Глава 43 (2/2)

Звонким хохотом отскакивая от прохладных стен, Драко вбежал наверх.

— Ты не догонишь меня! — завизжал он, разнося свой крик по коридору.

Сука.

Давай.

— Не догонишь!

Шагай.

Сука.

— Ой, — врезавшись в облако с запахом туи, испуганно выдавил Драко.

Похуй.

Зажмурившись, он глубоко вдохнул и аппарировал в свою старую спальню.

Он успел сделать один шаг по направлению к плывущей на глазах кровати, когда колени подогнулись.

За секунду до того, как смоляной туман накрыл распластанный на ковре образ, Малфой уловил тихий свист и хвойный аромат.

***</p>

Когда он смог открыть глаза, то обнаружил, что лежит под пледом на кровати.

Шторы были распахнуты, и свет все еще проникал, а значит, прошло не так много с тех пор, как Драко отключился.

Или, может быть…

Может быть, это все всегда было неправдой?

Который сейчас час?

Сколько ему лет?

Может быть, мама через несколько минут зайдет к нему с пирожными в спальню?

Может быть, она скажет, что они пойдут играть в ее цветущий сад?

Может быть, ему несколько минут назад не вырвали во второй раз сердце?

Может быть, все-таки страшный кошмар — просто кошмар?

Конечно, нет.

Он знал об этом.

И он знал — еще тогда, напротив блядского окна, стоя в Малайзии, — он знал, что так и будет; он знал, что рано или поздно такой исход его и ждет, такой исход давно ее и ожидает.

Скинув с себя плед, Драко вскочил с постели.

Сморгнув плывущий вид, он двинулся быстрым шагом к двери.

Сука.

Насильно закрывая мысли, Малфой в кратчайший срок — какой был, блять, возможен в этом ебаном поместье — добрался до библиотеки.

Мгновенно кинувшись к отделу — который уже был изучен им однажды, — он стал судорожно рыскать в поисках чего-нибудь.

Чего-нибудь.

Что-нибудь.

Что угодно.

Это всегда так жалко.

Всегда так безысходно.

Как будто каждый раз, прося кого-то, обращаясь, умоляя, плача и крича; надеясь — ведь это вся твоя надежда, это все, что у тебя осталось; это все, что вообще есть, — ты вправду ожидаешь помощи; ты вправду веришь.

Как будто все разы до этого — после твоих взываний, слез и хрипов в темноту — тот образ, что имелся в твоем сознании; тот образ, куда ты обращал все свои мольбы, и вправду тебе помогал.

Он не поможет.

И ты знаешь.

Ты знаешь, что он не поможет, — каждый раз.

Но каждый раз ты все равно — как самый верный, одержимый, навсегда отравленный, свихнувшийся и жалкий, — ты просишь, ты умоляешь.

Каждый раз.

Рьяно листая ветхие страницы, с каждой минутой, с каждым ничтожным, бесполезным фолиантом, Драко отчетливее слышал треск, и он прекрасно знал, что этот треск — этот ебаный треск — станет концом двух жизней.

Блядские фолианты.

— Сука, — выругавшись, Малфой откинул очередной ненужный том, мгновенно возвратившийся на место.

— Сын?

Услышав голос за спиной, он замер, останавливая потянувшиеся кисти.

Сжав дрогнувшие пальцы, он опустил кулак и глубоко вдохнул.

— Рад, что ты в добром здравии, отец, — медленно обернувшись, сухо сказал Драко. — Не сочти за грубость, но я бы настаивал на уединении.

Хмурая фигура, едва освещая свою тень ртутными бликами на порванных сетчатках, подняла серебряную бровь — так грациозно, так надменно, так, сука, как всегда. Но нет. Вернее будет говорить — как когда-то.

Как когда-то.

Как когда-то этот человек, который в данный миг ответственен за весь пиздец, который происходил в его жизни, был той фигурой, о которой пишут — и напишут еще не один ебаный раз — в ебаных фолиантах?

Кто перед ним стоит?

Кто перед ним сейчас?

Кто перед ним стоял всегда?

Или когда-то.

— Положи на место, Драко, — прогремел холодный голос Люциуса.

Отложив эклер, Драко обиженно опустил голову.

— Ты должен дождаться, пока все закончат с основным блюдом.

— Люциус, мы же не на приеме, — опустив приборы и промокнув салфеткой уголки губ, подала голос Нарцисса. — Пусть он съест его.

