Глава 44 (2/2)

Толчок в живот.

Тебе не больно?

— О Боже… О Боже…

Звук. Противный звук.

Он мерзкий.

Каблуки по полу.

— Грейнджер, если ты сейчас же не успокоишься…

Ти...

— Малфой… Как я буду жить с этим?

Хо.

— Грейнджер, перестань.

Ти...

— Я убила его. Я убила его. Я убила его.

Хо.

— Блять…

Я видела… в детстве…

В детстве я видела ребенка.

Особенного. Он был не такой.

Позже я кое о чем узнала.

— Грейнджер.

На ранних сроках беременности это можно определить. И сделать выбор.

Я никогда не знала. Я никогда не думала, что было бы, если бы такое произошло со мной.

Это так... Если вдруг твой ребенок будет... Это ведь так... тяжело. Ужасно тяжело.

— Грейнджер.

Какую бы любовь ему ни дали мать, отец, семья… Когда они умрут, он вновь останется один. Обузой для других.

Возможно, это грубо. Но разве ему самому… Будет ли ему хорошо? Это так сложно. Особенные дети. Это так сложно.

— Грейнджер.

Если ты веришь во что-то... Может быть, это судьба или закономерность...

Или плата... Или чей-то грех...

Будь ты на месте матери, что бы ты сделал? Будь ты на месте матери, как бы ты поступил?

Испуг в глазах. И кровь — повсюду.

Невидимая. Эфемерная.

Навеки в памяти — но не в ее.

Навеки в тишине.

Палочка. Палочка.

— Обливиэйт, — холодный голос.

Обмякшее без жизни тело на полу.

Выйдя из ее разума, Драко развеял все воспоминания.

Мутно. Так мутно.

И плыло. Все так плыло вокруг.

Но, кажется, они сидели.

Да, на диване.

И они снова в Башне.

Так холодно.

Они больше не там.

Не там.

— Выпей, — протягивая склянку, сказал Драко.

Он… грубый. Этот голос.

Снова.

Еще одна.

В который раз.

И тусклый свет.

Так тускло.

— Я должен был убить эту мразь ебаным Круциатусом, а не простой Авадой, — прорычал голос впереди.

Так близко.

Рядом.

Нужно… Нужно сказать ему.

Пусть он…

Пусть он… покажет.

— Покажи, — безжизненно сказала Гермиона, едва двигая языком.

Неясный взгляд развеял пленку.

Пылающее серебро горело и смотрело на нее.

— Ты сказал, что он остался жив, — через силу выпуская звуки, прошептала Гермиона. — Ты сказал…

— Нет, — выплюнул Малфой, подаваясь ближе. — Этого я тебе не покажу. Нет.

Ти...

Холодно.

Хо.

— Ты врешь мне? — дрожащим голосом она спросила.

Сандал и кедр. А еще кровь. Так кисло. Сыро. И…

Возможно, соль.

Чей это образ?

— Что?

Сектумсемпра.

— Я убила его, — срывающимся хрипом выдавила она тихо. — Я видела. Он…

Сектумсемпра.

— Грейнджер, я клянусь тебе, — схватив ее ладони, сказал Драко. — Я клянусь тебе, ты не убивала его. Он остался жив после твоего заклятия.

Обеспокоенно.

Снова.

Он снова смотрел на нее.

Красивый. Бледный.

Сандал и кедр. И…

Возможно, боль.

— Покажи, — сказала она тихо. — Я хочу увидеть это.

— Хочешь увидеть, как я убиваю его? — прохрипел Драко, сжав крепче ее пальцы.

Кисло.

Ты уникальная. Ты знаешь.

Сыро.

Ну же, киска.

Кровь.

— Да, — выдохнула Гермиона. — Я хочу увидеть это, Драко. Покажи.

Создание — прекрасное — явилось дважды к ним в дуэт. Так неожиданно — или наоборот — желанно; так робко — или наоборот — настойчиво, по праву; его место было здесь.

В свой третий раз — сколько еще их будет в этих жизнях — ступило медным топотом на чистый луг.

