Часть 10. Волчий голод (1/2)

Парень с фиолетовыми волосами, что достаточно мирно и практически безболезненно пережил расставание с воспоминаниями о проведённой ночи с Аяксом, в последнее время снова потерял покой. Стоило ему только внутренне отпустить всю эту ситуацию, как долбаный картежник снова ворвался в его жизнь без стука и без приглашения, откуда-то достав его номер. Минхо подозревал в предательстве одного ненадежного блондина, что был единственным, кто мог без спроса разгласить такую информацию шулеру, пересекаясь с ним только потому, что тот был другом Кайдена. Желание учинить кровавую расправу над всеми троими вернулось с новой силой и заиграло самыми яркими красками.

Аякс не названивал днями и ночами, а лишь беспардонно и беспрерывно написывал Лино с просьбами просто увидеться. За подобными предложениями стояла дурацкая и жалкая попытка ещё раз переспать – Минхо был в этом даже слишком уверен.

Чонин, наблюдавший за всеми мытарствами старшего брата буквально со стаканом попкорна в руках, его позицию не разделял. Когда Минхо признался ему в совершенной ошибке, которую младший тоже ошибкой не считал, он рассказал брату всё от начала и до самого конца, разве что не посвящая в совсем уж откровенные детали. Не в его правилах было скрывать от брата что-либо, кроме метки. О предчувствиях на метку он, конечно же, тоже умолчал.

Теперь же он нервно вышагивал по комнате Чонина в логове, рассерженно чеканя каждый шаг, хмуря брови и периодически перечитывая сообщение Аякса, в котором он отчаянно просит дать ему хотя бы шанс на одну единственную встречу, чтобы изменить о себе изначальное впечатление. И клятвенно заверяет о том, что не будет распускать руки и приставать. Ни в коем случае. Осталось только матерью поклясться.

Оставаясь внешне спокойным, внутренне Лино разрывался от противоречивых чувств. С одной стороны, можно было просто заблокировать его на веки вечные и жить себе дальше спокойно. С другой же, что-то внутри него реагировало на подобную затею отчаянными протестами. Взаимоисключающие факторы заставляли всё его нутро содрогаться в непонимании, чего ему хочется больше.

– Хватит маячить, у меня от тебя уже голова болит, – подает голос Чонин, лежащий на кровати вниз головой. Его голос возвращает Минхо из глубокого погружения в себя обратно в реальность. Тот замирает в центре комнаты, вздыхает и опускается на пол, чтобы сначала сесть, затем передумать и распластаться на нем морской звездой. Взгляд упирается в потолок и пытается воззвать к высшим силам, если они есть, чтобы попросить о помощи в принятии решений.

– Я не хочу его видеть, – флегматично выдает он вслух. Ложь.

– Угу, – многозначительно протягивает брат.

– Он вообще мудак редкостный, – снова ложь.

– Да-да.

– Но я не могу перестать думать… – он не может закончить фразу, так и останавливаясь на полуслове, так что Чонин торопится озвучить брату очевидные вещи.

– О том, как сильно он запал тебе в душу всего за одну встречу, что в последствии мысли о нем пришлось гнать от себя поганой метлой, а воспоминания вытравливать силой.

Лис оказывается чертовым прорицателем. Лино жмурится и громко выдыхает.

– Отрицай сколько угодно, но я тебе уже говорил и скажу ещё раз – ты занимаешься ерундой и тратишь силы на бессмысленные стенания, вместо того, чтобы кайфовать от жизни и наслаждаться её моментами и подворачивающимися возможностями.

Он ждет реакции брата какое-то время, но её не следует. Тогда он тяжело вздыхает и продолжает свой монолог.

– Я считаю, что тебе пора послать все свои предрассудки куда подальше и встретиться с ним. На самый крайний случай можно сделать это в нейтральном месте и прихватить с собой хотя бы шокер. Да и не так уж ты его ненавидишь, честно говоря. Поверь мне, со стороны виднее.

– Не пойду я никуда. Я лучше дополнительные смены возьму или вон с тобой проведу вечер как в старые добрые… Всё равно Феликса нет и мне делать нечего.

Чонин старается беззвучно сглотнуть, не спалившись. Вообще-то у него были кое-какие планы на сегодняшний вечер, которые ему не терпелось воплотить в жизнь, и Минхо был в них единственной помехой, которую некуда было деть.

- Нужен ты мне, пф! У меня помимо тебя куча дел есть, – он говорит нарочито равнодушно, стараясь подстроиться под ситуацию. Пусть брат и правда думает, что единственная причина, ко которой младший пытается спровадить его из дома – это беспокойство по поводу его личной жизни. Собственно, в этой ситуации правды ровно половина, так что всё честно.

