146. Живые опаснее мёртвых (1/2)
— У маленькой принцессы тоже есть дракон, — пробасил Мейгор, щекоча Шиповника под подбородком. Тот ластился к призрачной руке и урчал. — Но если ты вздумаешь её обидеть, тебе не жить.
— Ну, знаете ли! Я не обижаю маленьких принцесс!
— Твои дед, отец и старший брат обижали. Почему не ты? — равнодушно пожал плечами тот. — Твой дракон хорошо дышит. Чем кормишь?
— Мясом, в основном, и иногда дорнийским перцем. Я читал, им так полезно.
— Полезно, — подтвердил Мейгор. — А вот растёт он что-то плохонько. Да и крылья не очень... но если хорошо дышит, то остальное приложится. Больной дракон не дышит вовсе.
В умении видеть призраков оказался тот скрытый плюс, что эти самые призраки часто знали то, чего не знал сам Визерис. Дейрон Дракон был замечательным тактиком (и наверняка выдающимся стратегом), Мейгор Жестокий разбирался в драконах, как никто, а Блаженный Король был лучшим возможным духовником. К сожалению, общаться с ними приходилось наедине, потому что говорить без слов Визерис пока не научился, а спутники оживлённую беседу с пустым местом могут как-нибудь не так понять .
Дейрон Дракон, впрочем, сгинул, стоило пересечь городскую черту, священную границу, за которую он раньше не мог зайти. Должно быть, отправился к брату — и кто бы его не понял? Почти полтораста лет в разлуке, зная, что другой ждёт и любит, но не имея возможности даже подать знак... даже представить такое было мучительно. Сам он даже смерть сестры не смог бы перенести, что уж говорить о таком страшном посмертии!
Но он — он мог всё исправить.
— Не потому, что я достоин, — сказал он Неведомому, кладя корону Завоевателя на его алтарь. — Я недостоин. Просто больше некому, господи.
Хотя сейчас был ещё довольно ранний час, дворцовая септа была пуста: Мейгор сказал, там вообще редко бывают люди. Придворные предпочитали торжественную пышность Септы Бейлора, где всё было устроено для максимального удобства молящихся — здесь же и места было маловато, и пыли да копоти веков накопилось многовато, и за окнами заросший сад да Девичий Склеп, и скамеек только пара штук у входа, а не по множеству у каждого алтаря.
Может быть, поэтому отец так долго не уделял ей внимания, позволяя матери здесь прятаться?
От мысли об отце в носу защипало от едкого дыма, которому неоткуда взяться. В септе никто не жёг дикий огонь, только ручной — сам же Визерис и развёл его на алтаре Неведомого, посвящая ему корону, прося прекратить несправедливость, соединить братьев, отпустить их в иной мир.
Не мог ведь погребальный обряд быть важнее, чем праведная жизнь.
Это было как-то не по-божески.
— Леди Каллакира, — голос лорда Баратеона застал его врасплох. А ведь следовало ожидать — после внезапного утреннего визита в прошлый приезд надо было понять, что он крайне заинтересован в своих гостях. — Не думал, что в Тироше можно найти верующих в Семерых.
— В Тироше можно найти верующих во что угодно, мой лорд, — Визерис старательно изобразил музыкальный смех благородной дамы; получилось посредственно. — Моя семья обратилась в семерянство несколько поколений назад, когда от вестеросцев в городе было не протолкнуться — среди них и септоны были.
Конечно, это связывало Каллакиру с изгнанниками, последовавшими за Блэкфайрами, но лучше так, чем выдать себя по-настоящему. Тем более, что с тех времён многое успело измениться — пусть Роханна и была дочерью одного из архонов, её семья предпочла торговые связи кровным и сам город никогда официально ни одного восстания не поддерживал.
— Вот как. И чью же смерть вы решили выпросить у богов? — лорд Баратеон вальяжно облокотился о косяк. За ним белой тенью маячил гвардеец — должно быть, сьер Лорас.
— Смерть? Почему вы думаете, что я молюсь о чьей-то смерти? — он зачерпнул одуванчики из корзины, бросил в огонь, чтобы дым и искры не дали рассмотреть корону. Валирийскую сталь и валирийские же рубины огонь не трогал; если бы Визерис сейчас взял корону, она была бы холодна на ощупь, он знал. Не знал только, в самом деле холодна или только для Таргариена — после истории с баней этот вопрос иногда его занимал.
— О чём ещё можно Ему молиться?
— О мёртвых, чтобы они узнали покой и мир на Небесах. О живых, чтобы они оставались живыми подольше. Сейчас война, мой лорд, разве нет?