Часть 9 (1/2)
Просыпаться с острым желанием сдохнуть становится привычкой, однако, сегодня всё несколько лучше. Похмелье почти не ощущается, вероятно, комбо из прочищенного желудка и какой-то дряни, которой опоил его Юнги, сделало своё дело. Чонгук разминает мышцы на неудобном матрасе, через который вполне неплохо прощупывается твёрдый пол, морщится, уверенный, что в нескольких местах останутся синяки. Очень хочется пить и смыть с себя грязь и вонь, но неплохо было бы для начала добраться до дома. Он прикидывает, оставил ли всё же деньги на такси, или придётся обойтись общественным транспортом, распугивая пассажиров своим видом. Влезать в свою одежду совершенно не хочется, но размер Юнги явно будет ему маловат, поэтому он с отвращением натягивает на себя пропахшие алкоголем, сигаретами и рвотой шмотки и уже было переступает порог комнаты в коридор, когда слышит охрипший сиплый голос, явно приглушённый подушкой.
- Сбегаешь?
Младший оборачивается, разглядывая кокон из одеяла, из которого торчит пара чёрных прядей и красный нос. Старший пыхтит пару секунд, а затем шарит бледной рукой по пустой половине кровати в поисках телефона. Он мельком смотрит на экран и притворно стонет, полностью исчезая под тяжёлым одеялом.
- Кто вообще просыпается в такую рань?
Чонгук машинально хлопает по карманам, чтобы тоже проверить время на его потрёпанном телефоне, и облегчённо вздыхает – сегодня суббота, он ничего не пропустил. Он никак не комментирует, что время вообще-то уже перевалило за полдень, мечтая скорее оказаться в собственной ванной, поэтому снова кидает взгляд в сторону Юнги, которого по-прежнему не видно, однако откуда-то сбоку из кокона выглядывает пушистый хвост, и всё же выходит в коридор, чтобы обуться.
- Тебя подвести?
Он подпрыгивает от неожиданности, когда голос Юнги раздаётся прямо над его головой. Со следом от подушки на щеке, спутанными волосами и Кошкой на руках, он выглядит очаровательно.
- Не стоит, - первые слова за день вызывают боль в горле, Чонгук прокашливается и стыдится смотреть старшему в глаза. – Я вызову такси, - он уже отпирает дверь, когда его удерживают за руку, аккуратно, но крепко ухватив за запястье.
- Знаю, что тебе сложно сейчас, - старший говорит тихо, не просит обернуться, чтобы встретиться взглядом - понимает, что это почти невозможно. – Но пожалуйста, не пей сегодня. Давай встретимся вечером и нормально поговорим? Я обещаю, что не буду давить, - он замолкает, ожидая ответ, отпускает его, делая шаг назад, предоставляя выбор.
Чонгук знает, что ему нужен этот разговор, но это всё ещё трудно. Он шумно выдыхает и всё же отворяет дверь, переступая порог чужой квартиры, так и не выдавив из себя ни слова.
Уже позже, отмокнув в ванной и разобравшись со стиркой, он долго разговаривает с родителями и просит у них прощения. Он не уверен, что сможет по щелчку пальцев подтянуть учёбу и отказаться от тусовок, потому что его чувства, тривиально названные Юнги «влюблённостью», всё ещё терзают его изнутри. Однако, получив в какао новое место и время от своих приятелей, он привычно ныряет в чёрный спортивный костюм и выходит на улицу, набирая сообщение совсем в другой чат.
JK</p>
можно я приеду к тебе? </p>
не хочу, чтобы нас услышали</p>
Юнги-хён
закажу пиццу
JK</p>
спасибо</p>
Он вдыхает холодный воздух и спешит на остановку, прячась от ветра в капюшоне огромной куртки. Мысли снова атакуют голову, нога отбивает неровный ритм по грязному полу автобуса, в наушниках старый альбом «The 1975», а в душе слабая надежда на счастливый финал. Вчера они с Юнги почти не говорили, но теперь у Чонгука есть человек, который, похоже, понимает его. По запотевшему окну скатываются редкие капли дождя, а в диалоге прибавляются ещё два слова, которые почему-то тяжело сказать в глаза.
JK</p>
за всё</p>
***</p>
Юнги выглядит совершенно так же, как и утром: след от подушки на месте, Кошка на руках тоже. В квартире темно, шторы не пропускают свет, хотя на улице уже темнеет. На полу в комнате всё ещё валяются матрас и куча из одеяла, пахнет крепким кофе и зубной пастой. Видимо, за этот день Чонгук разбудил его уже дважды.
Чонгук снова прячет взгляд, поджимает губы и проходит за старшим на кухню, принимая горячий кофе в огромной розовой чашке из его рук. Осматривается, чтобы немного отвлечься, зависает на фотках на холодильнике, узнавая на них почти каждого из компании. Где-то отличается их цвет волос, пейзажи, но люди неизменно всё те же. Юнги сдерживает слово, не нападает, даёт спокойно перекусить, отвлекая общими темами.
