144. Бандиты королевского леса (2/2)

— Мой отец, конечно, — пожал плечами одноглазый. — Я не Мейгор только потому, что дед Эйрион подсуетился раньше, и не Эймонд потому, что отец не помнил, чем он отличается от Эймона. Идиотские имена — его конёк. Шейна в честь Ширы и Дейны, серьёзно? Хорошо хоть, дальше его вынудили обходиться именами родни, пока они не закончились аккурат на мне. Хотя не сказать, чтобы мне очень повезло...

— Не то слово, — кивнул Аспид. — Визерисы Таргариены как правило или быстро и мучительно умирали, или жили долго, но бестолково. Один даже женился на иббенийке, хотя по фамилии был Пламм. Это кем надо быть?

— Она была наполовину кохорка, — сказала наложница, как будто это что-то извиняло.

Эйгон нахмурился, прогоняя картину иббенийки с серебристыми валирийскими волосами... везде... особенно на верхней губе. Ему было не до диких картин, он нуждался в объяснении.

— То есть, ты утверждаешь, что ты — мой дядя, а не моя тётя, а я — не я, а сын магистра Иллирио. И я поверю тебе, потому что?..

— У тебя нет другого выхода? — одноглазый пожал плечами. — Ты можешь принять мою правду и быть моим племянником, которого я буду защищать как король и глава своего рода. Ты можешь отвергнуть её и тогда будешь просто самозванцем, моим пленником, которого я отдам лорду Станнису по приезде в столицу.

— Ты в любом случае его отдашь лорду Станнису, кузен, — осуждающе чирикнул рыжий мальчишка, до того незаметный за огнём.

— Но в первом случае я буду его защищать. Во втором? Порекомендую казнить поскорее, нам хватает бед и без претендентов на престол.

— Моя смерть ничего вам не даст. Золотые Мечи...

— Режут друг друга по причине тотального несходства политических взглядов, — одноглазый фыркнул. — Я отправил их капитанам письма с голубями твоего Грифона.

— Которого, я так полагаю, тоже ждёт гибель от руки палача?

— Он всегда может покаяться и присягнуть. Ты всегда можешь покаяться, присягнуть и просить за него. Тебе, конечно, придётся сменить имя на более приемлемое для пентошийского бастарда, но думаю, всё это можно будет провернуть. Если Гаэмон Белокурый остался в живых, почему не ты?

Ему хотелось крикнуть, что урождённый Таргариен не позволит сравнивать себя с сыном шлюхи из дешёвого борделя и купчишки из Эссоса, но... он знал историю любви Серры и магистра Иллирио — все её знали. А если и лжёт — так ли уж долго он пробыл урождённым Таргариеном?

А рыбак, сын наёмника и септы, хотел бы только сохранить жизнь своему любимому отцу. Хотел бы — если уж совсем быть честным с собой — вернуть себе своего отца-наёмника и послать в Пекло раздражающего, ноющего о серебряных принцах Десницу, который заставляет воевать за трон, который не так уж и нужен, но вроде как положено его желать. «Если бы только можно было вернуться на мою реку, чинить мои сети и ловить мою рыбу», — горько подумал он.

— В Вестеросе преступников могут отпустить на Стену, — сказал он тихо. — Я могу надеяться вымолить такую милость себе и своему отцу?

На Стене они будут вместе, без висящей над ними короны, без призрака Рейгара за спиной. Они могут попасть в приморский отряд, и тогда Эйгон даже пригодится — а отец сможет стать следопытом, он ведь замечательный воин...

Одноглазый улыбнулся, неожиданно сердечно, и ответил:

— Конечно, племянник. Если ты этого хочешь.