— Это не имеет значения, Цисси, — возразил Люциус. — Он должен вести себя подобающе.

Развеяв смятое воспоминание, Драко с наигранным участием откланялся и развернулся к полкам.

Вернув ладонь к оставленному тому, он раскрыл его и принялся быстро листать.

— Что ты ищешь? — ударяясь о страницы книг, глухие звуки вновь раздались сзади.

— Книгу на вечер, — раздраженно бросил Драко, захлопнув бесполезный фолиант.

Нихуя.

Не было нихуя.

— Не забывайся, — грубо отрезал Люциус, заполнив все пространство стуком приближающегося каблука.

— Да если бы я, блять, мог, — разразился Драко, саданув по полке.

С силой сдавив плечо, Люциус рванул его на себя, вынудив развернуться.

Впиваясь хмурым взором в обозленный вид, он несколько секунд смотрел на искривленный образ.

Отчаянно мечась между пылающими бликами, Драко с каждым удушливым, не проникающим в его горящие от боли легкие, и безуспешным вдохом все сильнее утопал.

Мэри, Мэри, как раз наоборот…

Отняв ладонь от напряженного плеча, Люциус со всего размаху полоснул по щеке Драко.

Выплюнув мертвый кислород, он шумно втянул вновь обретенный воздух, наконец делая свой вдох.

— В чем дело? — серьезно спросил Люциус, глядя на задышавший профиль.

Сглотнув вязкую горечь на распухшем языке, Драко скинул ладонь с плеча.

— Ни в чем.

Кинувшись вперед, озлобленный оскал прижал Драко к полкам.

— В чем дело? — прорычал он, обдавая гневом искривленное лицо.

— Какая тебе разница?

— В чем дело? — не давая отпихнуть себя, с нажимом спросил Люциус у Драко.

Холодно.

Пальцы на его ногах замерзли от ужаснейшего льда на мраморе, но он не уходил.

Тихие голоса почти достигли уха.

Еще один маленький шаг.

— Он должен знать, что такая грязь оскверняет само понятие магии, — стальной голос вынудил Драко вздрогнуть. — Это всегда было привилегией только для избранных. Для таких, как мы. И он — представитель этой привилегированности, — низким тоном продолжал Люциус распалять прохладный кислород. — Я не потерплю в своем доме упоминания грязнокровок. Тем более, — с нажимом произнес он, — в таком ключе, — выплюнул грубый бас. — Значит, он будет заниматься на всех каникулах. Значит, у него не будет никаких каникул.

— Ты не серьезно, Люциус, — неверяще ответила Нарцисса. — Ты не можешь лишить Драко каникул просто потому, что другой ребенок…

— Это грязнокровка, Цисси! — оборвал он резко. — Это не другой ребенок. Это оскорбление всех чистокровных! — задыхаясь, Люциус продолжал. — Даже само предположение, что эта мерзкая грязнокровка может стоять выше нашего сына, является оскорблением, Нарцисса.

Медленно двинувшись назад, Драко покинул коридор.

Одна.

Вторая.

Третья.

Когда Драко поднялся в спальню, холод утратил минус на ногах.

С щелчком двери иней покрыл все части выше.

— Ни в чем, — приложив все остатки своих сил, он оттолкнул навалившееся тело. — Увидимся, отец, — бросил он, зашагав на выход.

Выскальзывая из рук, большая лейка упала на землю.

— Мама! — испуганно закричал Драко, глядя на утопающие лепестки. — Мама, я случайно! Я случайно! — чувствуя, как слезы совсем скоро увлажнят уже размокшую по его вине землю, захныкал он.

— Милый? — раздавшись звоном издалека, окликнула Нарцисса. — Что случилось?

Зажмурившись, он опустил дрожащий подбородок вниз.

Послышался почти неслышный вздох, и теплая ладонь накрыла его плечи.

Прикусив губы, Драко подавил всхлип.

Спустя еще пару секунд короткий вздох вновь повторился.

— Расскажи, почему ты расстроился? — негромко спросила Нарцисса.

Нахмурившись, Драко приоткрыл веки.

Присаживаясь рядом с ним, Нарцисса вытерла ладонью покрасневшие от соли щеки.

— Расскажешь мне? — спросила она снова, опустив бледную кисть.

Заторможенно моргая, Драко по-прежнему не отвечал.

Переведя свой взгляд на утонувшие фиалки, она осторожно подняла запачкавшуюся лейку.

— Ты расстроился, потому что подумал, я буду тебя ругать, — тихо проговорила она, вынимая пальцами другой руки из ниоткуда свое древко.

Изящно им взмахнув, Нарцисса высушила землю и опустила палочку, не тронув лепестки.

— Они были прекрасны, правда? — выдохнула она грустно.

— Ты не можешь их оживить? — спросил, шмыгая носом, Драко.

— Могу, — переведя глаза на него, сказала Нарцисса. — Но не стану.

— Почему?

Растянув уголки губ, она снова опустила теплую ладонь на щечку Драко.

— Я хочу, чтобы ты сам ответил на этот вопрос.

Старый букет завял. И пропитался снегом.

Значит, на его счету три.

Когда-то, несколько веков назад или, возможно, жизней; когда-то вдалеке или совсем с ним рядом; когда-то здесь или когда-то там цвели прекрасные цветы и тихий сад — роскошный, светлый, горячо любимый и живой.

Кто верит в знаки?

Кто верит в присказни о неизбежностях судьбы?

Отчаявшийся? Жалкий?

Ленивый? Обиженный? Может быть, злой?

Или неясный? Потерявшийся, быть может?

Или, может быть, тот, которому без веры не прожить?

Может быть, эта вера — все, что его держит?

Или, быть может, этот знак — единственное и ничтожное; все, что осталось; все, что есть?

— Я убил еще один цветок, мама, — поежившись от вихря снега, Малфой сделал паузу. — Я не… — запнулся он.

Скользнув по имени на камне, Драко зажмурился и глубоко вдохнул холодный воздух.

— Я не знаю, что мне делать, — прошептал он, выпуская пар. — Я, блять, не знаю, что мне делать.

Морозный ветер декабря омыл уставшее лицо, что обратилось к небу.

Ее дыхание, еще до выпущенных слов, давно произнесло все звуки.

Не говори.

Не надо.

— Что-то произошло там? — вкрадчиво спросила она.

Вполне возможно, Темный Лорд всегда об этом знал.

Вполне возможно, скоро я убью тебя своей рукой.

Вполне возможно, на моих глазах тебя убьют другие руки.

— Нет, — резко обернувшись, он ответил. — Давай попробуем еще раз?

Где этот сад сейчас?

В какой из дней был первый знак?

— Я не знаю, что мне делать, мама, — глухо выдавил Драко. — Как я смогу вернуться после… — сглотнув, он через силу протолкнул холодный кислород. — Как я смогу вернуться к ней и все это сказать?

Который сейчас час?

Сколько часов уже он потерял?

— Как я скажу ей, что не знаю, как… — заикнувшись, он сорвался. — Как я скажу ей это, мама?

Мэри, Мэри, как раз наоборот…

— Почему ты не на занятии с месье Ришар? — низким голосом пропело облако горящей туи.

Тихие шаги раздались за спиной, и Драко склонил подбородок.

— Потому что я отпустила его и сказала, что сегодня занятия не будет, — ответила фигура позади.

— И по какой же причине? — сквозь зубы спросил Люциус.

— Мне так захотелось.

Почувствовав прикосновение к плечу, Драко прижался к маме.

— Нарцисса.

— Хочешь мне что-то сказать, Люциус? — грубо проговорила она.

Мэри, Мэри, как раз наоборот…

Последний шаг назад.

Возможно, это был последний раз, когда он стоял с мамой.

Его, как Малфоя, положат рядом с ней?

Блять, надо написать завещание, чтобы могила Грейнджер тоже была рядом.

Как отреагирует отец, когда увидит этот пункт? Он согласится положить в семейный склеп ее?

С каждым невыпущенным вдохом, с каждым темнеющим сильнее днем — последним днем ушедшего навсегда года, последним днем ушедшей жизни тоже навсегда — Драко все четче слышал шепот плохо высушенных листьев; навсегда развеянного миража или... Быть может, все когда-нибудь вернется?

Что, если знаки; что, если присказни о неизбежностях судьбы — все это правда, истина.

Быть может?

Ведь если флоксы были рождены в цветущем саде в тот темнейший час, значит, в тот час им суждено было родиться.

Ведь если их последний день уже их ждет — пусть ждет; ведь если их последний день уже идет — пусть он придет и заберет давно отобранные жизни.