Глава пятнадцатая (1/2)
Уже в постели меня осеняет внезапная мысль: если Роджерс с Малфоем в Хогсмиде говорили не о похищении чужой магии, тогда о чём? Я припоминаю их разговор: «Всё кончено, Фил. Я больше не могу давать тебе то, в чём ты нуждаешься!». Может ли быть, что… они говорили об отношениях? О том, что Малфой хочет расстаться? «Это всё из-за Гарри?» — спросил Фил, и Малфой ответил: «Да, это из-за Поттера.».
О… Надежда вспыхивает в моём сердце ярким Люмосом, и я засыпаю с глупой счастливой улыбкой на лице.
*****
За завтраком Малфой одаривает меня своей обычной ухмылкой, но теперь даже эта кривоватая ухмылка кажется мне необычайно милой. Малфой, отпустив в мой адрес дежурную колкость, с аппетитом принимается за омлет с грибами и беконом и увлечённо беседует с Гермионой о межпредметных связях в магической педагогике.
— Я понимаю, как можно на уроках зельеварения трансфигурировать одни ингредиенты в другие, но я совершенно не представляю, каким образом я могу использовать зелья на занятиях по трансфигурации, — сокрушается Гермиона. — Эта идея о внедрении в учебный процесс межпредметных связей, навязываемая Министерством, кажется мне абсолютно бредовой.
— Точно, — соглашается Малфой. — И разумеется, ни один магический учебный предмет никак не может быть связан с маггловедением, — он косится в сторону Роджерса.
Тот хмуро уставился в свою тарелку, и мне даже становится немного жаль его, тем более, меня гложет чувство вины — ведь я несправедливо подозревал бедного парня в преступлении, которого он не совершал.
— Ну, сказки, которые изучаются на маггловедении — такие страшные, что они могут поспорить в этом с моим учебным материалом по ЗОТИ, — ободряюще глядя на потухшего Фила, говорю я.
Тот поднимает на меня больные глаза, а Малфой возмущённо фыркает.
— Теснее всего связаны гербология и зельеварение, — подаёт голос Невилл, очевидно, желая сгладить повисшую за столом неловкость. — Мы с ребятами выращиваем растения, из которых они потом с профессором Малфоем варят различные зелья. Вот например, на Кружке Юных Любителей Гербологии мы недавно посадили…
— Кстати, Невилл, — я решаю воспользоваться удобным моментом, — можно я сегодня приду к тебе на занятие кружка?
— Да, конечно, Гарри, — Невилл смотрит на меня такими ясными глазами, что я готов залепить себе оплеуху за то, что позволил себе хоть на секунду подозревать его.
*****
Не знаю, кого я ожидал увидеть в теплице, когда шёл на занятие старшей группы гербологического кружка? Возможно, пять-шесть готовящихся к поступлению на Целительское Отделение серьёзных старшекурсников, да парочку помешанных на странных растениях, похожих на самого Невилла, чудиков в свитерах с ромбиками.
Однако теплица полна восторженных девочек, которые, судя по их неестественно длинным ресницам, блестящим губам всевозможных расцветок и причудливо уложенным волосам, воспользовались перед приходом сюда не только Чарами Гламура, но и чудесами маггловской косметики. Все они взирают на перепачканного землёй и гноем бубонтюбера профессора Лонгботтома с таким же обожанием во взгляде, с каким поклонницы с иголочки одетого и идеально причёсанного Малфоя смотрят на своего кумира.
Невилл, кажется, совершенно не подозревает об этих взглядах, пребывая в наивной уверенности, что все эти расфуфыренные девицы явились сюда исключительно из большой любви к жгучим антенницам и мимбулусу мимблетонии. Кстати, именно жижей этого злобного кактуса отчётливо попахивает его видавшая виды рабочая мантия. Глаза профессора Лонгботтома за стёклами защитных очков горят фанатичным блеском, как бывает всегда, стоит ему оказаться в своей стихии. Наблюдая, как Невилл, не глядя, изящно отражает атаку внезапно подобравшегося к нему сзади какого-то коварного растения, я думаю, что, пожалуй, не стоит удивляться тому, как он в своё время ловко разделался с волдемортовой Нагайной.
