Глава 2 (2/2)

Сморгнув остаточную пелену, она смогла увидеть темные глаза, сверкнувшие в лучах полуденного света, и массивную фигуру, затаившуюся впереди.

— Мисс, вы меня слышите?

Он подошел к ней ближе и дотронулся ладонью до плеча, пытаясь ей помочь подняться.

— Я… Я в порядке. Спасибо. Все хорошо, — полушепотом пробормотала Гермиона и разогнулась, опираясь на него.

Она попыталась отстраниться, но покачнулась, вынуждая незнакомца подхватить ее сильнее и прижать.

— Ваш первый раз? — спросил внезапно у нее мужчина.

— Что?

— Похоже, вы впервые после проявления своего дара оказались в людном месте так надолго. Поток чужих эмоций захлестнул вас своей силой.

Гермиона внезапно отшатнулась и, несмотря на смутную возможность устоять самой, отчаянно попятилась назад.

— Я не понимаю, о чем вы, — она испуганно смотрела на довольно крупного мужчину со смоляными кудрями и иссиня-чернеющим отсветом глаз, которые внимательно следили за движениями своей жертвы.

— Не бойтесь. Я не причиню вам зла, — он вкрадчиво проговорил, выставляя руки перед ней в капитулирующем жесте. — Почувствуйте меня, и вы поймете сами.

Гермиона смутно различала у себя остаточные импульсы ушедшей встряски и сосредоточилась на том, что чувствует сейчас, помимо отступающей и все еще звенящей теплоты от пережитой боли.

Спокойствие, доверие и вера.

Эти эмоции как будто исходили от него потоком воздуха и света, желая навсегда проникнуть вглубь нее и там обосноваться.

Гермиона не понимала, почему ей с каждым вдохом вдруг становилось спокойнее и лучше.

Это он так чувствовал себя или она в его присутствии?

Она транслировала его или воспроизводила то, что в ней смешалось с ним?

Ее сознание ее или она уже была разбита?

— Чувствуете? — мужчина улыбнулся ей, ступая ближе. — Вам не следует меня бояться. Я могу помочь.

Помощь.

Она была отрезана от мира магии, привычного ей, что в Британии.

У нее не было ее оружия в борьбе с возникшей неизвестностью.

Ни доступа к каким-либо ресурсам и магической литературе, ни тех, кто мог бы ей о чем-то рассказать и что-то объяснить.

Она не знала ничего.

И не могла спросить.

Ей было не у кого.

Она надеялась, что сможет пережить это спокойно и, вернувшись в Хогвартс, немедленно все изучить или попросить о помощи того, кто сталкивался с этим.

Дамблдор бы точно ей помог.

Но то, что было здесь сегодня, доказало ей, что она хочет разобраться с этим всем как можно раньше.

Прямо сейчас.

Она должна была узнать хоть что-то.

Она не могла этого не знать.

— Как вы поняли, кто я? — спросила Гермиона охрипшим голосом.

— Меня зовут Уолден, — он протянул ей руку, но она скосилась на нее и отстранилась дальше. — Понимаю, — мужчина добродушно улыбнулся и, опуская руку, отступил назад. — Я тоже бы не доверял незнакомцу.

Гермиона молча изучала его взглядом и искала в нем подвох.

Но она его не находила.

Ей было хорошо в присутствии возникшего из ниоткуда незнакомца.

— Вы волшебник? — спросила она недоверчиво.

— Почти, — загадочно ей ухмыльнувшись, ответил Уолден.

— Что значит почти?

— Мисс, я все вам объясню, но давайте сделаем это не здесь. Вы не против переместиться куда-нибудь в более спокойное место? Здесь рядом есть тихий парк, в котором обычно никого нет. Я все вам расскажу.

Гермиона все еще недоверчиво смотрела на него, мечась в своих сомнениях и мыслях.

— Как вас зовут?

Она не знала, что ему ответить, поэтому сказала правду.

— Гермиона.

Он подошел ближе и снова протянул ей руку.

— Гермиона, позвольте мне помочь вам. Я вижу, вы напуганы, — он осторожно взял ее ладонь в свою и сжал в некрепкой хватке. — Мне кажется, вы даже не осознаете всей серьезности и уникальности вашего дара. Позвольте рассказать вам.

Спокойствие, доверие и вера.