— Покажи мне, как он умер, Драко, — подняв застывший взгляд на него, стальным голосом проговорила она.

Прекрасен, как и всегда.

Стиснув челюсть, Малфой трепещущими пальцами притронулся к ее лицу.

Он так красив, даже когда он убивает.

Сыро.

Здесь сыро.

— Ты кто?

Он жив.

Он…

Мерзость.

Мерзко.

Так мерзко.

Мыло.

Там пахло мылом.

Стой.

Стоп.

Ты… Ты слишком быстро.

Нет.

— Твоя смерть, уебок.

Мерзость.

Сыро.

Мерзость.

Ты… Ты не показал…

— Авада Кедавра.

Нет.

Вновь покидая ее разум, Малфой скользнул назад по старому дивану, создав противный звук.

— Ты… Ты не показал… — прошептала Гермиона, смотря размытым взглядом вниз. — Ты… Ты не показал.

Сандал и кедр.

Мыло.

Там было сыро.

И пахло мылом.

— Грейнджер, — он снова звучал.

Он мертв.

— Не надо.

Пальцы притронулись к ее плечу, и она вздрогнула, мгновенно подняв веки.

— Я уйду, — вкрадчиво сказал полупрозрачный образ — он был так далеко, протягивал к ней руки.

Почему он сидел далеко?

— Только выпей зелье.

Уйдет?

Он от нее уходит?

— Почему? — спросила Гермиона неслышно.

Откупорив возникшее опять перед глазами зелье, Малфой поднес стекло к ее лицу.

Медленно обхватив губами, Гермиона проглотила жидкость.

— Давай ты немного поспишь? — вставая с дивана, предложил Драко.

Он возвысился над ней. Он снова достал плед — из ниоткуда.

— Вещи… — прошептала она.

Куда исчезли вещи?

Они ведь были на полу… Вчера…

Это было вчера?

Они ведь скинули их вниз…

Куда исчезли вещи?

— Ложись, — и снова этот мягкий голос. И прохладная ладонь. Нет. Она раньше была теплой.

Уложив Гермиону на подушку и накрыв пледом, Драко отстранился.

Камин горит?

Там сзади, за его спиной.

Огни еще горят?

— Красивый.

Драко такой красивый.

Что он сказал?

— Отдохни, — сдавленно произнес Малфой, делая шаг назад.

Что он сказал?

Она хотела…

Нет.

Останься.

Она хотела попросить.

Давай.

Еще один назад.

Он отдалялся. Уходил.

Нет.

Останься.

Сандал и кедр.

И, конечно, сырость.

Сандал и кедр.

И, конечно, боль.

Закрыв отяжелевшие от груза веки, Гермиона уловила свист.

— Не уходи, — ее слова остались в пустоте холодной Башни.

***</p>

Когда она открыла веки вновь, противный писк в ушах усилил интенсивность.

Сморгнув очередную пленку с глаз, Гермиона поднялась, опершись на дрожащий локоть.

В детстве это всегда было так… интересно. Так необычно. Так… по-особенному.

Когда тебе вдруг подарили вещь или игрушку, предмет или сам факт — что-то, о чем ты так долго мечтал, хотел, загадывал желание.

И вот ты лег, уснул и так же, как всегда, проснулся.

Ты снова приоткрыл глаза. Может быть, ты лежишь и размышляешь.

Но ты еще не понял. Ты не вспомнил. Не пришел.

Но вот тут вдруг внезапно голову пронзила мысль.

Ты вспомнил, что отныне есть — прямо сейчас и прямо у тебя. Может быть, в твоей комнате или в другой. Под носом.

Так удивительно. Так… живо.

Наивно, но приятно. По-настоящему. Все это есть.

Но с каждым годом твое пробуждение отсеивало вещи.

Оно приобретало вкус других приобретений; вкус потерь.

И этот миг — когда проснулся и не помнишь; этот миг — те несколько секунд забытья — возможно, все еще напоминание о детстве; возможно, то единственное, что осталось; безопасность — несколько секунд; незнание; неведение; счастье.

