Глава 53 (1/2)
3 января 1997 год, Лондон
Ей всегда нравился зимний Лондон — так красив и сказочен; так чист.
Но не сейчас.
Прямо сейчас вокруг был лишь туман — плотный и мутный; или, может быть, все дело в том, что он сопровождал ее — повсюду, на каждом шагу, с тех пор, как Гермиона разомкнула веки.
Кажется, Драко переместил их в самую ближайшую от ее дома точку аппарации, и кажется, он уже был здесь; кажется, он уточнил или, возможно, Гермиона упустила это уточнение.
Все воспоминания казались блеклыми — как и картинка на ее сетчатке.
Все казалось слишком тусклым — как ее заплывший взор.
Драко говорил с ней. Постоянно. Что-то спрашивал и что-то утверждал. Но его голос все никак не прояснялся; ее слух был слишком слаб, а его тембр слишком тих.
Ее родители дома — Гермиона знала. Ее маме никогда не нравилось праздновать Рождество и Новый год.
Снег под ее ногами издавал забавный звук. Как и всегда. В детстве она любила его.
Хруст.
На улице было прохладно. Ее щеки обдувал приятный ветер с запахом зимы.
Хруст. Хруст.
Она пахла всегда так… по-другому. Конечно, Гермионе нравился запах весны и запах лета; осень тоже была ничего — но именно зима всегда имела самые запоминающиеся ароматы.
Хруст.
— Милая, — голос Драко прозвучал в этот раз громко. Или Гермионе показалось. Или это было связано именно с тем, что они несколько минут стояли с ним на одном месте.
Их пальцы были переплетены. Вернее, ее кисть — расслабленная, обессиленная — была стиснута в ладони Драко.
Гладкие, блестящие и черные — его перчатки. На ее руках была серая шерсть.
Когда она успела их надеть? Может быть, это тоже сделал Драко?
— Милая, — вновь обратился он, и тень возникла перед ее взором.
Ей было не видно выражение его лица — слишком расплывчато, туманно, — но его образ давно запечатлен с обратной стороны ее иссохших век; и лишь один звук его голоса показал непроявленную в данный миг картину.
Холодная кожа его перчатки прикоснулась к щеке Гермионы. Большой палец очертил узор.
— Ты уверена? — теплый и пряный пар коснулся ее губ, как только Драко выпустил глухие буквы.
Ей не хотелось отвечать и не хотелось говорить.
Пусть хруст вернется, нужно идти дальше.
Пусть хруст вернется, им нужно идти.
— Милая, все в порядке? — спустя два стука Драко произнес, и ее тело содрогнулось.
Приоткрыв глаза, она медленно заморгала.
— Милая?
— Да, — выдохнула Гермиона едва слышно, но она надеялась, что он услышит.
— Хорошо, — через секунду отозвался Драко. — Хорошо. Не торопись.
Она не торопилась.
Кафель под ее щекой был влажный. Она лежала на полу. Она не помнила, когда легла на него. Кажется, в последнее воспоминание она стояла.
Подогнув колени, Гермиона медленно приподнялась, схватившись за раковину пальцами.
Возвысившись у брызжущего крана, она зачерпнула воду и склонилась вниз.
— Прости, — выйдя из ванной, выдохнула Гермиона. — Я немного задержалась, — ступая к комоду, выдавила она из себя.
Она помнила, что около него стояла сумка. Ей нужно было не запнуться и не наступить — Драко заметит и забеспокоится. Ему не стоило знать.
— Все в порядке, — ответил низкий голос сбоку. Да — она была способна видеть его тень и очертания сквозь блики солнца. Даже не имея четкости в своих зрачках, она все так же знала — он прекрасен; она все так же знала — он выглядел как самый безупречный сон.
— Ты… Ты не поможешь мне? — ощутив новую волну ледяной дрожи, прохрипела Гермиона едва слышно, и сильные руки в это же мгновение обвились вокруг.
Одна покоилась на талии, — как он так быстро оказался около нее? — другой он сжал ее влажные пальцы, или, возможно, влага находилась на его.
Неважно.
— Извини, — прошептал Драко. — Конечно. Извини, — ведя ее снова так осторожно, аккуратно, робко, сказал он.
Он посадил ее на смятую постель.
Наверное, им нужно поспешить.
Который сейчас час?
Кажется, Драко говорил недавно — десять.
Сколько прошло с тех пор?
— Ты… — замешкался он. — Ты хочешь надеть что-нибудь определенное?
Неважно.
— Выбери сам, — ответила она.
Кажется, он кивнул, и кажется, остановил свой выбор на старом свитере и джинсах.
Неважно.
— Я… — положив вещи на кровать, вновь подал голос Малфой. — Я могу…
— Все в порядке, — выдохнула Гермиона, перебив. — Я сама.
— Хочешь, чтобы я вышел? — так неуверенно, так тихо, непривычно, далеко он произнес. — Нет. То есть… Прости. Я не буду тебе мешать…
— Мне все равно, — отозвалась она, схватившись за края футболки.
Ее плечи поднялись, и Гермиона тихо застонала от возникшей судороги в мышцах.
Ее руки затряслись, и она обреченно уронила их, прикусив губы.
Тишина.
Но ее было слышно слишком.
В этой тишине спустя два громких вздоха отмерла стоящая напротив обессиленного тела тень.
Драко не говорил.
Он молча шагнул ближе и коснулся ткани — осторожно.
Так талантлив; так силен — одним прикосновением он вынудил ее исчезнуть. Вновь.
Ее нагую грудь обдало холодом лишь на один малейший миг, прежде чем колющая шерсть старого свитера коснулась ее головы и обрамила горло.
Кажется, Гермиона покупала этот свитер с мамой. Кажется, это было пару лет назад.