— Хорошо.

Они медленно двинулись по направлению к парку, куда ее вел Уолден, и всю дорогу до него провели в тишине.

Гермиона шла с зажатой палочкой в своей ладони, что была спрятана в кармане ее брюк, и нервно озиралась, попытавшись ничего не упустить из виду.

Она не была идиоткой, следовавшей за незнакомыми людьми.

Она была отчаявшейся.

И напуганной.

— Прошу, — он жестом указал ей на скамью, что стояла посреди небольшого парка, удивительно скупого на растительность и отвечавшего на вопросы, почему здесь не бывает посетителей так часто.

Он опустился рядом с ней, но сохранил дистанцию.

— Вы не ответили мне, как узнали, кто я, — не желая больше ждать, мгновенно выпалила Гермиона.

Мужчина вглядывался вдаль, оставив Гермионе лицезреть свой профиль.

Он был отталкивающим внешне, как будто сделанной скульптурой на отказ, желая поскорей закончить: грубые черты лица, высокий лоб и слишком мелкий подбородок на его внушительном и крупном теле; он был высок и — вкупе с массой — заставлял как минимум отчасти устрашиться.

— Моя жена была такой, как вы, — ответил, все еще не повернувшись, Уолден.

— Была? Она смогла избавиться от этого? — с надеждой спросила Гермиона.

— Нет. Она умерла.

Ни капли скорби, грусти или тоски.

Все те же спокойствие, доверие и вера.

— Мне жаль. Она родилась такой?

Он развернулся и обратил свои чернеющие блики к ней.

— Вам исполнилось недавно восемнадцать лет?

— Нет. Мне только исполнится семнадцать через два месяца.

Его глаза сверкнули странной вспышкой и на мгновение расширились, но тут же обрели покой.

Гермиона не смогла определить его реакции или почувствовать хоть что-то, что заставило бы усомниться в нем.

— Это… удивительно, — восхищенно заявил ей Уолден.

— Вы обещали, что объясните мне. Вы обещали, что расскажете все.

— Конечно-конечно, — он тут же возбужденно спохватился и поерзал, поправляя кофту.

Был удивительно прохладный день для середины лета на Роторуа.

— Что вам известно? Что вы уже знаете?

— Ничего. Я ничего не знаю, — со скрипом ответила она.

— Не волнуйтесь, Гермиона, — он дотянулся до ее руки, что не была заправлена в карман с лежащей палочкой, и мягко сжал в подбадривающем жесте. — Я обо всем вам расскажу.

Он отстранил свою ладонь и развернулся к ней всем телом.

— Ваш дар уникален, он очень редкий. Я не встречал никого, кроме своей жены, с подобным, а до нее и вовсе даже не подозревал, — он сглотнул, переводя дыхание, ни на секунду не снимая взгляд с ее лица. — Как вы уже заметили, вы чувствуете тех, кто с вами рядом. Вы можете их ощущать и видеть то, что никому не видно. Вы не читаете их мысли, но вы способны ощутить намерения, желания, их истинную сущность, все их потребности и страхи. Все то, что знает о себе лишь тот, кто это производит, а иногда не знает и он сам. Но вы… вы уникальны. Все это властно вам, — он восхищенно говорил о ней, как о спустившейся с небес богине, способной мигом его исцелить и вознести с собой обратно.

— И что мне делать с этим? — растерянно спросила Гермиона.

Он одарил ее такой же, как и взгляд, улыбкой.

— Вам нужно научиться управлять.

— А дальше? Я научусь им управлять, и что мне делать дальше? Я не хочу все это ощущать. Я не понимаю, чем он уникален? Что мне делать с ним? — она в испуге начала заваливать его вопросами, услышав всю его тираду с тем, что она та, кто будет видеть все белье, что прячут люди от других, что она та, кто будет вынуждена ощущать все то, о чем она бы никогда не попросила.

Ее разум захлестнула паника.

— Все в порядке, Гермиона. Все будет в порядке, успокойтесь, — участливо проговорил ей Уолден.

Спокойствие, доверие и вера.

— Я помогу вам.

— Но чем? Чем вы можете помочь мне?

Он вновь вернул свой взгляд туда, откуда начинался разговор.