- Почему перестал заходить к нам? – выкрикивает из ванной, когда загружает стирку, разобрав беспорядок на полу, шаркает мягкими тапочками обратно на кухню – сегодня они решили остаться там. В маленькой квартирке становится невероятно уютно с тусклым освещением, запахами еды и кофе и мурчащей кошкой, по пятам следующей за хозяином, пока за окнами барабанит дождь.
Найти ответ на такой простой вопрос оказывается не так легко. Чонгук не знает, почему. Точнее все причины сложно облачить в слова. Ему тоскливо и одиноко. Ему больно. Ему страшно.
- По той же причине, почему игнорируешь наши сообщения? – садится напротив, заглядывает в глаза. Становится понятно - время на адаптацию истекло.
- Нет. – И это правда. Чонгук не хочет казаться жалким, он ненавидит то, что даже сейчас всем приходится носиться с ним. – Просто лето кончилось. – Эта фраза, будто услышанная со стороны, отчего-то скручивает желудок. Несколько месяцев назад он предвкушал это лето, давал себе обещание, что оно станет особенным. Вселенная поняла его просьбу буквально. – У большинства началась учёба и работа. Джин уехал.
- Постой, - Юнги вглядывается в его лицо, серьёзный и, кажется, немного злой. – Ты считаешь себя обузой для нас? Думаешь, нам плевать, если Джин уехал?
Именно так он и думал, поэтому отводит взгляд. Он не винит их в этом – компания сложилась несколько лет назад, и если интерес брата к его персоне оправдан, и Чонгук успел поверить и свыкнуться с этим, то внимание остальных всё ещё сложно принять за искреннее. Его молчание Юнги принимает за ответ.
- Послушай, я уже говорил тебе это и не знаю, какие ещё слова помогут тебе поверить. Ты - брат нашего брата, и поначалу этого было достаточно, чтобы мы тебя приняли. Не хочу говорить за других, но, узнав тебя, пусть даже не так хорошо, как хотелось бы, я уже не думаю о тебе исключительно как о придатке Джина. Если я пишу, значит я сам этого захотел. Не буду врать – Джин просил приглядывать за тобой, но это не единственная причина. И, надеюсь, в скором времени мы сможем закрыть эту тему раз и навсегда, - он всё ещё смотрит в упор, хмурится. Чонгуку неловко, что тому снова пришлось говорить всё это.
- Хорошо, я понял.
- Молодец, - Юнги кивает и тут же меняется в лице: морщинка на лбу разглаживается, взгляд смягчается. – А теперь расскажи, какого чёрта ты бухаешь? Кто вообще продаёт вам, малолеткам, алкоголь? И кто конкретно налил тебе в моём клубе?
- Не ругай вашу новую барменшу, она видела меня с Джином, поэтому не задавала вопросов, так же, как и охрана на входе. Ты сам наливал мне в «своём клубе», - он делает кавычки в воздухе и чуть расслабляется. Старший его больше не пугает – раз тот сам возвёл его в ранг друзей, то и общаться они должны на равных.
Юнги долго рассматривает его: скользит по лицу, останавливаясь на пирсинге в брови и губе, рассматривает кусочек тату, чуть выглядывающий из ворота толстовки и оплетающий ключицы, опускается в закатанным рукавам, чтобы остановиться на рисунках там. Это не ускользает от внимания Чонгука, он приподнимает пробитую бровь и откидывается на стуле. Серьги в ушах немного позвякивают, волосы падают на лоб и скулы, немного вьются у концов, почти достают до плеч.
- Не нравится? – усмехается, пряча тоску во взгляде, сталкиваясь с чужим.
- Вчера не нравилось, - тот не поддерживает его веселье, тяжело вздыхает, облокачиваясь на локти на столе.
- Что изменилось сегодня?
- Ты трезв. Неважно, сколько чернил и металла покрывает твою кожу. Что раньше, что сейчас ты – всё ещё ты. Думаю, что знаю, чего ты добивался, почему пьёшь как проклятый, но ты не сможешь утопить все беды в алкоголе. Ты всё делаешь неправильно.
Ухмылка пропадает с губ, подбородок подрагивает, сердце снова заходится в сумасшедшем ритме. Чонгук шумно шмыгает носом и глубоко вздыхает.
- Будешь учить меня, как жить? – взгляд не отводит, строит из себя сильного, будто Юнги не видит его насквозь.
- Буду, раз сам ты не умеешь.
Теперь уже злится Чонгук. Становится сложно удержать себя на месте, не сбежать, хлопнув дверью, не накричать на..друга? Он прикрывает глаза и старается ровно дышать. Логично, что Юнги не знает, через что он уже успел пройти. Не знает, как он оказался там, где есть сейчас. Но он пытается достучаться. До дна.
«я не смогу помочь, если не знаю, в чём проблема»
Он собирается с силами, распахивает глаза, долго думает, с чего начать. Рассказывает про съедающие заживо мысли, недели заточения и изматывающие тренировки, про неудавшиеся отношения с девушкой и поиски боли в кресле тату-студии. Про забвение в алкоголе, потому что работает, в отличие от всего, что было до. Старший слушает внимательно, не перебивает. Спокойствие на его лице сменяется чем-то другим: брови заламываются, глаза лихорадочно бегают по чужому лицу к концу долгого монолога о прожитых месяцах.