Глава 5. Глубокая заводь (1 серия АДъ) (1/2)
Сентябрь, 1888 год*** Извозчик, сидевший так прямо, будто аршин проглотил, впился взглядом в круп лошади и не сошел с козел, сколько бы носильщик на него ни бранился… Пришлось им со Штольманом вдвоем крепить на запятках сундуки. ?Он всегда такой??, - покрякивая от тяжести, спросил Яков Платонович. ?Кондратий-то горемыка? Всегдааа… говорит, что из графьёв он, неправедно изгнанных со своих земель, а армячишко-то один на весь год?, - досадливо плюнув, отвечал носильщик.- В ближайшую гостиницу поезжайте, - распорядился Штольман в спину изгнаннику.Возница с замороженным высоким достоинством молча тронул лошаденку и они поехали по узенькой улице, уставленной покосившимися домишками. Хибарки перемежались высокими поленницами дров, да чахлыми деревьями, а во дворах вовсю кипела жизнь.
Окраина Затонска деловито суетилась, как встреченный ими поросенок - в луже, и Штольман не без любопытства оглядывался по сторонам. Ранний мастеровой люд был занят по хозяйству: стучали топоры, хозяйки топили печи, повсюду пахло жирным дымом и деревней. Под скрипы колодезного колеса надрывались лаем собаки, задорные ?кука-ррри-куууу…? разносились по округе.
Свернув с окраины на просторную разъезженную улицу, Яков покатил вдоль широких хозяйств с каменными домами, мимо мануфактур и лавок под торговыми вывесками. Встречались подзапущенные особняки с беленькими мезонинами и нарядными флюгерами, опутанные нестриженной растительностью. Повеяло каким-то устоявшимся уютом.Встречные простолюдины кланялись, завидев незнакомого господина не из местных, прохожие вглядывались в него с пристальным любопытством. Штольман прикрыл глаза и поймал непривычное ощущение ленивого беззаботного покоя, разлитого в воздухе. Совсем непохоже на столицу, где слишком много суеты, слишком много шума, где никто никого не замечает… а здесь не так…Возок внезапно остановился у грязного здания с полотняными маркизами на окнах, откуда, впрочем, немедленно вышел швейцар. Яков спрыгнул с подножки и велел доставить вещи в полицейское управление. Извозчик, так и не проронив ни слова, тронул лошадь и уехал. Штольман проводил его взглядом, прикидывая, доведется ли еще когда-нибудь увидеть свой скарб?…Однако было не до чужих глупостей. Ему страшно хотелось окунуться в работу, и смыть впечатления последних дней привычной, знакомой деятельностью. Пребывание на своем месте взбодрит его - он знал это! Только вот найдется ли вдоволь работы в таком захолустье?…Гостиница, а вернее постоялый двор, куда его доставили, был видавшим виды проходным двором с трактиром в первом этаже. Комнатка, куда препроводил Якова коридорный: маленькая, замызганная, в пятнах по дивану и пыльному ковру, заставила его поморщиться, да и постель не впечатляла свежестью…- А получше что-то есть? – прямо спросил Штольман у веснушчатого, с белесыми ресницами коридорного.
- Все комнаты заняты-с, Ваше высокоблагородие, - ответил веснушчатый и развел руками.
- Надеюсь, клопов здесь нет? – раздраженно буркнул Штольман, оглядывая стены.- Как можно, Ваше высокоблагородие! У нас старинное приличное заведение, купцы останавливаются, служивые, - никто не жаловался! А уж коли Вам не по нраву, покорнейше просим-с занять номера в гостинице Тригорьева, что в центре.Менять гостиницу было некогда. Ладно, он здесь всего на пару ночей, а там подыщет себе квартиру. Немного попрепиравшись с распорядителем у конторки, он заплатил вдвое и наказал к вечеру раздобыть ему чистого белья и полотенец. Служащий неспешно отслюнявил пальцами деньги, заставляя Штольмана ждать, а затем поклонился с неприступным видом. Досадуя на непробиваемых провинциалов, Яков Платоныч вышел на улицу.
