Глава двадцать вторая (1/2)

— По-оттер, — Драко открывает глаза и, от души потягиваясь, болезненно морщится, — зверюга, ты так отжарил меня вчера, что я теперь вряд ли смогу нормально сидеть на метле. А завтра у нас, между прочим, долгожданный матч с семикурсниками.

Я испуганно вскидываю на него виноватые глаза, но по лицу моего любимого блуждает такая довольная плутоватая улыбка, что я облегчённо выдыхаю. Меня затапливает щекотная радость от того, что рядом со мной в кровати — самый прекрасный парень на земле, и этот парень (ох, Мерлин!), вчера ночью позволил мне… Член, вдохновлённый свежими воспоминаниями, настойчиво требует внимания.

Драко догадывается о моих грязных мыслишках по моему голодному взгляду и поцелуям, которые из нежных и тягуче-сладких в мгновение ока превращаются в хищные и бесстыдные. Кажется, этот утробный рык, достигающий моих ушей, исходит из моего собственного горла, когда я вжимаю Драко в себя. Он издаёт испуганный писк:

— Я вряд ли смогу, Гарри, мне ещё…

— Боже, нет, — пугаюсь я, покрывая его лицо и грудь россыпью коротких поцелуев. — Просто лежи, я сделаю тебе… — спускаюсь губами ниже, вылизываю живот, подбираясь к ожидающему меня по-утреннему бодрому члену.

Драко стонет в голос. Я кладу руки на его бёдра, бережно удерживая от излишних резких движений, ласкаю языком каждую венку на стволе, нежно посасываю щёлочку, баюкаю во рту головку, а затем забираю член до самого горла, пытаясь всем телом выразить благодарность за эту ночь. Дотрагиваюсь до себя, лишь когда Драко всхлипывает: «Гарри… я сейчас…», и догоняю его, грубо дёргая свой член в такт пульсации в горле.

— Вот умеешь ты пожелать доброго утра, Поттер, — мурлычет Драко, когда я, почистив нас обоих заклинаниями, вновь обнимаю его.

— Кстати, — шепчу я, — может, сегодня ночью ты отжаришь меня, ну, чтобы не тебе одному было неудобно сидеть на метле?

Драко отстраняется и неверяще вглядывается в мои глаза, а затем по его лицу расползается хитрая предвкушающая ухмылка.

— А это имеет смысл, — бормочет он, водя носом и губами у меня за ухом, — если завтра ты будешь не в лучшей форме, у Баджа появится шанс уделать тебя. Ничто не сможет так стимулировать его перед Чемпионатом Зельеваров, как блестящая победа в квиддичном матче. И тогда, считай, «Золотой Котёл» уже в Хогвартсе!

— Да ты гениальный стратег, — восхищаюсь я. — Что ж, ради победы Хогвартса я и собственной задницы не пожалею. При условии, конечно, что моей задницей займёшься именно ты.

Внезапно мой взгляд падает на письмо с обугленными уголками, лежащее на прикроватной тумбочке.

— Драко! — подрываюсь я. — Мы забыли про дракончиков! Пойдём скорее, мы ещё успеем посмотреть на них перед завтраком.

*****

Хагрид встречает нас полубезумным, измученно-счастливым взглядом. Его кожаный передник забрызган свежей кровью, на руках — огнеупорные рукавицы, а хижина представляет собой нечто среднее между кузницей и лавкой мясника. На полу тут и там лежат туши овец, и я вижу, как Драко стремительно бледнеет и мужественно борется с подступающей тошнотой.

К счастью, крошечные дракончики как раз сейчас мирно спят в гнёздышке, которое Хагрид заботливо устроил из своей старой одежды, обработанной зельем, препятствующим возгоранию (Драко потратил два выходных, чтобы сварить его!), так что мы не рискуем остаться без бровей, когда подходим поближе, чтобы рассмотреть малышей.

— Такие красавчики, — воркует Хагрид, — совсем не безобразничают, слушаются мамочку!

Подпаленная в нескольких местах борода и забинтованные руки великана говорят об обратном, но мы с Драко не смеем вслух усомниться в образцовом поведении его ненаглядных крошек.