Все события, произошедшие немногим раньше, — сколько прошло с тех пор? Она не знала. Драко ушел. Когда он был здесь? Почему ушел? Где он? — вновь врезались в отяжелевший ум.

Это, определенно, была шутка. Плохая шутка.

Почему?

Неважно.

Это неважно.

Не сейчас.

Потом.

Откинув плед, Гермиона оглянулась в поисках лозы.

Кажется, она отбросила ее в какой-то из моментов. После того, как опустила.

После того, как направляла прямо на него.

Заметив древко на столе — рядом с водой и новым зельем, — Гермиона взяла его в свою ладонь.

Зачем?

Неясно.

Как будто ей было необходимо его обхватить — просто чтобы быть убежденной в том, что все это реальность; просто, чтобы понять — все это есть.

Призвав с помощью Акцио пергамент и перо, Гермиона отложила палочку.

Драко. Пожалуйста, вернись. 

Подняв глаза и повернувшись, она посмотрела на часы.

Десять.

Десять часов вечера.

Она пропустила ужин. И Невилл. Она не сходила к Невиллу.

Новый год через два часа.

Негромкий свист привлек ее внимание.

Сандал и кедр — снова; и навеки пропитавшая все клетки боль — как и всегда; как раньше.

Он стоял у двери, не поднимая глаз, — так уже было — снова.

Что он сказал ей?

Что он сказал?

— Почему ты помог мне? — негромко обратилась Гермиона.

Несмело приподняв лицо, Драко свел брови.

— Что?

— Ты помог мне, — проговорила она. — Почему?

Когда-то в этой комнате горели золото, гирлянда и огни.

Сейчас горели все мечты и две давно разорванные жизни.

— Почему ты сделал это? — повторила она. — Это ведь… Это было еще до того, как… — заплетаясь, говорила Гермиона. — До того, как все случилось. Почему ты сделал это?

Скривившись, Малфой в который раз представил ей свой профиль.

Он должен жить в других мирах.

Его образ рожден быть олицетворением изящества и совершенства.

Как получилось так, что он остался здесь?

Как получилось так, что грязный мир его прекрасный облик опыляет?

— Ты сделал это просто так, — не утихала Гермиона. — Почему? — вновь обратилась она в тихое пространство. — Почему ты помог мне?

— Мне стало тебя жалко, — выплюнул Драко грубо.

— Не ври мне, — смотря на все еще направленный не на нее озлобленный оскал, сказала она. — Почему ты помог?

Фыркнув, он сжал ладони в кулаки.

— Драко, — снова подала голос Гермиона. — Почему ты помог мне?

Рене Магритт.

Прямо сейчас весь мир — его картины.

— Почему ты помог?

— Потому что ты, блять, была единственная, кому я мог помочь, — разразился Малфой, оборачивая взор. — Я не мог сделать это для нее. Я не мог спасти ее. Я не знал, как это сделать, — загнанно дыша, не прекращал рычать он, опаляя близлежащий воздух злобой. Нет. Не злобой. Боль. Такая хрупкая, привычная, укоренившаяся в нитях. В разорванных от лезвий тканях, в надломленных от переломов маленьких частях. И крупных. Крылья. Прекрасные и чистые. Испачканные, как всегда. Прекрасен. Так прекрасен. Он проклят. И она. — Но я мог спасти тебя, — выплюнул Драко. — Довольна? Этого ты добивалась?

— Да, Драко, — размеренно сказала Гермиона. — Не смей обороняться от меня. Ты должен был понять, что я не та, рядом с которой ты должен защищаться, — отчаянно пытаясь игнорировать пульсацию в висках, проговорила она глухо. — То, что ты ощущаешь, — не признак слабости, и ты не должен обвинять себя в тех чувствах, которые ты не можешь не испытывать. Твой поступок говорит о многом.

— О каком многом, Грейнджер? — издав лающий смешок, бросил негромко Малфой. — Я все равно в итоге облажался, раз ты все узнала.