Потертые здания с потеками, какие бывали в глухих петербургских закоулках, глядели на него подслеповатыми окнами. Улица, крытая по ухабам соломой, уже наполнилась щеголеватыми горожанами, совершавшими утренний променад, - одеты пестро и мешковато, два-три изысканных господина, вот и весь beau monde. Городишко оказался зауряднее, чем он втайне надеялся… Ну что ж, пора представиться на новом месте службы.
Не сделав и трех шагов в сторону управления, он столкнулся, вернее его чуть не сбила с ног - внезапным праздником летящая по пыльной улице – барышня. На велосипеде. На миг сверкнуло ее разгоряченное лицо, затрезвонил звонок, и Яков едва успел отскочить, уступая дорогу восторженным глазам и оживленной улыбке. Все это прозвучало совершенным диссонансом его мрачному, подавленному настроению.
Он проводил оторопелым взглядом наехавшее на него существо. ?Excusez-moi!?, - пропел девичий голос. Велосипед полетел в уличную пыль. Она обернулась, и они скрестили взгляды - девушка, одетая на английский манер, в легкомысленной соломенной шляпке, и сосланный в провинцию опальный сыщик Штольман.В любое другое время он бы удивился, отметив, какая неординарная смелость на провинциальной улице! Но теперь он только и смог, что выразить раздражение недовольным отрицательным кивком.Он еще постоял, чувствуя спиной ее пристальный взгляд, но не обернулся, и пошел дальше мрачнее тучи. ?Боже, если ты есть, дай мне пережить этот день, а потом еще один, и еще…?.
Работа, любая, какая бы ни была. Хоть пьяные драки, хоть ссоры соседей, не поделивших корзину прелых яблок, - для начала ему хватит. Работа поможет справиться. Шагая в участок, Штольман немного нервничал еще и потому, что не знал – каков его новый начальник, как примут в провинции столичного чужака?
*** Тесноватый участок, где оконные решетки резали косыми ломтями утреннее солнце, оказался на удивление оживленным: городовые вели под руки помятого молодца, и дежурный не отлынивал - заполнял рапорт. Совсем юный дознаватель, украшенный пушистыми усами, проводил опрос свидетеля. Что ж, не так уж и плохо по утреннему часу для провинции.
Яков Платонович встал у окна и, дожидаясь, пока полицмейстеру доложат о его прибытии, невольно прислушался к дознанию. Деликатный юнец с мягкими манерами потрясенно вопрошал пространство о том, откуда берется в людях такая непреодолимая жажда - брать чужое?!
Ответом ему было неопределенное мычание свидетеля. Речь шла о мелком бытовом ограблении, и дознаватель восстанавливал картину произошедшего: ограбили дом, и случайно проходивший мимо свидетель видел убегавшего вора. Ерзающий на стуле плутоватый парень с первых слов показался Штольману подозрительным. Он сходу сообщил о сломанном замке, а ведь таких деталей зеваки не замечают… - наблюдательный? Однако, как дело дошло до описания, то никаких особых примет беглеца он не вспомнил.
Штольман почувствовал знакомое напряжение нюха: эта манера петлять в разговоре была ему хорошо известна – она всегда говорила о том, что опрашиваемый врет. Да и чуть нервный голос свидетеля выдавал неладное. Интуиция, которая является лишь суммой опыта, а окружающим часто кажется мистическим вдохновением, сразу подсказала надворному советнику, что парень замешан, а, скорее всего, и есть вор.