Неважно.
Ее бриджи — так же, как футболка — по велению магии Драко исчезли.
Тень у ее глаз скользнула вниз, и теплая ладонь мягко обхватила ее за лодыжку.
Осторожно приподняв, Драко опустил ее ступню на свое колено, и она почувствовала, как он не спеша надел один носок, а затем взял вторую ногу и проделал то же самое.
Драко призвал ее лежащие на покрывале джинсы — она уловила шорох — и аккуратно натянул.
Вновь вырастая перед Гермионой, он без слов подал ладонь, и она ухватилась за нее, вставая также.
— Спасибо, — выдохнула она, когда Драко застегнул пуговицу на ее джинсах.
— Не за что, — едва слышно он ответил.
Холодно.
— Что именно ты…
Тихо.
— У меня небольшой выбор.
И темно.
— Они никуда не уедут без меня.
Его затихший вздох — печальный, горький, громкий. Как всегда. Он понял все без объяснений.
— Я готова, — обернувшись в сторону струящегося сквозь плотные шторы солнца, отрезала она.
Впиваясь в капельки растаявших снежинок на его пальто, Гермиона молча простояла несколько секунд и, тихо выдохнув, двинулась мимо Драко.
Она успела сделать два шага, прежде чем его ладонь сомкнулась вновь на ее локте.
— Грейнджер, — остановив ее и развернув, выдавил он, в который раз оказываясь перед ее взглядом. — Мы можем…
— Я знала, что рано или поздно мне придется сделать это, Драко, — перебила она, смешивая чересчур тонкие буквы с ветром; обреченно и смиренно выпуская глухой звук. — Вероятно, моим вариантом оказалось «рано», — безэмоционально бросила она. — Пошли.
Дернув плечом, Гермиона высвободилась из хватки Драко и, сжав зубы от стрельнувшей боли в мышцах рук, двинулась к дому.
Если бы ее зрачки все еще могли видеть четко, она точно бы заметила на двери слева скол; внизу на лестнице смогла бы рассмотреть небольшой след, оставленный, когда ей было восемь; в том окне, которое всегда было прикрыто занавесками, блестела бы устало старая гирлянда сквозь тонкую ткань — это папа повесил, она знала; ее папа всегда любил Рождество.
— Ты хочешь побыть немного с ними? — печальный голос у ее лопаток облачил всю улицу привычным запахом — тоской; привычным вкусом — горечь.
— Нет, — ответила она.
— Грейнджер…
— Просто подожди меня на улице, — обернувшись, отчеканила она. — Я не задержусь, — раздражаясь, дополнила Гермиона.
Она была уверена, что, если бы не возраст, Драко сделал бы все сам.
Возможно, он бы рассказал ей — после; а возможно, он бы даже взял ее с собой.
Но она была рада — в этот раз, — что все сложилось так, а не иначе; рада, что она сама исполнит план, возникший в ее голове еще в конце пятого курса, — самый страшный и кошмарный; тот, который никогда не должен был быть воплощен.
Замешкавшись лишь на мгновение, она достала из кармана ключ, улавливая, как ее своей фигурой закрывает Драко от любых возможных глаз.
Набрав побольше воздуха, Гермиона попыталась попасть в скважину замка, но ее руки затряслись, картинка была такой мутной, что она смогла лишь несколько раз промахнуться.
Поймав ее дрожащую ладонь, Малфой неспешно вынул ключ из ее пальцев и тихо — слишком тихо — открыл дверь.
— Спасибо, — выдохнула она, смотря на расплывчатый коридор, видневшийся в проеме. — Я скоро, — отрезала она, шагая внутрь.
Листья инжира, ирис, лен и мускус.
Ее маме всегда нравился именно этот аромат.
Если бы ее взгляд был четче, Гермиона точно отыскала бы стоящий на столе диффузор с палочками, что распространял привычный запах.
Ее родители в гостиной — она знала; она слышала звук телевизора и тихий смех.
Они смотрели кино вместе. Как всегда. Им всегда нравилось вместе его смотреть.
Если бы у нее было чуть больше времени, она бы тоже посмотрела с ними. А еще, наверное, они немногим раньше пили чай.
Цитрус, роза и мед.
Ее любимый. Как и мамы.
Интересно, в чайнике еще осталось для нее?
Ее шаги были неслышны, или, может быть, все дело в том, что шум в ушах все громче раздавался с каждым.
Голоса.
Кажется, она не смотрела этот фильм.
Нужно будет узнать название. Она не помнила произнесенных слов.
Ее родители вновь засмеялись — так синхронно.
Кажется, это была комедия.
Нужно будет узнать.
Палочка в ее руке чувствовалась странно. Как будто это больше не было чем-то знакомым, правильным, привычным.
Странно.
Слишком странно.
Зажмурившись как можно крепче, Гермиона сосчитала до семи и распахнула веки, изо всех имеющихся сил — которых нет — пытаясь прояснить немного взгляд.
Ее ладонь дрожала; боль в предплечье и плече подала знак.
Когда она сняла пальто? Должно быть, Гермиона сделала это, когда вошла.
Ей нужно вспомнить.
Нет.
Она почувствовала судорогу — снова; она стиснула до скрипа челюсть и направила древко вперед.
«…Ты должна была догадаться об этом, Сидни!..»
Голос этого актера незнаком. Может быть, это слишком старый фильм?
«…Я столько раз просила тебя, Альберт…»
И актриса. Кажется, Гермиона никогда не слышала и ее голос тоже.
«…О Господи! Как ты невыносим…»
Наверное, мама и папа будут обсуждать по окончании. Наверное, они произнесут название, и Гермиона тоже сможет посмотреть именно этот фильм — потом, немного позже.
«…Пресвятые угодники! И это ты…»