— Я не знаю, как бы сложилась моя жизнь, если бы ты не сделал то, что сделал, — сквозь ледяную дрожь, скользнувшую по телу, хрипло она произнесла. — Судя по тому, что я увидела… — заикнувшись, она поджала губы. — Наверное, я бы просто медленно сошла с ума, — безрадостно усмехнулась Гермиона. — Или опередила тебя на несколько недель на той проклятой Башне.

Ничего не ответив, Драко продолжил молча подпирать старую дверь.

Сколько прошло с тех пор, как он ушел?

Как долго длился день…

Как он был невыносимо долог.

— Ты думал, я обвиню тебя в том, что ты стер мне память, и прогоню? — поинтересовалась она несмело.

Поведя шеей, он все еще смотрел куда-то вбок.

— Когда я проснулась утром, — опустив взгляд на пальцы, негромко подала свой голос Гермиона, — на мне не было никаких следов… — отряхнув задравшийся подол, дополнила она. — Это… Это тоже ты сделал?

— Да.

Зеркало.

Вчерашний вечер испарился.

— Что это за заклятие? — срываясь, выдохнула Гермиона.

Сектумсемпра.

— Я… — заплетаясь, продолжала она говорить. — Я не знаю его. Я не знаю этого заклятия.

— Я тоже не знаю, — отозвался тихо Драко. — Я никогда его не встречал.

— Как я могла использовать его, если не знаю?

Сектумсемпра.

Кровь.

Так много крови.

— У меня нет ответа, Грейнджер.

— Как он попал в Хогвартс? — спросила она, сгоняя вновь возникшую алого цвета пелену.

Шумно выдохнув, Драко вернул свой взгляд на Гермиону.

Мерцающее серебро погасло.

Снова.

Ее янтарь отныне тоже не горел.

— Он свихнулся на тебе, — ответил Малфой. — И в одиночестве провел тот ритуал, о котором я упоминал когда-то, — сквозь зубы Драко произнес. — Я понятия не имею, как он вообще его нашел, блять. Он сделал все, чтобы добраться до тебя.

Холодно.

— Как ты об этом узнал? — сморгнув очередную тень, поинтересовалась Гермиона.

Кисло.

И мыло.

Там пахло мылом.

— То, что ты мне не стал показывать, — растягивая буквы, проговорила она. — Ты был в его голове.

— В его голове был не только я, — выплюнул Драко, сжав челюсть. — И Реддл точно сделал это не так, как я, блять…

Темный Лорд дал мне новое задание.

— Сука, — выругался он. — Я проебался. Я так, блять, проебался, — пнув ботинком дверь, Малфой на несколько секунд прикрыл глаза и шумно выдохнул замерший воздух.

— Волан… — заикнулась Гермиона. — Волан-де-Морт…

— Да, Грейнджер, — отрезал Драко. — Я уверен, Темный Лорд был в его голове, когда этот безмозглый пришел к нему за Меткой, — устало начал Малфой. — Он не тупой, в отличие от этого придурка, и внезапно появившийся из ниоткуда преданный сторонник, скрывавшийся в другой стране так много лет, я, блять, уверен, сразу вызвал подозрения, — Драко безрадостно усмехнулся и провел ладонью по растрепанным и слегка влажным волосам. — Этот идиот, скорее всего, даже не понял, что Темный Лорд побывал у него в голове.

Малфой замолчал. И посмотрел на нее. Снова.

Так напряженно. Так виновато. Так привычно.

Нет.

— И я тоже, — сказал он. — Сука.

Пространства нет. И края у обрыва тоже.

Нет воздуха, и света тоже нет.

— О нем нет никаких записей, никакой информации, — тяжело вздохнув, сказал негромко Драко. — Он заявил Темному Лорду, что он полукровка, но я в это смутно верю, — сделав паузу, Малфой в который раз вздохнул.

— Он сказал, что его родители магглы, — тихо проговорила Гермиона. — Что он магглорожденный и его выброс магии произошел только после двадцати лет.

— Я не уверен, что и это правда, Грейнджер. Он мог сказать все что угодно, чтобы втереться к тебе в доверие.

Холодно.

— Ты… Ты думаешь, Волан-де-Морт увидел в его разуме… — сорвавшись, она запнулась. — Увидел в его разуме меня?