Минхо улыбается краешком губ такой завуалированной заботе.

– Решайся, не тупи, – снова настаивает Чонин, приняв на кровати сидячее положение. Минхо медлит ещё с минуту, закрывая и открывая глаза, всё ещё всматриваясь в потолок. Так и не дождавшись ответа от высших сил, принимает собственное не слишком взвешенное решение.

– Ладно! Ладно. Плевать. По крайней мере, мне будет если что на ком выместить негатив, так что лучше ему меня не злить, – Минхо решительно поднимается на ноги, хотя в глазах всё ещё плещется неуверенность в своих действиях.

– Вот это настрой! – подначивает его младший. – Настоящий боевой дух! Только ты не забывай, что не на войну идешь, а на свидание.

– Это не свидание! – вспыхивает Лино.

– Хорошо, ладно, будь по-твоему. Будем называть это встречей?

Брат кивает.

А после Чонин с нетерпением ждет, когда Минхо наконец соберется и покинет логово, в котором помимо него на все ближайшие сутки остается только котик Юны, Чан, что должен явиться ближе к вечеру и больше никого…

***</p>

Догорающий за окнами гостиной закат Чонин встречает с самой блаженной улыбкой на расслабленном лице. Несмотря на внешнюю безмятежность, внутри он сгорает от предвкушения. Сегодня он собирается натворить глупостей, положенных ему и по возрасту, и по статусу. Он, в отличие от брата, в последнее время с самим собой всё чаще шел на уступки, отмечая, что это оказалось гораздо более эффективно, чем до бесконечности от самого себя и своих желаний бегать.

После замечания брата, Чонин стал лучше понимать отношение Волка к нему, как наедине, так и на людях. Как непосредственно внутри стаи, так и за её пределами. Чан и правда выделял Айена среди других, всегда помогал ему самым первым и проявлял заботу и участие даже до того, как парень успевал о них попросить. Он и правда больше ни с кем так не взаимодействовал, проявляя исключительную благосклонность только в его – Чонина – сторону. Лис был полнейшим дураком, не замечая этого раньше.

Теперь же ему не терпелось проверить все свои догадки и наблюдения, может быть даже спровоцировать старшего, и кто знает, что тогда будет? Выйдет изумительный эксперимент. На негативный исход даже ставить было нечего. Чонин устал находиться один на один со своими желаниями, больше не распыляясь на случайных парней - он хотел только Чана. Отчаянно хотел, со всем обуревающим его юношеским максимализмом. Он устал даже заниматься дрочкой, которая только сильнее распаляла желания, не принося морального удовлетворения и едва ли утоляя физическую тягу, так что он прекратил и это.

Для такого удачно подвернувшегося момента, он даже немного подготовился, разузнав расписания всех проживающих в настоящее время в логове членов стаи, чтобы никто ненароком не явился в неподходящий момент. Не без огромной надежды, подобрал огромную одежду – безразмерную оверсайз-футболку и удобные спортивки, с краснеющими щеками представляя, как легко от них можно будет избавиться, и даже немного позаимствовал уцелевшую косметику Феликса – его теперь в резиденции Кайдена дорогущие стилисты прилизывают, делая из него звезду с красной ковровой дорожки - от одного раза не обеднеет.

Чан, вопреки ожиданиям Чонина, появляется на пороге в мрачном настроении, поначалу даже полностью игнорируя тот факт, что в логове они совершенно одни. За последнее время его самую малость загоняли, вызывая на переговоры и урегулирования конфликтов. Стая росла с каждым годом, вместе с тем увеличивалась и зона ответственности вожака за каждого отдельно взятого волчонка. Некоторые ещё совсем зеленые только и делали, что вляпывались в неприятности, из которых их приходилось вытаскивать, чтобы следом провести разъяснительную беседу, которую он не успевал проводить предварительно из-за и без того плотного графика. С годами у стаи сформировался самый настоящий устав, некий кодекс правил, соблюдаемых всеми её членами. Согласно нему, стая становилась для тебя домом и семьей, если на твоих плечах имеется голова, способная хладнокровно и рационально мыслить. Также в его основу вкладывались те самые принципы Чана, на почве которых он сдружился с самыми первыми ребятами, когда они сами ещё были никем и звать их было никак.

