожиданно болеет, поначалу пытаясь ходить на работу и обслуживать всех, как надо, но под напором двух молчаливо-мрачных Николь и Джека все же сдается, взяв больничный на неделю. Затем неделя растягивается на недели две — Мия редко болеет, а потому особенно сильно — и все это время Николь, отвыкшая от работы в одиночку, пытается работать практически за всех, впервые чувствуя, что без помощи не справляется. Плюсом появляется еще одна досадная проблема. Граффити.
Нет, граффити назвать это сложно. Но кто-то принялся систематически раз в несколько дней разрисовывать ей стены, именно на ее этаже. Такое бывало раньше, но теперь ощущается так, будто кто-то специально пытается ей насолить. Кто будет заниматься таким бестолковым ребячеством? Николь кидает безрадостный взгляд на испорченную стену, но раз за разом берется за щетку. Силы, отнятые работой и уборкой, кончаются и остается только на то, чтобы поесть и упасть в кровать. С какой-то стороны она даже благодарна…но есть ли у нее время вообще думать, что она чувствует?
Холодает и крыша привлекает все меньше. Нико больше не появляется там, забыв о синей двери в росписях. Совсем не зная, что за ней ее уже давно ждут.
Дзецу ищет ссоры. Намеренно делает все настолько гадко, чтобы почувствовать на себе чужую ярость. Выкидывает любимую кофту Уильяма и проливает кофе на платье Мэри, на секунду в больнице взяв над мальчишкой контроль; «совершенно случайно» швыряет стул в огромный наблюдательный экран Короля Разврата; разбивает и выдирает все клавиши на фортепьяно Алигуры. И что самое странное…
На него никто не злится. Уильям, оказывается, не привязан к своим любимым вещам, Мэри давно хотела выкинуть то платье. Дараку вслед за стулом блондина в экран швыряет следующий, добавляя, что так ему и надо, а Королева Мономании смеется, хваля игру Короля Отчаяния.
Вампир впервые за долгое время чувствует, что вообще не понимает, что делает и куда попал. Что он творит? Зачем? И самое главное: почему они игнорируют его выходки? Почему стул полетел следом в экран, а не в него, почему клавиши рассыпались по кафелю, а не торчали у него из глотки, почему у Макбетов и мысли не проскочило хотя бы нахмуриться, бросить злобный взгляд?
Жалко выглядят не люди. Жалко выглядишь ты.
Он не знает, что Николь так устает на работе, что на небо поглядеть больше не заходит, и очередное его ожидание оказывается неоправданно. Дзецубо стоит, глядя в чужие окна и ждет, пока дверь уже привычно откроется. Но не открывается. И скандала не ждать. Апатия накрывает его с головой. Блондинистые волосы свешиваются далеко за край ограждения, он переваливается вниз аж половиной туловища, ощущая, как опасно скользят старые кеды и глубоко в душе поднимается волна паники: это Блэк завозился, боясь, что Король Отчаяния сейчас упадет. Отстраненный шум в голове слишком громкий, чтобы слышать его крики.
Он стоит так, пока голова не начинает кружиться, а в глазах не плывут звездочки. И только когда небо начинает темнеть, давая зеленый свет всякому сброду на выход к улицам, Дзецубо все-таки захлопывает за собой расписанную дверь. Николь во сне вздрагивает от шума, но больше не двигается.
Мия наконец-то выходит с больничного. Николь облегченно выдыхает, видя, что блондинка в полном порядке (об этом же свидетельствуют ее ожидаемо возобновившиеся крики о том, что девушка должна больше питаться, спать, отдыхать…). Появляется даже что-то похожее на хорошее настроение, так что после работы русоволосая все же опять заходит на крышу, не чувствуя изнеможения и желания только отключиться. А стены…а стены почему-то вдруг уже давно остаются чистыми.
«Просто ничтожно. Мне нужно заниматься куда более важными делами» — думает Дзецубо, сверля ступени глазами с едва теплящимся ярко-красным огоньком. Убирать тут никто так и не планировал, алюминиевая банка летит в пролет между лестницами. Девчонка из больницы продолжает бесполезно отнимать половину его времени на прогулки и посиделки со своим братом, Второй Коллапс пока вырисовывается смутно проглядывающей мечтой. У него нет средств, он до сих пор не может отойти от шока, что кто-то в этом мире уже один раз остановил их. Он даже не может придумать план. Какого черта?
Кулаки сжимаются так, что ногти почти до крови впиваются в ладони. Не больно.
«Это в последний раз»
И только бледная рука тянутся к двери на крышу, как сразу отдергивается, встречаясь с холодом. Но не холодом железной ручки. С человеческим.
Идя на крышу, у Николь на задворках сознания где-то плавает тот факт, что с ней, крышей, что-то не так. Она не может вспомнить, что. Она без интереса вертит ключами, слушая их лязг и пытаясь понять.
Ах, точно. Наблюдатель.
Лениво появляется в памяти момент, где она сидит, а странный человек стоит рядом. Интересно, появлялся ли он там так же все то время, что ее не было?
