76. Взгляд на детей со стороны балкона (1/2)

— Скажи мне, Роберт, — они шли по галерее, вившейся высоко-высоко над залами, ещё достаточно крепкой, чтобы выдержать их вес, но достаточно забытой, чтобы покрыться пылью и паутиной. Вездесущий Элфрид со своей метлой и стадом прислужниц определённо сюда не добирался. — Ты правда намерен жениться на девице Тарт? Или это очередная попытка вывернуться из обязанности вступить в брак и родить детей?

— Нед, — Роберт покровительственно обнял его за плечи, — ты счастливо женат и ничего, вот ровно ничего не понимаешь в бабах.

— Тебе не видится в этом противоречия?

— Нет, конечно. Чтобы изучить предмет, надо с ним ознакомиться, мой друг, — всё так же покровительственно объяснил Роберт. — А у тебя выборка никудышная: жена, мать Джона — кстати, кто она — да может ещё Ашара Дейн с лиловыми глазами. Откуда тебе понимать в таких вопросах? Ты вот за последние пятнадцать лет кого ебал, кроме своей жены?

— Роберт!

— И я о том же. Нет, счастье — хорошо, счастье моих друзей — вообще круто, но пониманию вопроса оно не способствует. А у меня счастья в браке было хуй да нихуя, зато учился я, как будто звено ковал в области баб. Так вот, мой друг, Бриенна — она золото. С ней можно и пива выпить, и в бугурт сходить, и она не будет ныть, что там опасно. Она сможет ходить со мной на кабана и на медведя, а ещё если её принарядить, она способна внушительно смотреться. И сердце у неё доброе — а это главное для королевы. Вот кого из них в народе помнят и любят?

— Добрую Алисанну, — задумчиво ответил Нед. — Чёрную Бету, Мученицу Нейрис, пожалуй... хм, а ты прав. Ещё Рейниру, но она не в счёт, она не в этом смысле королева.

— Это Станнис сказал когда-то, — поделился Роберт. — Я сам бы не додумался, а он сказал: «Забавно, что хорошим королям всегда достаётся ”строг, но справедлив”, а хорошим королевам — или ”добрая”, или ”несчастная”». Лучше пусть будет доброй, верно?

Гуляя по галерее можно было услышать много что — и большинство услышанного не предназначалось ни для ушей короля, ни для его Десницы. Быть может, Чёрный Харрен нарочно так всё сделал? Даже шёпот отменно доносился до них, а внизу не замечали ни их шагов, ни тихих разговоров.

Арианна с кузинами ждали письма из дома, готовясь кого-то зарезать и бежать обратно в Дорн, где Арианну ждал жених. Кто бы он ни был, Неду было его жаль, Роберту тоже. «Но, по крайней мере, в постели будет жарко, — заметил он, и добавил, погодив: — И людно».

Тиррелы бранились — Королева Шипов хотела сама обделать все дела, а её внук ей не давал. Он видел сестру — сестрой, старуха... старуха её считала цацкой, безделушкой, подарком, за который можно взамен чего-то получить. Печально было смотреть.

Княжич Оберин был со своей Элларией — и Роберт еле-еле позволил оттащить себя из этой комнаты.

— Да что ты жмуришься, тут надо смотреть в оба, учиться и перенимать чужие наработки!

Нет, спасибо. И Неду, и Кет неплохо было и без наработок — эссосский поцелуй он знал и сам, а остальное было больше позёрством, чем чем-то полезным. Хотя как Роберт — и без позёрства?

— А ты, значит, знаешь, как целовать по-эссосски? Не думал! И не противно, а?

— А почему должно быть? — очень удивился Нед.

— Не знаю. Но ты такой... правильный, положительный. Таким обычно противно.

— Тогда они ханжи, а не правильные. Из её лона явились мои дети, этим лоном она трудилась, чтобы дать им жизнь. Я целую её руки, которые ведут моё хозяйство, её рот, который дал мне брачные обеты — чем лоно хуже?

Роберт заржал, конечно, старый он скотина. Как будто Нед сказал что-то смешное или неверное.

— Но вообще, ты прав, — заметил он, проржавшись. — Просто ты очень... ты. О, смотри, там дети!

И точно: там внизу сидели дети.

Джон играл на лютне, пока что ничего конкретного, а так — приятную мелодию. У Джона в ногах сидела Мия, оперевшись спиной ему на ноги, и, запрокинув голову, смотрела ему в лицо. Всё это было бы куда, пожалуй, более личным, чем игрища Мартелла — но здесь же сидел младший Уэнт, играя сам с собой в кайвассу, и — как обычно, практически в камине — сидел Таргариен, по -прежнему в бинтах.

Они не говорили, но было чувство странного единства — от них, от музыки, от стука фигурок об доску.

— Наши дети, — сказал Роберт тихо.

— Да, наши, — Нед кивнул.

Сын Лианны и дочка Роберта — улыбка судьбы, напоминание о давней несбыточной мечте, о зимних розах в Штормовом Пределе и об оленях в богороще. Которых не было и никогда не будет — и страшно, но порой так хотелось сказать: «Благодарение богам».

Благодарение — за Кет, за детей, за то, что Кет не плачет, пока Брандон гуляет с другими, за то, что Неду не досталась поношенная братом Барбри Рисвелл с её холодным взглядом и улыбкой гадюки.

Но его друг — его брат — его отец — его сестра — и Бенджен тоже, бедный Бенджен, который себя винит до сих пор...

— Как можно быть счастливым, когда столько за спиной умерли несчастными? — сказал он тихо в ответ своим мыслям.

— А что, если ты тоже будешь страдать и маяться, им будет лучше? Не думаю. Нет, мёртвые мертвы, а мы живём, и Джон тебе сказал бы, что быть счастливым — наш долг перед покойными. Прожить ту жизнь, которой им не досталось или которую они не смогли увидеть при жизни. Как-то так.

— Да ты философ, Роберт.

— Да ты дурак, Нед. А я много про это думал. Про мёртвых.