Глава пятая (1/2)

В субботу к вечеру школьники покидают Хогсмид, опустошив «Сладкое Королевство» и основательно уменьшив запасы сливочного пива мадам Розмерты. Пожилые профессора тоже отправляются отдыхать. В «Трёх Мётлах» наступает время молодёжи. Рон закрывает свой магазин, вытолкав наконец последних юных покупателей, и присоединяется к нам.

Теперь нас пятеро: Рон с Гермионой, я, Невилл и Малфой, боггарт его задери. Этот засранец, хвала Мерлину, никак не прокомментировал мой тщательно подобранный наряд, лишь скользнул по мне удивлённым взглядом. Исходя из этого, я заключил, что мои старания увенчались успехом.

Малфой чувствует себя среди моих друзей, как русалка в озёрных водах, он прямо-таки всеобщий любимец и душа компании. Увлечённо спорит с Гермионой о том, правомерно ли считать крыс и черепах, трансфигурированных из чашек и шкатулок, полноценными животными и можно ли квалифицировать их обратное превращение в предметы быта как жестокое обращение с животными. Доводы Гермионы становятся всё яростней с каждой выпитой стопкой смородиновой настойки, Малфой же остаётся безупречно вежливым и галантным, словно это не он на втором курсе презрительно выплёвывал: «Твоего мнения никто не спрашивает, маленькая грязнокровка!».

Он договаривается с Роном о том, чтобы тот принял Магнуса Фарли в шахматный клуб.

— Да этого Магнуса совершенно не интересуют шахматы! Он не отличит пешку от королевы! Ему просто хочется поближе подобраться к Джемме Свирк! — кипятится Рон.

— Ну, возможно, это не очень гуманно — препятствовать молодому человеку, который всего лишь хочет быть рядом с любимой, — с улыбкой замечает Малфой, заставляя Рона беспомощно сдуться и пообещать пригласить Магнуса на следующее занятие клуба.

С Невиллом Малфой обсуждает какие-то неизвестные мне южноамериканские растения, которые «чудесно подойдут для экспериментальных зелий семикурсников, желающих пойти учиться на целителей».

И лишь для меня у блистательного, всеми обожаемого душки Хорька не находится не только ни одной общей темы для разговора, но даже ни одного мало-мальски доброго слова. Правда, в начале вечера он весьма ехидно вопрошает, не замучили ли меня за эту неделю ученики и не надумал ли я вернуться в Аврорат, однако, после того, как я угрюмо бурчу в ответ: «Мечтай, Малфой!» и утыкаюсь в свой огневиски, он больше не удостаивает меня ни единым вопросом или комментарием.

Мадам Розмерта приносит нам новые напитки, и — вы только подумайте! — ласково интересуется, не хочет ли Драко чашечку своего любимого капуччино! Как будто это вовсе не «дорогой Драко» держал её несколько лет тому назад под Империусом!

Огневиски бурлит в моей крови, разжигая мою неприязнь и укрепляя подозрения. Я почти не участвую в общем разговоре, ограничиваясь мрачным совиным «угу» в ответ на реплики Гермионы, которая не теряет надежды втянуть меня в беседу.

Я бы с радостью констатировал, что игнорирую сидящего в аккурат напротив меня Малфоя, но, похоже, это именно он игнорирует меня. От выпитого алкоголя его обычно бледное лицо разрумянилось, роскошные волосы очаровательно растрепались, верхние пуговицы неприлично дорогой рубашки расстёгнуты, глаза блестят, а улыбка… Ох, чёрт, я и не подозревал, что его вечно искривлённые в ухмылке губы могут складываться в такую открытую, искреннюю улыбку!

И именно в тот момент, когда я имею неосторожность залипнуть взглядом на этой улыбке, мерзавец замечает это, облизывает губы и слегка прикусывает нижнюю. А потом, словно бы невзначай, вытягивает свои длинные ноги и касается ими моих, не отводя при этом внимательного взгляда. Я с ужасом осознаю, что мой член отчего-то решил, будто всё это выглядит и ощущается чертовски возбуждающе. Вероятно, алкоголь и впрямь действует на людей дезориентирующе!

Чтобы отвлечься от странных картинок, заполнивших мозг («я наклоняюсь через стол, опрокидывая кубки, и впиваюсь в губы Малфоя, слизывая с них пенку от капуччино», «Малфой под столом гладит ступнёй внутреннюю сторону моего бедра, подбираясь к…», «Малфой выходит из-за стола и расслабленной, манящей походкой направляется к туалетам, а я нагоняю его и прижимаю к стене…»), кхм… так вот, чтобы отвлечься от этих странных образов, я начинаю усиленно прислушиваться к его разговору с Невиллом.

— Перуанские дремоносные бобы скоро созреют, Драко, они уже вовсю постукивают в своих стручках! — сообщает Невилл таким восторженным тоном, каким, наверное, матери говорят о своих младенцах, научившихся пускать пузыри.

— Отлично, Нев! Их как раз пора добавлять в Зелье Восстановительного Сна, которое готовит для своего проекта Мэнди Памкин.

Вот оно! Мой подвыпивший мозг лихорадочно складывает мозаику. Малфой готовит зелья, и, надышавшиеся их парами ученики теряют свою магию! Версия кажется мне такой убедительной, что моё мрачное настроение как рукой снимает. Осталось только придумать способ, как попасть на урок нашего Хорька-зельевара, а ещё лучше, в его лабораторию, не вызвав подозрений, и найти наконец доказательства его вины. И тогда я вернусь в родимый Аврорат, забыв невыносимых детишек, как страшный сон!

— Выпьем за Гриффиндор, ребята! — громогласно предлагаю я, в упор глядя на Малфоя. Все с готовностью поднимают кубки, и Малфою ничего не остаётся, как с кислой улыбкой присоединиться к нам.

Не успеваю я поднести кубок к губам, как Гермиона безнадёжно портит триумфальный момент:

— И за Слизерин! Да здравствует дружба факультетов!

*****