Поджав губы, Драко резко обернулся и подпер старую дверь лбом.

— Сука, — выругался он, ударяясь головой. — Я должен был, — с новым стуком он прорычал. — Я должен был, — задыхался Малфой. — Я проебался. Я так, блять, проебался.

— Но зачем ему я? — растерянно спросила Гермиона.

— Блять, — простонал Драко, остановив удары.

Он вдохнул. Так глубоко и шумно.

Снова.

Выпрямился, но не развернулся к ней лицом.

Холодно.

Снова.

— Этот твой ебаный дар, Грейнджер, — отталкиваясь от двери, заглушенные буквы разлетелись по пространству, — как кровь единорога для всех мразей, кто купается в болоте темной магии.

Мыло.

Там пахло мылом.

— Я должен был, — оглушив всю комнату, Драко громким хлопком с размаху полоснул по древу.

— Когда… — нахмурившись, пробормотала тихо Гермиона. — Где… Где это произошло?

— Сука.

— Где это произошло, Драко?

— В Малайзии, — прохрипел Малфой. — Я нашел его в Малайзии.

— Волан-де-Морт… — Тени внезапно прояснились — не до конца; но этот свет, который был, он здесь… он снова… — Волан-де-Морт дал тебе задание…

— Блять, — хлопок — еще один, такой противный, резкий. — Блять! — разрезал стальным голосом застывший воздух Драко.

— Но… — заикнулась она. — Ты… — все еще обращаясь к сгорбленной спине, не утихала Гермиона. — То есть… Когда это…

Ледяной ветер снова оросил лицо влажными каплями мокрого снега.

Сандал и кедр.

И, конечно, боль.

— Тогда… — неверящим шепотом начала Гермиона. — В тот раз… Ты ушел из Выручай Комнаты на задание, — смотря на затаившийся без вздохов силуэт, сказала она тихо. — А вернулся весь взбешенный и… — заплетаясь, говорила она. — И ты так настаивал, чтобы я… А потом ты сказал про тот способ и… — переведя дыхание, вновь заикнулась она. — Ты понял. Я почувствовала это, — задохнувшись, выдавила Гермиона. — Вот что ты понял.

Мыло.

Там пахло мылом.

Мерзость.

— Ты… Ты тогда узнал о Уолдене?

Его трясло. Едва заметно и почти неразличимо.

Холодно.

В который раз и снова.

— Волан-де-Морт дал тебе задание найти его в тот день?

— Да.

Его слова такие приглушенные. Почти немые.

И его лицо.

Его не видно. Его нет.

— Ты… Ты убил его в тот же день?

Два выдоха. И снова.

Холод.

Так холодно.

— Нет, — ответил Малфой. — Сука. Нет.

У тебя все получится.

Я верю в тебя, Драко.

— Твое задание на следующий, — расфокусированным взглядом вперившись в его плечо, пробормотала Гермиона. — Тебя не было два дня… Ты был в Малайзии.

Влажно.

И мыло.

Мыло.

— Ты…

Это обезболивающее… Это от внутричерепного давления…

— Когда ты вернулся… Ты…

Это при внутреннем кровотечении… Это укрепляющее; восстанавливающее…

— Он пытал тебя, — срываясь, прохрипела Гермиона.

Это бадьян при ранах; успокаивающее; крововосполняющее…

— Почему он пытал тебя?

И сильное снотворное.

— Почему он пытал тебя, Драко? — повысив голос, спросила Гермиона.

— Он сказал мне привести его живым.

Кап.

Боже.

Кап.

Пожалуйста.

Кап.

Не сейчас.

Он задыхается. И она тоже.

Весь этот мир вокруг — уже неважно как; откуда он пришел и появился; и этот голос — снова — почему?

Кап.

Боже.

— Я ничего не понимаю, Драко, — ударом под дых, выкашливая звук, вновь выдохнула Гермиона.

— Я думаю, он знал всегда, — глухим басом отозвался Малфой. — Я думаю, он всегда знал о тебе, Грейнджер. С тех самых пор, как эта мразь к нему пришла, — вновь ударяя кулаком старую дверь, выплюнул он. — Сука. Я проебался, блять. Я проебался.