— Сегодня мы продолжим заниматься музыкальными растениями, — возвещает Невилл, не обращая внимания на запутавшийся в волосах шип стреляющего огурца. — Попробуем сделать так, чтобы они звучали слаженно, а не каждый сам по себе, и возможно, к декабрю нам удастся разучить Рождественский Гимн.
— Профессор Лонгботтом, — обращается к нему активистка Флоранс Акерли. Кажется, она одна из немногих, кто здесь действительно ради гербологии. — Робин Ли в Больничном Крыле. Мадам Помфри сказала — неизвестно, когда он поправится! А ведь Робин — единственный, кто умеет играть на флейте!
— Ох, да? — Невилл растерянно сдвигает защитные очки на лоб и потирает глаза, тут же морщась от чего-то едкого, попавшего в них с перчатки. — Ну, тогда… Что ж… Я немного умею играть на флейте, так что, пока мистер Ли не вернётся, я заменю его.
Девочки хихикают и восхищённо перешёптываются. Я, продолжая сканировать теплицу цепким аврорским взглядом, прохожу вместе с Невиллом и подростками в дальний угол, где тихонько позвякивают, постукивают и потренькивают растущие из земли лиры, маракасы, волынка и флейта.
Музыканты-гербологи занимают свои места, и начинается самая причудливая репетиция, которую я мог бы себе представить. У растений, видимо, имеется своё чёткое представление о том, как должен звучать Рождественский Гимн, поэтому, несмотря на старания юных волшебниц и волшебников, теплицу оглашает жуткая какофония, слегка напоминающая гимн Хогвартса, когда каждый поёт кто во что горазд.
В какой-то момент, который, очевидно, считается подходящим для вступления флейты, Невилл приседает на корточки и, осторожно взявшись за стебель растения, подносит его кончик к губам. Раздаётся жалобный, похожий на хрюканье, всхлип, от флейты во все стороны летят искры, и в следующий миг Невилл мешком валится на землю.
Дети испуганно взвизгивают. Я, пробравшись сквозь толпу, подхожу к потерявшему сознание Невиллу. После моего «Энервейта» он приходит в себя и осторожно поднимается, неловко отряхивая с мантии комья налипшей земли и растерянно оглядываясь вокруг.
— Ох, Мерлин, я повредил флейту! — сокрушается Невилл, порываясь вновь дотронуться до злосчастного растения, но я не даю ему этого сделать — молниеносным движением палочки обношу участок с музыкальными растениями защитным куполом.
— Что это было?
— Что случилось? — перешёптываются ребята.
— Всем срочно покинуть теплицу, занятие окончено! — не терпящим возражений аврорским тоном командую я.
— Гарри, в чём дело? — недоумевает Невилл.
— Невилл, тебе срочно нужно в Больничное Крыло, — говорю я.
— Но зачем? Я нормально себя чувствую. Мне просто стало душно. В теплице немного жарковато. Нужно просто капельку охладить температуру.
Невилл поднимает палочку, и я уже догадываюсь, что за этим последует. Как я и предполагал, не происходит ничего. Невилл, непонимающе хмурясь, повторяет Охлаждающее заклинание, но его палочка бездействует. У моего друга больше нет магии, и кажется, я нашёл причину! Пока мы с недоумевающим, растерянным Невиллом плетёмся к мадам Помфри, я мысленно складываю в своей голове кусочки паззла.
«Линда и Патрисия заболтались, рассматривая растения в другом конце теплицы.».
«Нам даже не пришлось бегать по всей теплице. Больше всего поганок прыгало возле растений-инструментов!».
«Я использовал Диффиндо. Отрезал лишние струны у растения-лиры.».
Все пострадавшие, видимо, случайно или из любопытства дотрагивались до флейты, а Робин Ли и Невилл даже дудели в неё. Остаётся выяснить, где Невилла угораздило купить для школьной теплицы это зловещее растение! И главное — понять, как заставить его вернуть поглощённую магию.