И несмотря ни на что, даже будучи уставшим и в край заебанным, Чан никогда не отказывал в помощи, не перекладывал ответственность и не оставлял в беде. Поэтому то его так часто могло не быть дома. Поэтому Чонин немного недолюбливал эту его особенность – она просто-напросто отбирала Чана у него. Но сегодня он ничему не позволит сорвать его маленький незамысловатый эксперимент…

Волк без лишних слов плетется на кухню, чтобы долго и методично рыться в глубинах холодильника и шкафчиков гарнитура в поисках какой-нибудь подходящей выпивки. Вообще-то он собирался снова напиться в родном «Домино», но его почему-то отчаянно тянуло домой, в тишину. Когда он вдруг осознал, как вокруг тихо, то даже застыл на секунду, наслаждаясь ей и повесив на себя внезапно расслабленное выражение лица.

– Наслаждаешься тишиной, хён? – темноволосый лисёнок, застывший в дверном проеме, довольно щурится, заставая вожака в таком настроении. Чан резко распахивает глаза, удивленный его появлением.

– Я уж думал совсем никого нет, – Чан неожиданно совершенно не расстроен. – Кто-нибудь ещё дома? – он разворачивается к шкафчикам снова, вполоборота следя за Айеном и стараясь не пялиться на него. Руками он тянется за бутылкой из темного стекла, скрывающейся за многочисленными коробками хлопьев – искусно припрятанный схрон на черный день.

– Нет, до завтрашнего полудня вообще никого, – он бросает это как бы между прочим, сонно потягиваясь. – Мы совсем одни. Ну, не считая пушистика Саранга. Здорово, правда? – Чан чуть ли не роняет бутылку, сразу же мастерски отыгрывая нарушенную от усталости координацию. Наглая ложь – от такого заявления в его организме не остается ни усталости, ни даже чего-либо отдаленно на неё похожего.

– Хён, осторожно! Разобьешь и поранишься! – Айен подходит ближе, чтобы забрать бутылку из рук старшего. – Давай я разолью, – не спрашивая разрешения бросает он, доставая пару стаканов.

– Эй, это вообще-то весьма крепкий алкоголь! – пытается протестовать Чан.

– Алкоголь крепкий, я совершеннолетний, у тебя нет подходящей компании, а я тебе в одиночку спиваться не позволю, – Айен хватает бутылку вместо со стаканами и решительным шагом идет на выход из кухни.

– Ты куда? – недоуменно хлопает глазами Чан, до которого начинает понемногу доходить, что он собирается пить с ребенком, которого по совместительству хочет до безумия. Вот дерьмо…

– Как куда? – замирает в дверном проеме Лис. – Пить надо с комфортом. В гостиной.

– Я всё ещё плохо на тебя влияю. Ты не так давно порог совершеннолетия переступил. Меня это знатно беспокоит, – Чан потирает затекшую шею.

– Ты прекрасно знаешь, что я с четырнадцатилетнего возраста людей убиваю за деньги, пробовал всякую дрянь и совершил, наверное, в сотни раз больше всяких жизненных ошибок разной степени тяжести… – он горько усмехается, разливая алкоголь по бокалам. Чан даже не помнит, что это, а Чонин не имеет ни малейшего понятия, но их обоих это сейчас мало волнует. – Из всей стаи мы с братом самые криминальные. И ты нас покрываешь, – он двигает бокал по столу в сторону Волка.

– Я бы вас не покрывал, если бы не знал, через что вы прошли, какой ценой и что этому поспособствовало. Да и не будете вы заниматься подобными вещами вечно. Как и любой из нас – из стаи. В конце концов, если что-то вроде рая и существует, в чем я очень сомневаюсь – нам всем туда путь заказан. Уже не отмыться… – он тяжело вздыхает, беря стакан в руки и всматриваясь в его содержимое, как в омут памяти, в котором плещутся ключевые нелицеприятные моменты его биографии.

– Давай не будем о плохом? За окном догорает день, разгорается лето, а мы сегодня пьем и отдыхаем, отрешившись от всех проблем, – он приподнимает стакан, чтобы предложить тост. – Давай выпьем за один спокойный вечер в твоем безумном графике?

Волк смотрит на Айена и не может не думать, что спокойствием сегодня его вечер не будет даже и пахнуть, но всё же поднимает бокал, чтобы аккуратно стукнуться им с бокалом парня. Наверное, нужно постараться не напиться, чтобы…

***</p>

«Миссия невыполнима» – с подстебом подмечает мозг Чана, когда содержимое бутылки заканчивается. К этому моменту они уже успели разговориться на совершенно разные темы – одна смешнее предыдущей. Они ещё никогда так много не разговаривали наедине, просто друг о друге, о взглядах на жизнь, мечтах и планах. Это ощущалось тепло и уютно, особенно под высоким градусом.