Решив его прощупать, Штольман повернулся от окна и невзначай спросил: а что это вору вдруг вздумалось бежать из парадных дверей, когда есть окна на задний двор? Не ожидавший подвоха плут сразу и брякнул, что вместо заднего двора в том доме тупик, и показал свою полную осведомленность… Вытаращив круглые глаза, дознаватель растерялся лишь на секунду, но уже в следующий миг повел допрос с нужным напором: ?откуда знаешь, что тупик! Ты же не был в доме??.
?Быстро реагирует, молодец?, - мысленно одобрил Штольман, а вслух произнес:- Я бы советовал вам осмотреть ближайшие кусты, где сей господин, наверняка, и сбросил украденное?Последний способ каждого пройдохи уйти из неловкой ситуации –прикинуться обиженным и устроить скандал. Чем тут же и занялся уличенный воришка. Да, судя по всему, опытный, не первый раз юлит… И только было Яков Платоныч собрался устроить ему хорошую взбучку, как юный дознаватель, позабыв о манерах, запальчиво накричал на него, отчитывая за непрошенное вмешательство… И куда подевались мягкость, да нерешительность!Изумленный Штольман, наконец приглашенный к полицмейстеру, молча взял саквояж и прошел мимо, чуть задержав взгляд на простодушном усатом лице: почитай, десять лет надворному советнику не дерзили! А дознаватель-то, даром, что совсем зеленый и чинопочитания не знает, но оказался быстр и по-хорошему дерзок… Занятный мальчишка.Яков вошел в обжитой кабинет. Полицмейстер стоял у высокого окна, сквозь спущенные портьеры глядя на улицу и закрывая просвет кряжистой фигурой.- Штольман, Яков Платонович, надворный советник. Имею честь представиться по случаю прибытия на новое место службы, - отрекомендовался по всей форме сыщик, стараясь вложить в интонацию все дружелюбие, на которое был способен.
- Добро пожаловать, Яков Платонович, - повернулся полицмейстер и Яков взглянул в гладкое лицо с пышными баками. Убеленный сединами начальник казался неторопливым увальнем, который, однако же, любил раз и навсегда заведенный в его ведомстве порядок. Яков видел, что глава Затонской полиции заметно волновался по поводу внезапно свалившейся на его голову столичной птицы. Это успокоило Штольмана, все–таки не один он здесь нервничал…- С каких таких радостей столичного сыщика перевели в нашу глушь? – строгим голосом вопросил Якова полицмейстер, не спеша блеснуть этикетом и представиться ответно.– Всегда мечтал служить в провинции, - мягко сыронизировал Штольман.- А у меня вот иные сведения, - подхватил иронию начальник. Видимо, он успел отправить запрос в Петербург, и уже получил ответ. Не такой уж и увалень, как выясняется. Что ж, похвально…Прощупывая, что именно знает о нем полицмейстер, Яков Платонович обтекаемо ответил:- Ну что же, никакой тайны в этом нет… Если вам все известно, отрицать не буду.- Да уж известно!Быстро выяснилось, что официальной версией его ссылки раз и навсегда будет злополучная дуэль, о которой полицмейстер знал и, кажется, одобрял ее безжертвенный исход. А по-настоящему нового начальника волновало только одно: чтобы сыщика сослали к нему не по политическим мотивам.
- Не по политическим, это точно. - заверил Яков Платонович, почти не покривив душой. О внешнеполитических причинах его истории здесь знать никому не полагалось…Отдав дань Штольмановой репутации и наобещав ?заковыристых? в работе случаев, полицмейстер протянул руку и предложил обращаться к нему без чинов:- Просто, Иван Кузьмич.Что ж, хоть это и не азартный старший друг Иван Дмитрич, с которым столько пройдено и по которому Штольман немного скучал, но Затонский полицмейстер произвел на Якова самое благоприятное впечатление. Он, очевидно, не умел долго строжиться, и принял нового сыщика с благожелательной простотой. Кажется, они поладили.Кабинет, в котором состоялось знакомство, Иван Кузьмич оставил за Штольманом. Начальство благодушно повелело обживаться на новом месте и подобрать себе помощника, из имеющихся в участке опытных сыскарей. Яков, пользуясь моментом, выпросил себе давешнего запальчивого мальчишку. Иван Кузьмич изумился странной причуде, но разрешил.
