Глава 53 (2/2)
Ее лопатки обдало теплом, и в легких вмиг возник слишком знакомый аромат.
Тень за спиной прижалась к ней вплотную; теплое дыхание мгновенно потерялось у нее в кудрях.
Прохладная ладонь легла поверх дрожащих пальцев, и она почувствовала пряди шелка на своих висках.
— Я с тобой, — прошептал Драко едва слышно, прижимаясь к ее уху. — Ты сможешь.
«…Не в этот раз, Альберт!..»
— Я с тобой, — сжимая крепче ее ледяную кисть, вновь сказал тихо Драко.
Немного надавив, он опустил ее запястье вниз, заставив Гермиону недоверчиво нахмуриться.
Его свободное предплечье обвилось вокруг, и он обнял ее, коснувшись змейки.
Испуганно обернувшись, она врезалась в его склонившуюся шею и уткнулась в кожу, почти не дыша.
— Тише, — вновь выдохнул Малфой. — Ты доверяешь мне? — потянув кольцо, спросил он и остановился.
«…Сидни, ты ведь знала…»
Гермиона не ответила ему. Глупый вопрос. Чересчур глупый.
Или это спрашивал не он?
Что, если Драко не было с ней в комнате?
Что, если эта комната — мираж?
Что, если все происходящее — и вправду — нереально?
«…Прекрати сейчас же!..»
Теплый поцелуй. Драко оставил теплый поцелуй у нее на виске и не спеша стянул кольцо.
Содрогнувшись у него в руках, она прижалась к бьющейся груди вплотную, ощутив потоки тишины, уюта, расслабления и… страха, боли — едва пробивающейся и привычной, — но спустя мгновение другое чувство поселилось в ней. Вернее… Нет. Конечно, нет. В ком-то другом. В ком-то стоящем рядом с ней в гостиной.
Незнакомое. Нет. Нет. Наоборот.
Такое ясное. Понятное.
Цветные пятна.
Словно патока вновь растеклась — но уже не вокруг. В ее крови сладкие ноты — пряность. В ее теле кипел мед.
Обхватив пальцы Гермионы, Драко поднял ее руку с палочкой наверх.
— Я с тобой, — вибрацией на ее коже низкий тембр прозвучал. — Ты сможешь.
Ее ребра обожгло огнем, и буйная волна растекшегося пламени заставила Гермиону снова содрогнуться.
Ее взор в одну секунду прояснился; спазм расслабился; пульсирующий ритм утих.
Словно она глотнула эликсира жизни, силы и чистого света. Словно чье-то сердце — крепче и сильнее — с этих пор отныне билось в ней.
«…Ах, Альберт!..»
Убрав руку со спинки дивана вниз, ее папа нежно обнял маму за плечи.
«…Прости, Сидни. Я совсем не хотел…»
Прильнув поближе, мама опустила голову на его плечо.
В их мире никогда не будет магии — привычной для Гермионы; в их мире никогда не будет Хогвартса, волшебных палочек и заколдованных вещей; в их мире никогда не будет сов и писем; никогда не будет заклинаний, зелий, эльфов и других людей.
У них никогда — отныне — не родится дочь.
В их мире никогда не будет ее первых сделанных шагов, ее негромких слов и плача, криков и улыбок; никогда не будет гордости в глазах, историй о профессоре МакГонагалл и Дамблдоре, Гарри; никогда не будет Живоглота; никогда не будет прежних дней.
В их мире никогда не будет Гермионы.
— Обливиэйт, — прошептала она хрипло, и все тело налилось свинцом — как будто эти тихие слова вновь отобрали свет, зажегшийся немногим раньше; как будто эти тихие слова остановили ее сердце — отданное кем-то — тоже вновь.
В ее венах забурлила магия — одолженная Драко. В ее венах заструилась жизнь — которую он дал.
Конечно, нет.
Дело было не в его магии.
Ты уникальная… Ты знаешь…
Кап.
Твоя магия работает везде.
Свечение — последнее свечение их прежней жизни — прикоснулось к двум фигурам впереди, и с этих пор Венделл и Моника покинут Англию. Их никогда не сможет отыскать ни один сумасшедший Пожиратель; они никогда не будут беспокоиться, что скоро на войне окажется их дочь.
У них никогда не было детей.
И никогда не будет.
Но они счастливы.
Они так счастливы.
Она почувствовала дрожь. С каждым мгновением все больше разрастаясь вширь, ледяной вихрь завибрировал под ребрами. Плотный туман отяжелел, отмер, усилил интенсивность. Осколки грубых льдов впились под кожу. Кровь понизила свой градус. Сердце — отданное — сократилось, сжалось и расслабилось спустя секунды, навсегда потеряв ритм.
Так холодно, больно и пусто.
Желтые таблетки.
— Я не хочу их пить, — хныкала Гермиона. — Они противные.
— Милая, но иначе ты не выздоровеешь, — мягко ответил ее папа.
Гарри.
Кажется, третий год.
Гарри рассказывал им с Роном о дементорах: «из тебя медленно уходит жизнь», и Гермиона ощущала в этот миг — спустя больше тысячи дней с тех пор, — что означало это выражение.
Но рядом не было дементоров.
И рядом не было отныне никого, кто ей знаком.
Почувствовав, как тело Гермионы обмякает и склоняется на пол, Драко обвил ее руками крепче и прижал к себе. Поспешно натянув кольцо на ее палец, он вздохнул, и вихрь аппарации вновь затянул два образа и поглотил, перемещая.
Приземлившись посреди их спальни в Башне, Драко осел вниз вместе с едва держащейся в сознании Гермионой.
Влага коснулась ее губ, и она приоткрыла рот, глотая безвкусную жидкость.
— Когда ты вылечишься, — забирая опустевший стакан, сказал ее папа, — мы вместе пойдем кататься на аттракционах в парк.
— Правда? — все еще кривя лицо от чересчур горького вкуса, поинтересовалась Гермиона.
— Конечно, правда, милая, — ответил, улыбнувшись, ее папа.
Свет все еще не проникал. Или, возможно, вся причина была в том, что ее веки все еще закрыты.
Но ей показалось, что вокруг темно.
Темно, холодно, страшно.
Нет.
Не страшно.
Странно.
Как будто только что произошло что-то… невероятно странное или…
Как будто Гермиона еще не смогла осознать.
Такое ощущение — когда проснулся и не помнишь…
Нет.
Оно не подходило.
Такое ощущение — когда еще не разобрался…
Нет.
— Милая, — голос Драко вновь ее прервал.
Она не видела его лицо уже так долго. Несмотря на то, что образ Драко навсегда запечатлен под кожей ее век, она соскучилась по его виду — прежнему, невероятно нежному, невероятно ясному.
Она соскучилась по Драко.
И она соскучилась по ним.
Пусть снова будет утро, где они лежат с ним вместе в их кровати. Пусть на Драко втайне заберется Живоглот. Пусть Драко несмешно пошутит. Пусть он поцелует ее в губы, а потом сорвет пижаму и возьмет. Пусть они вместе примут душ, в котором снова будут слышны стоны. Пусть Драко пробурчит в который раз, глядя на динозавров, и соврет. Пусть Топси по его приказу переполнит стол. Пусть он сыграет на рояле. Пусть они станцуют, глядя на явивший свои лепестки очередной цветок.
Пусть их прекрасный мир, их хрупкий дом вернется.
Пусть все происходящее окажется всего лишь сном.
Ее тело объяла магия, и Гермиона ощутила голой кожей бедер ворс ковра.
— Потерпи немного, милая, — прошептал Драко. — Сейчас я уложу тебя в кровать.
Фламинго.
Ее любимая пижама.
Это мама подарила ей.
Кажется, два года назад.
— Мама! — кинулась на ее шею Гермиона. — Она такая красивая, спасибо!
— Я рада, что тебе понравилось, — чмокнув дочь в макушку, она отозвалась. — Эта твоя любовь к пижамам еще с детства научила меня выбирать самые подходящие варианты, — подмигнула она, улыбаясь.
Тело Гермионы оторвалось от земли — Драко поднял ее, в который раз взяв на руки.
Он не ответил.
Однажды она спросила, было ли ему тяжело ее нести.
Он не ответил.
Мягко.
Драко опустил ее на смятую постель, и Гермиона оказалась вновь в привычном месте.
Мягко.
А еще тепло. Должно быть.
Но тепло пока не наступало.
Позже.
Уложив ее и накрыв одеялом, Драко наклонился, чтобы потерять очередной — чересчур быстрый — поцелуй в ее кудрях.
— Отдохни, милая, — почти неслышно сказал он, коснувшись пальцами ее макушки. — Я буду здесь, — замолкнув, он дополнил спустя два неровных вдоха: — Если ты не против.
А еще в тот вечер они ели испахан.
Да, точно.
Ее родители привезли так много сладостей из Франции. И так много подарков.
— Засыпай, — пробормотал знакомый тембр.
Но пижама.
Пижама была самым лучшим из подарков.
Отстраняясь, Драко задержал ладонь в ее кудрях еще на несколько секунд.
Его кисть нежно гладила ее разметанные пряди.
Кажется, в детстве мама или папа тоже гладили ее так иногда.
Или, возможно…
— Ты все сделала правильно, — негромкие слова были едва слышны или, возможно… — Ты все сделала правильно, — и вновь.
Ей всегда нравился зимний Лондон.
Хруст.
Сегодня она побывала в нем.
Хруст. Хруст.
Кажется, Гермионе нужно было сделать что-то.
Хруст.
Но она не могла вспомнить, что именно…
Хруст. Хруст.
Неважно.
Может быть, она проснется и сразу об этом вспомнит.
Хруст.
Она проснется и поймет.
Чувствуя теплую ладонь в своих волосах, она зарылась носом в одеяло и свернулась на боку.
Нужно будет сказать папе о ее деснах. Они немного кровоточили. Нужно будет сказать.
— Спокойной ночи… — неразборчиво проговорила Гермиона.
Она надеялась, мама заварит для нее тот самый чай с утра.