Однако ограждать себя от мыслей о сидящем в такой непосредственной близости Лисе становилось всё трудней с каждым выпитым глотком. Появилась идея распить что-нибудь ещё, чтобы мозг просто превратился в желе и из примитивных желаний в нём осталось только одно – поспать. Тем более, что это так редко происходило полноценно и в тишине, а не урывками и под шум, устраиваемый его многочисленными волчатами. Но вместе с тем и не отпускало ощущение, что подобная благоприятная ситуация – это подарок судьбы и нужно быть конченым идиотом, чтобы им не воспользоваться.

Айен казался очень расслабленным и искренним, больше чем обычно - его явно располагала ситуация, в которой они оказались. Он не зажимался и стеснялся в разы меньше, приоткрываясь старшему с новой стороны. Он был более уверенным и свободным в выражении эмоций и мыслей, это читалось и в мимике, и в жестах, и в языке тела. Такие разительные перемены были ему к лицу. В то же время он всё ещё мог смущаться и краснеть до кончиков ушей от чего-нибудь неловкого, что всё ещё не лишало его того очарования, которое Чан в нем просто обожал. Он и мечтать не мог, что когда-нибудь у них будет возможность просто провести вот так вечер вдвоем, наедине.

– Иногда я люблю предаваться размышлениям о существовании параллельных вселенных. Просто представь, существуют бесчисленные версии тебя самого, точно такого же, но в то же время совершенно другого! – Лис, уже прилично опьянел, чтобы поднимать более абстрактные и невероятные темы, вызывая улыбку на лице Чана.

– Я о таком никогда даже не задумывался, – он подпирает щеку кулаком, облокотившись на спинку дивана и беспрепятственно блуждая по лицу Лиса взглядом.

– Просто представь кого угодно и пойми, что всё, что способно прийти тебе в голову, уже есть в одной из существующих версий. Например, вселенная, в которой у тебя волосы синие…

– А ты со своим невероятным голосом поешь в какой-нибудь группе, – задумчиво протягивает Чан, ловя за хвост первую попавшуюся мысль, которая ему на удивление нравится. Айен одобрительно кивает со слегка нарушенной координацией.

– Если я пою в группе, то ты тоже. И тоже, наверняка, лидер. Я тебя в иной роли вообще не могу представить, – Чонин пытается и правда не может.

– Ты меня переоцениваешь, – хохочет Чан. – Я лидер по воле случая, у меня просто не было выбора и сейчас нет права лажать. На мне слишком много ответственности. Может в другой вселенной я бы и не хотел им быть? Хотя… Нет, в любой из вселенных я буду заботится обо всех близких. Не могу иначе. Совесть не позволит.

– Не скромничай. Ты замечательный лидер потому что являешься им от природы. Любой член стаи это подтвердит, кого не спроси. Ты ответственный, заботливый, участливый, справедливый, смелый, сильный, харизматичный, привлекательный, сексуальный… – слова срываются с языка раньше, чем Чонин успевает о них подумать, но ему удается быстро вырулить из ситуации: - …чуткий, понимающий, добрый и прочее в таком духе!

Чана прошибает насквозь от того, как младшему развязало язык. Он что, даже не заметил, что именно ляпнул? Они выпили всего ничего, но, как и ожидалось, алкоголь подействовал на Лиса в гораздо большей степени. Тем не менее он не выглядел настолько пьяным, чтобы расценить это как безотчетность в своих действиях. Скорее излишнюю разговорчивость без ложной скромности.

Волк глубоко и медленно вдыхает воздух через нос, начиная замечать, как часто Айен облизывает свои милые розовые губы. От него начинает ускользать смысл всего, что говорит Лис, и он вдруг ощущает, как на самом деле захмелел. Сдерживать себя в подобном состоянии было сущей пыткой, а оторваться от созерцания этого прекрасного создания, сидящего всего в метре от него на диване, было просто нереально. Ему показалось, что он практически чувствует, как расширяются зрачки в глазах.

Айен всё ещё что-то рассказывает, увлеченно жестикулируя и поправляя волосы, а Чана нещадно плавит. И чем больше он старается об этом не думать, тем больше у него совсем нихрена не получается. Акт добровольного, ни с чем не сравнимого мазохизма – смотреть на эти губы, что стали ярче и привлекательнее от алкоголя и частого задумчивого покусывания, сжимая до ощутимого хруста обивку дивана и пряча это действие где-то под левым коленом.