Штольману, оставшемуся без расторопной команды с Офицерской: без рыжего Погиляева и деликатного Вербинина, - с кем он отработал более пятнадцати лет и с которыми слился, как с родными, не хотелось терпеть рядом с собой заматеревшую косность незнакомых местных. У Якова Платоновича был упрямый характер и скандально-известные въедливые методы - далеко не всякий смог бы это выдержать, тем более в провинции. Чего греха таить, этот юнец подвернулся очень вовремя, его можно обучить и натаскать под себя, пока мальчишка пытлив и честолюбив со всем пылом, присущим юности.*** Где-то до сих пор разъезжавший с сундуками изгнанный граф Кондратий все-таки нашел дорогу в участок, и дежурные внесли багаж. Тем временем Яков Платонович нырял в саквояж и раскладывал по ящикам стола: колоду карт, небрежно тасуя ее между пальцами. Отмычки. Револьвер.
Под восхищенно-удивленными взорами нового помощника он вынимал все новые предметы и чувствовал себя фокусником на арене. Штольман пришел в веселое расположение духа и только сдерживал улыбку, не желая задеть юное самолюбие. Мальчишка нравился ему, чем-то неуловимо напоминая его самого, он уж теперь и не помнил, на сколько лет назад…Коробейников докладывал биографию: письмоводитель, билетный кассир, секретарь в пожарной охране, - везде поспел. В полицию, очевидно, пришел по зову сердца - глаза горящие, характер наличествует, реакция есть… При должном усердии выйдет толк. И главное, он только позавчера из гимназии и знает все лазейки, пустыри и окольные тропы в городе – то, что полагается знать мальчишкам. Очень ценный кадр.- Вижу, в полицию пришли по зову сердца? - подытожил Штольман, выйдя из-за стола и небрежно покачиваясь с пятки на носок.- Так точно. Чувствую призвание служить закону и общественному благоденствию! – отвечал юный Коробейников, преданно глядя на Штольмана круглыми ясными глазами.
Слова ?общественное благоденствие? он выговорил с неподражаемой интонацией веры в рождественскую сказку, и Штольман впервые за месяцы коротко рассмеялся.
По батюшке юного сослуживца величали Антоном Андреичем, и Яков предложил восторженному помощнику помочь ему с разбором багажа. Достал фотоаппарат и пластины с химикатами, чем, кажется, окончательно смутил Коробейникова. Впрочем, тот храбрился и, держа аппарат на вытянутых руках, солидно рассуждал о дороговизне такого предприятия. Они премило коротали служебное время, пока дежурный не доложил об убийстве… Ну, господин надворный советник, вот и завертелось.*** Убийство произошло в рабочей слободке в южной части города, по которой Яков проезжал с вокзала нынешним утром. Здесь обитали поденщики, мастеровые, рыбаки и охотники, и прочий простой люд.
Жертву звали Федором Емельяновым. Был он крупным рыбачьим артельщиком и держал лодочную станцию. Смолил с артелью лодки, ставил сети и поставлял рыбу в Затонск. А в период большой воды сплавлял лес в Тверь и дальше в Москву. Все это ему успел доложить городовой, первым вызванный к телу, бегом провожая Штольмана с Коробейниковым к служебной коляске.Когда они подкатили к дому Емельянова, зеваки и городовые уже сгрудились во дворе густой толпой. Крепкий дом, широкий двор – хозяин был зажиточным. Жертва лежала на крыльце навзничь, из раскроенного лба натекла приличная лужа крови. Яков стремительно прошел сквозь толпу, бегло осматриваясь по сторонам. Первый осмотр тела сразу дал понять, что убийство было мгновенным - рыбак не оказал сопротивления. Значит, доверял нападавшему… Рана на черепе глубокая, нанесена с широким размахом, но явно не под сводами крыльца, здесь слишком низкий потолок, так не замахнуться… Под локтем жертвы лежал топор с чистым лезвием – это не орудие убийства.