— Моя жена, как и вы, не разделяла мнения о том, что это дар и уникальность. Она пыталась отыскать возможность от него избавиться, освободиться. И она почти смогла, — он сделал паузу. — Но не успела провести свой ритуал. Она погибла, — он задумчиво потер свой подбородок, — от болезни, — поворачиваясь к ней обратно, дополнил он.

— Мне жаль, — поспешно вставила Гермиона. — Как… Каким образом она почти смогла? Что она делала? У вас остались, может быть, ее записи, или вы помните о чем-то…

— Гермиона, — прервал он ее, жестом выставляя руку, — вы ведь даже не пытались подчинить это себе. Я мало знаю о специфике с научной точки зрения или, вернее, магической, — он снова одарил ее улыбкой, — но, по рассказам от моей жены, я знаю, что есть те, кто, подчинив себе свой дар, могли делать удивительные вещи.

— Какие?

— Исцелять. Влиять на состояние других, забрав у них всю боль и превратив ее в покой или иное. Вы можете очистить чью-то душу, унять страдания и подарить все то, о чем они мечтают, но не могут получить, — его рука непроизвольно дернулась, и он поспешно сжал ее в кулак, убрав в карман. — Эмоции опасны. Они влияют, причиняя боль не меньше, чем от физических воздействий, разница лишь в том, что видимые раны можно быстро опознать, зашить и обработать, но душу вылечить способен лишь творец. И это вы.

Гермиона замерла в смятении, хмуря брови и пытаясь осознать все сказанное ей мгновение назад.

— Но как… Я не понимаю, — все еще не веря, еле слышно прошептала она.

— Этого я не подскажу. Но знаю, что возможно.

Повисла тишина, нарушавшаяся только колыханием немногочисленных деревьев и потоком ветра, управляющим их действом.

Гермиона была не в силах воспринять и собрать воедино всю услышанную информацию.

Она бы никогда подобного не захотела.

Если удастся чудом не погибнуть от разрыва сердца после приступа очередной чужой эмоции невероятной силы, она будет способна управлять чужим потоком чувств, эмоций, мыслей; манипулировать, менять и контролировать все то, что не должно быть ей подвластно.

Кого она смогла бы исцелить, когда сама нуждалась в исцелении.

— Вы сказали, что почти волшебник. Что это значит? — давая себе передышку от нахлынувших эмоций, Гермиона решила выяснить, что значили его слова.

Он одарил ее туманным взглядом.

— Мои способности довольно поздно проявились. Выбросы стихийной магии обычно происходят у детей от шести до восьми лет, мой же произошел в двадцать четыре.

Гермиона с удивлением уставилась на Уолдена.

— Мои родители магглорожденные, и я даже не знал о том, что магия возможна, — продолжал он. — Я думал, что сошел с ума, когда на середине жизни у меня случился выброс неконтрольных сил, о которых я даже не слышал, а потом узнал, что это волшебство.

— Вас обнаружили?

— Да. Министерство Магии Новой Зеландии ведет учет всех, кто обретает силы. Обычно это дети, и все были ошеломлены, когда в магических реестрах появился я.

Утолив свой голод от побочных и не говорящих у нее внутри без остановки тихим голосом вопросов, она вновь вернулась к теме, о которой не смогла бы не узнать.

— Вы что-нибудь знаете о ритуале, который пыталась провести ваша жена? У вас остались записи? — довольно резко вновь включилась Гермиона.

— Вы все-таки хотите отказаться? — устало произнес Уолден.

— Да. Хочу.

Он тяжело вздохнул и вскинул взгляд на небо, всматриваясь в пасмурные сферы.

— Я знаю, как провести его. Если хотите, можем это совершить.

Она нахмурилась и нервно сжалась, не желая вовлекать сюда побочных персонажей.

— Может, вы просто мне позволите посмотреть записи, и я сама все это сделаю.

— К сожалению, так не получится. Моя жена потратила на это слишком много сил и времени. Необходим довольно редкий артефакт. Камень, если быть точнее. Я всей душой хочу помочь вам, Гермиона, но не в силах вам его отдать, поймите сами, — он повернул к ней голову и наклонился ближе. — К тому же вы не знаете всех тонкостей и не поймете, даже прочитав все записи моей жены. Я сам способен провести для вас всю эту процедуру, — он отстранился на мгновение и почесал ладонь, спустя пару секунд убрав ее в карман обратно. — Мы много раз пытались сделать это, каждый раз не находя успеха и ища все больше способов и дополнений. В конечном счете мы нашли, но, к сожалению, не успели воплотить. Позвольте мне почтить память жены и сделать для вас то, что я не смог совершить для нее.