На улице уже давно поздно. Обычно Нико приходила раньше. Ей все так же интересно, как он выглядит? Может быть, в этот раз удастся увидеть его хотя бы со спины. А если нет…что ж. Любопытность не была ее лидирующим качеством. Переживет.
И как обычно, по закону подлости, именно в тот момент, когда в мыслях девушка решила, что ей уже глубоко все равно, она вдруг…наткнулась на чью-то руку, тянущуюся к двери, как и ее. Сильно задумавшись, русоволосая не смотрела никуда, кроме пола, потому встретить кого-то стало неожиданностью. Пальцы испуганно сжались и рука метнулась назад. Николь подняла голову.
Так резко вырываться из своих мыслей было неприятно. Вампир смотрит вверх и серый и фиолетовый взгляд встречаются. Впрочем, девушка ненадолго отвлекается, скося глаза вниз. Внутри рыбками начинает плескаться захватывающее волнение.
Черные кеды. Темные джинсы.
«Вот и встретились»</p>
Отчего-то взор у сероглазой вдруг смягчается. Девушка, опустив голову, тихо улыбается, открывая дверь и проходя вперед. За ней идет блондин.
Они идут на прежние места, за исключением того, что Николь теперь не садится. Двое стоят на расстоянии вытянутой руки, все так же не говоря ни слова. Сероглазая себе поражается. Удивительно, как встречая человека, с которым они просто стояли всегда рядом, можно явно почувствовать, будто встречаешь старого друга. Или одиночество ее совсем доводит? Улыбка расплывается еще шире — нечастый гость на ее лице.
Внутренне она дрожит. Не от волнения уже, скорее всего, а от холода. Сегодня довольно ветрено и неуютно. Небо пасмурное, ни намека на хоть какую-то красоту. Но они стоят.
По крыше, разносимый ветром, прокатывается вздох.
— Граффити. Зачем ты их стерла?
Юный мальчишеский голос раздается до того внезапно, что обыденная маска безразличия спасает с лица девушки и та с огромными глазами косится в его сторону, сначала не понимая, что происходит. Он сказал это ей? Или послышалось?
Она ещё пару раз то отводит от него взгляд, то возвращается снова, попеременно открывая рот. Но спустя несколько секунд все же овладевает собой, отвечая.
— Потому что это некрасиво, разве нет?
Дзецубо ошарашен ее голосом, так же, как и она его. Для обоих они кажутся слишком детскими, тонкими, слабыми. Но если Николь думает, что его голос все-таки можно назвать красивым, то Король Отчаяния считает, что девушке уж совсем не повезло — помимо несерьезной внешности и комплекции еще и голос, как у двенадцатилетней.
Парень поворачивает к ней голову и она тут же оборачивается в ответ, торопливо исследуя глазами все его лицо. Нет ни семи ртов, ни рогов или железной пластины во лбу — на нее глядел обычный юноша, может, слегка бледный и худоватый, но обычный. Она представляла его совсем не таким, если можно сказать, что представляла вообще. Возможно, они ровесники. Светлые волосы зачесаны назад, чуть спадают на лицо. Черная толстовка поверх клетчатой рубашки (а ему не холодно?), уже знакомые джинсы и обувь. Глаза темно-голубые, ресницы такого же цвета, как и волосы. Николь чуть хмурится. Его внешность можно назвать миловидной, даже невинной, но…почему когда-то ее так сковывало что-то предостерегающее рядом с ним? Она чуть больше внимания обращает на глаза.
Под ними…такие жуткие синяки. Взор уставший и вдруг где-то внутри будто мелькает вспышка, заставляя ее снова вспомнить то ощущение опасности.
Королю не нравится, когда его рассматривают. Тем более, так усердно. Он медлит с ответом, оглядев ее тоже. В ее внешности ничего, что он мог бы назвать для себя привлекательным. Вампир вообще относился к внешности людей с скептицизмом, смеясь с того, какое большое значение ей отводится в этом мире. Здесь ее скорее бы всего посчитали заурядностью — тускло-серые глаза, светлая кожа, русые волосы, впрочем, кажущиеся не слишком хорошего качества. Скорее всего, это не натуральный ее цвет. И лицо простое, можно отметить в очередной раз только, что в ней отголоски какой-то незрелости. Будто она все еще должна была оставаться ребенком, но ее насильно вытащили во взрослый мир, заставляя вести себя старше. Скорее всего, они с Уильямом ровесники.
«Радуйся, нашел тебе подружку» — с мрачным ехидством думает он, особо не заботясь, слышит ли его мальчишка или нет.
Но возвращается к раздраженности. Николь не перестает делать какие-то мысленные заметки о том, как парень выглядит, так что тот сощуривает глаза, отворачиваясь к бесцветному, будто мертвому городу.
— Только все испортила, — фыркает он.
Блондин все еще слабо пытается задеть ее чувства, ожидая возмущений, но сероглазая лишь несильно пожимает плечами, отворачиваясь тоже. У нее в голове мелькает мысль спросить, он ли терроризировал ее на протяжении тех недель, но отбрасывает идею. Смысла спрашивать уже нет, ведь появлявшегося в те моменты негодования, как и надписей на стене, уже нет.