— Но… — мечась зрачками по оставленному силуэту, отчаянно пыталась подать голос она. — Но почему тогда сейчас? То есть…

— Сука.

— Драко, объясни мне снова.

Беспомощность.

Беспомощность.

И этот день. Часы. И тиканье.

И его голос — такой хриплый и ломающийся.

Снова.

И это мыло.

И сандал.

— Ты… — задыхаясь, обратилась Гермиона. — Ты отведешь меня к нему?

Внезапно все пространство вокруг них утратило всю плотность. И любые звуки тоже.

Как будто они вдруг вдвоем прямо сейчас нырнули в незастывший лед и оказались под водой.

Вот Драко замер, не ударив дверь, оставшись с кулаком, — ужасная привычка. Идиот.

Вот обернулся к ней. Так медленно. Как будто бы в рапиде.

Может быть, это был сон?

Может быть, это было нереально?

Драко смотрел на нее. Так странно и так страшно.

Но... это не он. Больше не он.

Чей образ возвышается у древа?

— Жаждешь познакомиться, Грейнджер? — так тихо; непривычно; нараспев; не торопясь.

Кто он? Кто говорил с ней — снова?

Чей это голос у Драко на устах?

Сжав шерстяную ткань в бессильных пальцах, Гермиона моргнула, глядя на явившееся существо.

— Если он хочет меня, то в любом случае сможет достать, я полагаю, — пожав плечами, она отозвалась.

— И это я здесь суицидник, которого ты рьяно заверяла, что каждый должен побороться, — кинувшись вперед, прорычал он. — Что-то ты не выглядишь как та, которая сама готова это делать.

Грубо.

Так грубо.

— Что случилось, Грейнджер? — подходя ближе, не унимался обозленный вид. — Храбрость спряталась под натиском действительных угроз? Ты так легко сдаешься? — оказавшись около нее, спросил жестоким тоном Малфой. — Тебе не кажется подобное вершиной лицемерия?

— Полагаю, ты сильнее меня.

Дернувшись, как от удара, Драко отшатнулся.

Кажется, голоса кричали. Может быть, внизу. Или, возможно, рядом.

Может быть, в голове. Или неслышно.

Нет.

Так тихо вокруг них.

Только дыхание. Его дыхание или ее.

Неважно.

Тихо.

— Нет, — замотав головой, негромко заикнулся Малфой. — Блять. Нет.

О, Драко.

Нет.

Тусклые зеркала.

Нет. Боже.

Чей это образ?

Мертвые сияния.

— Нет.

Чей это образ?

Чей?

— Грейнджер… — так тонко, тихо и по-детски.

Его глаза — всегда прекрасные и светлые; всегда сияли; серебро.

Так скомканно. Так… робко.

Хрупко.

Нет.

О, Драко.

Зеркала.

— Прости меня, — срываясь, всхлипнул Малфой. — Пожалуйста, прости меня. Прости, — скривившись в муке, он судорожно бормотал, мотая головой. — Я проебался, Грейнджер. Я так проебался. Прости меня. Прости.

Сияния.

— Драко, — вставая, выдохнула Гермиона.

Нет.

Боже.

Нет.

Нет.

— Я не знаю, что мне делать, — оседая вниз, он вновь перед ней опустился на колени. — Я не знаю, что мне делать, — всхлипывая с новой силой, задохнулся он.

— Милый, — опускаясь вслед за ним, дрожащим тоном обратилась Гермиона.

— Я не знаю, что мне делать, — заплакав громче, Драко схватил ее обеими руками и зарылся в грудь лицом. — Прости меня. Прости меня. Прости.

— Милый, — чувствуя, как слезы прожигают ее глаза, пыталась через силу она говорить. — Тише. Тише, все будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем.

— Я не посмотрел… — неразборчиво скуля сквозь плач, не прекращал всхлипывать Драко. — Если бы я посмотрел… Я бы увидел. Я бы смог знать точно. Еще тогда. Я бы узнал еще тогда, — дрожа всем телом и отчаянно вжимаясь в Гермиону, он не унимался. — Я не сделал этого. Я проебался. Прости меня. Я проебался.