Гермиона даже не пыталась проанализировать все то, что ей отчаянно подкидывал покрытый мраком и окутанный туманом разум.

Позволить неизвестному тебе мужчине совершить такой же неизвестный тебе ритуал с возможностью избавить от непрошенного рока.

Она должна была не согласиться.

Она должна была оставить его и уйти, как и всегда надеясь разобраться только своими силами, с точными инструкциями, планами и выверенным действием, с подсчетом всех последствий и исходов.

Но ей было так страшно.

Ей было страшно, а он излучал все то, чего ей так здесь не хватало.

Спокойствие, доверие и веру.

— Гермиона, вы ведь чувствуете ложь, и вы должны были почувствовать, что я говорю правду, — видя все ее сомнения на сморщенном от напряжения лице, осторожно он добавил, захлопывая мышеловку и забирая свою жертву в плен.

— Я согласна на ритуал. Когда вам удобно его провести? — ее последние слова в оставленной навечно жизни.

Нарушив Статут о Секретности и запрет на перемещение не только в маггловском мире, но и в чужой стране, она переместилась от порога хижины в дом родителей, который они сняли здесь.

У нее будут проблемы, но сейчас ее это не волновало.

Их не было на месте, и она смогла, не прикрываясь чарами, зайтись в ошеломительной истерике, осознавая все, что было с ней в той хижине сейчас.

Она упала на пол посреди гостиной и заходила ходуном, не контролируя себя, дрожа и дергаясь без остановки. Из ее горла выходили хриплые задушливые звуки, а глаза непроизвольно скатывались вверх.

Ей показалось, она умирала.

Гермиона не смогла определить, сколько времени она провела так, находясь в приступе беспамятства, но, успокоившись и пролежав посреди гостиной Роторуанского коттеджа, она смогла заставить себя обещать, что больше никогда подобного с ней не случится.

Что больше никогда такого с ней не сделает никто.

Тем вечером она, собрав все свои вещи и купив билет в Британию, сказала маме с папой, что ей срочно нужно возвращаться. Она сказала что-то о профессоре МакГонагалл и Хогвартсе, о внеурочной занятости и работе над проектом. Они ответили, что любят ее и вернутся сразу же, как все решат.

Она боялась так, как никогда до этого.

Ни разу в Хогвартсе за все ее безумные, опасные и жизнеугрожающие происшествия в компании своих друзей она ни разу не боялась за себя так сильно.

Она думала, что сможет умереть от страха по дороге в аэропорт.

А затем она подумала, что сможет умереть от всех эмоций, хлынувших в нее в скоплении людей, прибыв в аэропорт.

Каждый раз, когда возле нее проходил кто-то, кто был выше, чем она, мужского пола и имеющий черный волос, она вздрагивала и хватала палочку, которую было весьма проблематично взять с собой. Таможня пропустила Гермиону, когда все ее сотрудники с улыбками на лицах воодушевились сказкой о таинственном и редком сувенире из магического древа, растущего у них в лесах.

Вернувшись в Англию, она упала без сознания в свою кровать и проспала два дня. Затем она достала все имеющиеся у себя книги и принялась их изучать.

Спустя неделю ей пришло письмо с указом о нарушенном магическом законе, отслеженным по ее палочке, призыву к ответственности штрафом и уведомлением об этом школы.

После случившегося с Уолденом и практически невыносимого перелета, состоящего из двух пересадок и желания открыть люк самолета, находясь на высоте; пережив полеты лишь благодаря успокоительным с намеренно в три раза увеличенной ей дозой, она наконец поняла, что нуждается в защите.

В чем-то, что могло бы заблокировать этот поток непрошенных эмоций от людей со стороны, пока она бы попыталась разобраться в этом и попробовать все это подчинить или пока бы не нашла свой выход.

У нее ушла неделя на изучение почти что всех изобретенных сдерживающих и защитных чар и еще неделя на создание той формулы, которая касалась бы только непрошенного дара, не блокируя всю ее магию внутри.