Он на секунду всмотрелся в лица зевак: нервных пока не видно. Подошел к заднему окну, ведущему в соседний двор. Проем был весь забрызган кровью – отсюда, снаружи его и ударили… Сосед? Но на соседской поленнице не видно топора…
Выяснение деталей заняло не более двух минут, дело было ясным. Судя по всему, банальное бытовое убийство, каких у него на Офицерской проходило по дюжине в месяц: пора теперь проверить соседей. Что ж, есть время позаниматься Коробейниковым. Яков хотел посмотреть, как он мыслит, много ли видит…Коробейников робел и скромно прятался в толпе. Меж тем скорые на суд селяне волновались и гудели: ?Митька убил, черт скаженный, из ревности он!?. Дюжий Митька стоял, насупившись, среди них, но не уходил.- Что видите, Антон Андреич? – кивнул Штольман Коробейникову.
Как он и предполагал, мальчишка пока не умел наблюдать. Яков Платоныч водил его, как юную гончую на поводке, и притравливал по следам, оставленным убийцей. Юноша извлек откуда-то пухлый дневник и старательно записывал факты, слюнявя карандаш.И как только Штольман вопросил, где хозяин соседнего двора, тут же обнаружился и подозреваемый: сосед Василий, красноречиво сверкая пятками, бросился наутек. Трое городовых - следом, и Коробейников, - точно, как молодая гончая, позабыв про ученье и бросив дневник, - кинулся за ними. "Мальчишка!", - усмехнулся Штольман.Пойманного преступника с найденным в кустах окровавленным топором препроводили в участок. Антон Андреич, тараща ясные, как Затонское небо, глаза, с восхищением спрашивал банальности:- Как вам удалось так быстро все оценить?!- Я просто внимательно смотрю, чего и буду требовать от Вас. – Яков вернул юнцу брошенный дневничок. Но восторги помощника не унимались:- Буду счастлив учиться у Вас! - горячо выпалил он.И Штольман, которому надоела роль столичного небожителя, желая их прекратить, раздраженно обронил:- Безоблачного счастья я Вам не обещаю. Вы так и будете там стоять? Трогай! – и возница погнал коляску в участок.И все же он был доволен. День проходил совсем неплохо, гораздо лучше, чем он опасался… Штольман весь день скользил по самому краю острого отчаяния, умудряясь не сорваться, лишь напряженным затылком ощущая его ледяной выдох… Если все будни будут такими, то, наверное, он здесь сможет? Натаскивать Коробейникова на бытовые преступления, обучать младший состав?… Если он не взвоет от тоски, то обязательно продержится.Прикатили в участок. На дознании сосед Василий не стал отпираться и сознался в убийстве из-за долгов – тут же и составили протокол.
До вечера он знакомился с офицерским и младшим составом управления, да с другими сыскарями. Когда солнце село и участок опустел, Штольман остался в кабинете и до ночи занимал себя всем подряд: разбирал гору папок со старыми повисшими делами, прикидывал работу на месяц. Впечатления этого дня схлынули, он ощущал усталость, но все же не поднимал головы от бумаг.В гостиницу идти не хотелось… ?Надо бы разобрать багаж?, - говорил он себе, но знал - он просто страшится остаться наедине с опасными мыслями и пустотой. Папки личного Досье лежали перед ним оборванной летописью…
Яков бросил взгляд в черный провал окна. Реальность нахлынула на него, не заглушаемая ничем – вот, он здесь, как сорняк без корня, у него только пара сундуков и неясное будущее…
Он с ожесточением перелистал бумаги. Нашел ассигнацию, совсем забытую: