Глава 52 (1/2)
3 января 1997 год, Башня старост
Наложив заклинание и бросив палочку куда-то вбок, Малфой скатился вниз.
Когда в последний раз он плакал, запираясь в ванной втайне ото всех? От папы, непременно разозлившегося бы, узнай он, что Драко опять нарушил правила; от мамы, укрываясь лишь от жажды ее уберечь, не делать больно, не давать ей знать об этом.
Сколько ему было лет?
Может быть, шесть; может быть, восемь.
Сколько ему лет сейчас — в этой закрытой комнате, за дверью которой спала его любовь?
Любовь, которую нещадно растерзали два животных: омерзительных и гадких, две отравленные твари, чьи органы, Драко поклялся, будут вынуты его рукой.
Сколько веков на самом деле испарилось за часы, что длились так невыносимо долго; за минуты с запахами боли, крови и его вины — сколько прошло; сколько исчезло; сколько?
— Я удивлен, — сухо проговорил Люциус, заставив Драко вопросительно приподнять бровь. — За время моего отсутствия… ты добился весьма… — сделав паузу, он оглянул стоящего напротив сына, — внушительных результатов.
Громко фыркнув, Драко отвернулся.
— Сомнительный успех, — накинув на навеки замерший остекленевший взгляд грубую ткань, бросил он безэмоционально.
Люциус был умен — чрезвычайно; и он был опытен. Он точно знал, он понял, приспособился за все года — как именно следует действовать, чтобы привлечь внимание вшивого лорда. Или наоборот. Отвлечь.
— Ты не расскажешь, что ты сделал? — поинтересовался Драко, накладывая купол вокруг пламени, сжирающего обескровленное тело.
— Сынок, я использовал простейшее заклинание, — издевательски ответил Люциус.
Закатив глаза, Драко убрал палочку в задний карман.
— Реддл, — сказал он. — Что ты сделал?
Тяжело вздохнув, Люциус укрепил скрывающие чары в темной арке переулка.
— Я не помню, — ответил он. — Но предполагаю.
Замерев на месте, Драко непонимающе впился затянутыми радужками в Люциуса.
— Что?
— Вероятно, я извлек свои воспоминания, — протянул он скучающе.
Кивнув, Драко попытался скрыть очередной распространившийся по венам укол восхищения отцом.
— Ты сказал, — прочистив горло, начал он, — что ты предполагаешь.
— Это долгий разговор, Драко, — прервал Люциус. — Не уверен, что у тебя в запасе сейчас есть свободные минуты.
Кивнув еще раз, он в который раз укрепил стены у себя в сознании.
Ее крика не существовало. Она не лежала в ледяной темнице на полу.
— Ты действуешь один? — бросил он напоследок.
— Почти, — отрезал Люциус, развеивая купол. — Пошли, — накидывая капюшон, он вышел из погрязшей в запахе сгоревшей плоти арки.
Драко был почти, уверен что в это очевидное, неясное на данный миг, многоступенчатое — в этом Драко тоже был уверен — действо вовлечен его не смеющий отказать и не имеющий даже малейшего на это шанса крестный.
Он смутно помнил, как они с Люциусом появились вновь в их потерявшей свет гостиной; как его отец что-то пробормотал и удалился — Драко был под воздействием третьего успокоительного зелья, — но он помнил, что по возвращении отец сказал: «все решено», и Драко не стал спрашивать.
Ему понадобилось ровно семь минут, чтобы заставить себя появиться перед ней, и он навеки — на все дни, которые остались; на все новые в других перерождениях и мирах жизни — навсегда запомнил это время.
Плохо закрученный кран подал о себе знак упавшей с характерным звуком каплей.
Драко даже не догадался взять одежду. Он сидел — все еще — в одном мокром полотенце на хранящей запах виноградной пены влажной плитке.
Он смотрел на опустевшую, покрытую испариной, плывущую у него на глазах старую ванну, где несколько минут назад сидела Гермиона и где несколько минут назад дрожащими ладонями он так отчаянно пытался смыть с нее следы грязных и мерзких лап чудовища, которое позарилось на его драгоценность.
Он убьет его. Драко поклялся. Он убьет эту мразь.
Призвав валяющуюся на полу мантию Снейпа, Малфой достал оттуда виноградную лозу.
— Твоя палочка у меня, — сказал он, запустив ладонь в карман.
Вытащив древко, Малфой переглянулся с ней.
— Как думаешь, — негромко Гермиона начала, — она признает тебя?
— Сомневаюсь, — отрезал Драко, подавая лозу ей. — Пойдем.
Сердечная жила дракона — сердцевина ее палочки, — как у Люциуса; как у Беллатрисы.
Признала бы она его запачканные пальцы? Разрешила бы впустить в себя — желанную и предназначенную — тьму?
Драко не станет проверять; не станет осквернять своей смердящей магией хотя бы одну часть жизни Гермионы.
— Сынок… твой крестный объяснил тебе последствия использования…
Сморгнув навязчивый голос отца и стерев с лица жгучую соль, он встал и не спеша умылся.
Осторожно приоткрыв большую дверь, Драко ступил в тихую комнату, заметив на кровати Живоглота, примостившегося у сопящей Грейнджер.
Достав пижаму из комода и подняв оставленную сумку с пола, он вновь скрылся в ванной.
Надев чистые вещи, Малфой вынул пузырек с зеленоватой жидкостью.
Приняв зелье Бодрости и тяжело вздохнув, он вышел из влажной комнаты и, аккуратно обхватив стул, переместил его в другое место из привычной для себя точки обзора.
Пододвинув его ближе, Драко уселся у самого края, где спала, свернувшись на боку, сжимающая плюшевого зайца Гермиона.
Он знал, что ее ждет в сегодняшнюю ночь. Он знал и ненавидел все на этом блядском свете так же сильно, как себя.
Поднявшись на постели, Живоглот вцепился замерцавшими зрачками в Драко.
Его желтоватые глаза даже во тьме блестели искрами пылающего гнева.
Да.
Драко в который раз ее обидел. И в который раз ее чересчур умный кот был зол.
Медленно двинувшись к сидящему на стуле Малфою, Живоглот обошел мерно дышащую хозяйку и остановился на краю.
Он посмотрел прямо на Драко, как смотрели люди и смотрели все имеющие голос существа, и Малфой был готов, что этот кот вновь кинется и расцарапает; вновь отомстит и защитит ее.
Но спустя несколько затихших вздохов Живоглот ступил на его ноги и неожиданно уткнулся мордой. Заурчал — почти неуловимо, едва слышно. Он уперся головой, и будь Драко проклят в это мгновение — в который раз или чуть больше, — если кто-нибудь посмеет с этих пор сказать, что коты не умеют плакать.
Подняв дрожащую ладонь, Малфой несмело запустил ее в рыжую шерсть тихо вибрирующего Живоглота.
Примостившись, он улегся на коленях Драко и свернулся в небольшой клубок, все еще зарываясь носом.
Ткань пижамы натянулась на плечах, и Малфой наклонился вниз.
Обняв крепче кота, он сморгнул слезы.
В темной спальне пахло солью; в темной спальне пахло горем, болью и виной.
***</p>
Грейнджер впервые вздрогнула спустя сорок минут его следящих взоров. Он почти дотронулся до Живоглота на своих ногах, намереваясь разбудить того и оказаться у дрожащей Гермионы, но она застыла и, негромко простонав, продолжила свой сон.
Драко не знал, застала ли она в темнице судороги — последствия ебаного Круциатуса, — но две пытки вкупе с намеренно жестокой легилименцией и попыткой изнасилования не могли пройти бесследно.
Сука.
Сука.
— Расскажи еще раз ту сказку, — сжав в пальцах смявшееся одеяло, тихо Драко попросил.
Нежно прикоснувшись к его волосам, Нарцисса принялась крутить серебряные прядки.
— У меня есть идея получше, — заговорщически прошептала она. — Я расскажу тебе другую, — проговорила она, подмигнув взглянувшему на нее Драко. — Про дракона.
— Про дракона? — восхищенно он спросил.
Кивнув, Нарцисса улеглась удобнее с ним рядом.
— Жил в одном царстве маленький дракон.
— Маленький, потому что он еще малыш или потому что он навсегда такого размера? — перебил Драко.
— Малыш, — ответила с улыбкой Нарцисса. — Ему пока совсем немного лет.
— Сколько?
— Пять.
— Ладно, — согласился Драко, заставив маму шире растянуть улыбку. — Продолжай.
— Он рос в необычной семье, — возобновила свой рассказ Нарцисса. — Его папа тоже был драконом, а его мама…
— Принцессой? — вновь нетерпеливо прервал Драко.
— Верно, — подтвердила она. — Его мама была принцессой.
— Дракон украл ее?
Хихикнув, Нарцисса прикусила губу.
— Ну… Принцесса и сама была не против… — протянула она хитро.
— Она влюбилась в дракона? — перевернувшись на живот и подперев ладонями свой подбородок, воодушевленно он спросил.
— Влюбилась, — прищурившись, ответила Нарцисса. — Дракон был… очень привлекателен… — замешкавшись, она умолкла на мгновение. — И очень обходителен, — дополнила она.
— И что было дальше? — болтая ногами, поинтересовался Драко.
— У них родился тот самый маленький дракон, — с придыханием проговорила она. — Прекрасный, добрый и невероятно сильный.
— Сильный?
— Да, — отозвалась она. — Все в царстве понимали, что он станет одним из самых могущественных драконов и никогда не будет сдаваться, потому что…
— Драконы никогда не сдаются, — поспешно сказал Драко.
— Именно. Драконы никогда не сдаются, — подняв повыше уголки губ, повторила Нарцисса.
— И это сбылось? — не унимался он, едва не прыгая на смявшейся постели. — Он стал?
— Конечно, стал, — заявила она, обернувшись к своему пылающему интересом ангелу. — Но также он прошел немало испытаний.
— Испытаний? — удрученно выдавил Драко.
— И препятствий, — дополнила она, глядя на потускневшее лицо. — Но он смог все преодолеть.
— Почему у дракона не могло просто быть все хорошо?
— Потому что, — перевернувшись на бок, Нарцисса протянула к светлой щечке Драко хрупкую ладонь и не спеша огладила нежную кожу, — для того, чтобы стать великим, нужно вынести немало бед, — скользнув в разметанные пряди, прошептала она хрипло, — и в каждой отыскать что-то хорошее.
— Отыскать хорошее в бедах? — недоверчиво он поинтересовался.
— Именно, — вновь кивнула Нарцисса. — И не просто отыскать, — продолжила она негромко, — а извлечь для себя пользу, поблагодарить и двигаться с новыми приобретениями дальше.
— Поблагодарить? — возмущенно Драко выплюнул. — За что?
— За то, что это сделало тебя сильнее, — спокойно ответила она. — За то, что ты теперь стал на один шаг выше или дальше. За то, что ты смог вынести из этого. За то, что ты смог, несмотря ни на какие трудности, это пройти.
— А если я не смогу это пройти?
Отняв от него кисть, Нарцисса оперлась на локоть, принимаясь недоверчиво оглядывать нахмурившегося Драко.
— Но ведь дракон смог, — сказала она спустя несколько секунд.
— Но ведь это было в сказке, — обиженно пролепетал он. — А я не в сказке.
— Верно, ты не в сказке, — согласилась она едва слышно. — Но ты забыл одну важную вещь.
— Какую? — вскинув голову, пробормотал он.
Растягивая теплую улыбку — снова и в который раз заставившую всю тусклую комнату сиять, — Нарцисса подалась к нему поближе.
— Ты дракон.
Вначале напряглись ее расслабленные веки — как если бы она отчаянно пыталась разомкнуть их, но никак этого сделать не могла; затем дыхание — едва заметное, почти поверхностное, как всегда, когда она спала, — сменилось хриплыми и грубыми, чересчур быстрыми, скулящими от страха звуками. Все ее тело напряглось, и ровно через пять секунд она забилась в мелких судорогах, хныча.
Ей было страшно. И ей было больно.
Драко знал об этом.
Сука.
Мгновенно встрепенувшись, Живоглот сам подскочил и спрыгнул на пол.
Пересев на край кровати, Драко обхватил ладонями скривившееся в муке лицо Гермионы и склонился вниз.
— Тише, — прошептал он, прикоснувшись пересохшими губами к ее мочке. — Тише, милая. Ты в безопасности, — держа ее трясущееся тело, Драко выдыхал. — Ты в безопасности. Все прошло. Все в порядке.
Ничего не в порядке.
Сука.
— Тише, — поглаживая большими пальцами, не прекращал он говорить, пока ее скулеж не стал сходить, с каждым заглушенным потоком воздуха теряя силу. — Тише. Все закончилось. Все хорошо.
Нет ничего хорошего.
Сука.
— Тише, цветочек.
Она расслабилась спустя почти две блядские минуты судорог. Он знал, как это больно, и он знал, как будет больно после этого в первое утро.
Сука.
Привлекая его взор, Живоглот забрался на кровать, уставившись на Гермиону.
Опасливо шагнув поближе, он отпрыгнул, тут же распушив свой хвост, как только она дернулась, вновь обращая на себя затянутые виной глаза Драко.
— Тише, — прошептал он в ее кожу, коснувшись покрытого испариной лба. — Все хорошо, цветочек.
Ложь.
— Все хорошо.
Его словам не суждено прозвучать правдой.
Убедившись, что ее дыхание вновь ровное, а тело не дрожит, Малфой аккуратно выправил смятое одеяло и, откинув распушившиеся волосы с ее лица, вынул из заднего кармана древко.
Взмахнув им, он высушил промокшую ткань и вновь укутал Гермиону.
Отстраняясь, он наткнулся на следящий взгляд замершего без действий Живоглота, и на мгновение так же застыл.
В темной спальне пахло печалью; в темной спальне пахло сожалением, морским прибоем и стыдом.
***</p>
Ее судороги повторились еще трижды. Самый долгий приступ длился вновь чуть больше двух минут, и в эти блядские сто тридцать семь секунд Драко мечтал только о том, чтобы забрать эти мучения себе и в несколько десятков раз умножить.
Ей снились кошмары, и ему нетрудно было догадаться, что происходило в них.
Какой же он тупой. Он даже не додумался дать Гермионе зелье Сна без сновидений.
Блять. Какой же он тупой.
Живоглот сидел рядом с Драко.
Грейнджер сдвинулась на середину после второго приступа, и Малфой осторожно переместился на кровать, расположившись у нее в ногах.
Как только Драко занял это место, Живоглот, до этого стоящий в стороне и недоверчиво оглядывающий происходящее, шагнул к нему и снова впился мутными зрачками.
Драко казалось, что за эти молчаливые часы они сказали с ним друг другу больше слов, чем он когда-либо произнес в своей жизни. И если бы не этот кот, он бы не вынес эту ночь.