— Тише, — всхлипывая вслед за ним, шептала Гермиона. — Милый, все будет хорошо.

— Я должен был. Я должен, — заикаясь, рыдал Малфой. — Прости меня. Прости меня. Пожалуйста, прости.

— Драко, — трясущимися пальцами обхватывая его голову, вновь обратилась Гермиона.

Он вынул несколько недель назад ее небьющееся сердце. Но в этот час. Прямо сейчас.

Не было такой боли.

Не было цифр, силы, интенсивности, шкалы.

Боже.

Так больно.

Боже.

Кошмар. Лик смерти. Ужаса и крови.

Все умершие и воскресшие. Все заживо зарытые и в пытках погруженные во тьму.

У нее нет души. Ей платить нечем.

Ей нечего отдать и предложить.

Боже.

Как больно.

— Драко.

— Я не знаю, что мне делать, — плача в ее руках, скривился он. — Я не знаю, что мне делать, — изрезав давно порванную плоть, в который раз выдавил Малфой. — Прости меня. Прости меня. Прости.

— Милый, пожалуйста, — пытаясь перекрыть рваные звуки, она подалась вперед. — Ты расскажешь мне все заново, и мы что-нибудь придумаем. Я обещаю.

— Прости меня. Прости меня. Пожалуйста, прости меня.

Его ладони впились в ее ребра. Так крепко. Больно. И еще. Не так. Не так.

Боже.

Как больно.

— Драко.

— Умоляю, помоги мне, — зарыдав с новой силой, разразился Малфой.

Боже.

— Я не знаю, что мне делать.

Его голос. Никогда. Нет. Нет.

— Я умоляю тебя, помоги.

— Зелья… — прошептала Гермиона, пытаясь игнорировать взорвавшуюся панику в груди. — Твои зелья. У тебя есть еще?

— Пожалуйста.

Оно стояло на столе. Да. Точно.

Выставив ладонь, Гермиона призвала оставленную склянку.

— Пожалуйста, — роняя руки вниз, он снова проскулил.

Укрепляющее.

Нет.

Нет.

Ему нужно успокоиться.

Успокоиться.

И ей тоже.

Нет.

Мыло.

И кисло.

Сыро.

И сандал.

Кап.

Боже.

Кап.

Не сейчас.

— Милый, пожалуйста, посмотри на меня.

Беспомощность.

Беспомощность.

— У тебя есть еще зелья? — так жалко; так несмело и наивно; робко.

Она дрожала. И он тоже.

Снова и в который раз.

— Акцио зелья Драко.

Кап.

Она не слышит его слез.

Кап.

Их нет. Все хорошо.

И снова.

Ничего.

Нет.

Нет.

— Акцио зелья Драко! — прокричала Гермиона второй раз.

Нет.

Нет.

Однажды, в один день — прекрасный, светлый, с запахом рассвета, — они вдвоем опустятся на теплый луг, пригретый солнцем. Может быть, в Англии… или во Франции. Да. Точно.

Там так много цветов. Это весна. Да. Поздняя. Еще не лето. Там так красиво… Так тепло. И они с Драко сидят рядом. Они смеются. Или, может быть, только он. Придурок. Снова. Он пошутил. Так несмешно. На самом деле, она врет. Это забавно. Но она не расскажет — он и так поймет. Они с ним счастливы. Так счастливы. И снова. Нет злобы. Нет грязи, крови и войны. Они так счастливы. И снова. Нет слез, нет боли, нет удушающей вины. Да. Счастье. Прямо сейчас. В этом моменте. С ними. Снова.

— Акцио палочка, — давясь рыданием, сказала Гермиона.

Запустив пальцы в шелк, она приподняла утратившее свет лицо.

Боже.

Так больно.

Кап.

Так больно.

Снова.

— Ступефай, — выпустив луч, она оглушила Драко.

Ловя расслабленное тело, Гермиона следом повалилась на него.