Все четыре дракончика — представители разных пород. Вот этот, с грубой чешуёй и острым, как бритва, гребнем вдоль хребта — Гебридский Чёрный. На кончике хвоста у него опасный стреловидный шип.

Рядышком посапывает тёмно-зелёный Румынский Длиннорог. Даже у такого малыша уже довольно впечатляющие сверкающие золотистые рога. Будучи на практике в Академии, мы однажды преследовали шайку браконьеров, которые истребляли этих драконов как раз ради их рогов — они высоко ценятся в зельеварении.

А этот — с жемчужными чешуйками — самочка Опаловоглазого Антипода. Она спит очень чутко, и, стоит нам наклониться к гнезду, распахивает свои многоцветные переливчатые глаза и пыхает ярко-алым огнём.

— Одетта! — умиляется Хагрид. — Доброе утро, моя принцесса!

— Одетта? — поднимает брови Драко.

— Ну разве она не самая прелестная девочка в мире? — радостно квохчет Хагрид, наклоняясь к самому источнику пламени.

Его борода тут же загорается, и он хлопает по ней рукавицами, пока я не гашу огонь с помощью «Агуаменти!».

— А это… — вглядываюсь я в свернувшегося клубочком четвёртого дракончика, покрытого медной чешуёй и с головой, увенчанной короткими рожками, — Хагрид, только не говори мне, что это…

— Ага! Перуанский Ядозуб! — воодушевлённо кивает Хагрид. — Драко, ты не мог бы сварить для меня немножечко противоядия? Флаффи такой шалун, — он стаскивает перчатку и демонстрирует нам угрожающе раздувшийся фиолетовый палец, — так и норовит тяпнуть своим ядовитым зубиком. Ну, что поделаешь, он ведь ещё дитя неразумное, ему играть хочется.

— Флаффи? — уточняю я, разглядывая острый гребень с чёрными отметинами.

— Ну да, — подтверждает Хагрид, — в честь моего пёсика. Ты ведь помнишь его, Гарри?

О, да, мне ли не помнить жуткого слюнявого монстра, охранявшего путь к философскому камню?!

— Я так скучаю по нему! — добрые глаза Хагрида наполняются слезами.

— Салазар всемогущий! — бормочет Драко.

— Нет, Дракула, нельзя, фу! — вдруг вскрикивает Хагрид, так что мы с Драко чуть ли не подпрыгиваем на месте.

Проснувшийся Румынский Длиннорог пытается проткнуть пузо дремлющего Гебридского Чёрного своими острыми рогами.

— Он думает, что Тартан — его добыча, — объясняет нам Хагрид. — Длиннороги пронзают свою добычу рогом, а затем поджаривают её огнём из пасти, как на вертеле. Тартан, бедняжка, совсем не умеет постоять за себя!

Хагрид нежно проводит рукавицей по спинке Чёрного Гебридского дракончика в опасной близости от острого гребня, и Тартан тут же опровергает его слова, хлестнув свою «мамочку» по руке хвостом. Острый шип насквозь протыкает рукав и впивается в кожу. Хагрид шипит от боли, но мужественно выдавливает из себя улыбку:

— Вот умничка! Ай да молодец! У кого тут самый сильный и ловкий хвостик?

*****

— А ведь у Хагрида раньше уже был дракон, верно? — спрашивает Драко, когда мы, налюбовавшись на «милых крошек», топаем назад в замок. — Я тогда так завидовал, что Хагрид разрешает вам возиться с детёнышем! Я всё детство мечтал о драконе, у меня даже коллекция игрушечных была!

— А, так ты поэтому наябедничал на нас МакГонагалл, рассказал ей, что мы будем ночью ходить по школе с драконом? — шутливо укоряю я.

— Она всё равно не поверила мне, — дуется Драко. — Кстати, а как вы тогда умудрились незаметно пронести его на башню?

— Мантия-невидимка.

— Точно! — хлопает себя по лбу Драко. — Вашей троице всегда удавалось выйти сухими из воды. А меня тогда наказали ни за что ни про что!