Гермиона расплакалась, когда, надев свое кольцо с наложенными чарами и незаметно прошмыгнув к вернувшимся родителям в гостиную, она не почувствовала ничего, кроме своих эмоций, захлестнувших ее облегчением и чувством разливной волны отчаянного ощущения покоя.

Доступа к книгам, где описывалось бы все то, что происходило с ней, не было, поэтому единственное, что осталось Гермионе, — того момента, когда, вернувшись в Хогвартс, она смогла бы там хоть что-то отыскать и попытаться справиться.

Она не знала, что, попав туда, вся ее жизнь изменится без права на возврат и что случившееся здесь окажется началом для сияющего своим темным блеском бесконечного конца, захватывающего тех, кто оказался близко.

Гермиона вынырнула из потока ужасающих событий и осмотрела комнату вокруг, сгоняя пелену сна и всех воспоминаний.

Она вдруг резко замерла, поняв, что совершенно точно не воспроизводит то, когда вернулась в Башню вечером и легла спать.

Гермиона в ужасе вскочила на ноги и, спотыкаясь, побежала в ванную.

Зайдя внутрь, она тут же подлетела к зеркалу и посмотрела на себя: на ней все еще была надета школьная форма, слегка помятая ото сна, но, в целом, безупречно чистая; ее лицо казалось удивительно здоровым, свежим и живым.

Жаль только внутренности не были согласны с ее внешним видом.

Было такое ощущение, как будто ее выпотрошили, не удосужившись зашить, и бросили на свалку.

Такое было, и не раз, но она помнила о каждом случае и помнила о том, что предвещало им.

Но не вчера.

Вчерашний вечер испарился.

Нет.

Вчерашняя ночь.

Что она помнила?

Ужин. Библиотека. Башня. Отбой. Коридор. Выручай Комната. Коридор. Пустота.

Как она оказалась здесь?

Она вышла из Выручай Комнаты и пошла по коридору, направляясь к себе в Башню, это она точно помнила.

Но путь до Башни.

Вся ее дорога.

Возвращение.

Отход ко сну.

Этого просто не было.

Все испарилось.

Гермиона медленно сняла с себя одежду и залезла в душ, желая обо всем еще раз тщательно подумать.

У нее был приступ, и она забыла? Ей помогли добраться или она добралась сама? Почему она не помнила?

Знал ли об этом Снейп?

Откуда было брать всю эту информацию, Гермиона даже не подозревала.

Она могла бы рассказать друзьям, спросить у них, не знают ли они, что было с ней, или, возможно, обратиться к ним за помощью и с просьбой.

Они бы снова, как все прошлые года, объединились и нашли тот выход, который был не виден ей одной.

Они всегда так делали.

И все бы стало вновь в порядке.

Но обретенная непрошенная жизнь, загнавшая ее в закованную клетку, не позволяла ей вернуть все то, что было раньше.

Она сознательно сняла кольцо, когда увидела их у себя в вагоне, влетевших словно ураган, отчаянно обняв и захотев обо всем поделиться.

Она так верила, что они, вновь сплотившись, победят.

Не говоря ни слова, а желая показать и удивить их точным заявлением о том, что они чувствуют сейчас, она сняла кольцо и приготовилась их ошарашить.

Но ошарашили ее.

Ты словно попадаешь в вакуум, который обличает всех вокруг, высасывая силы и передавая их тебе.

Ты получаешь то, что захотела бы отдать.

Совсем об этом не мечтая, не желая, не прося.

Ты видишь истинную сущность, видишь то, о чем мечтает человек, о чем он хочет скрыть, кем хочет показаться.

Ты видишь то, кем он является на самом деле.

Ты видишь его ложь. Осознаешь на инстинктивном уровне.

Ты чувствуешь других насквозь.

И ты не знаешь, как тебе со всем этим справляться.

Все твои близкие, друзья мгновенно изменяют облик. И ты не в состоянии их видеть так, как видел их всегда.

Как будто кто-то снял твои очки, протер и нацепил обратно, заставив мир отчетливо сиять в твоих глазах.

Как будто резко вырвался из сна и тут же оказался в месте, которое не видел никогда.

Как будто все, что ты имел до этого, рассыпалось в твоих руках без шансов на починку.

Как будто шел в толпе и понял, что, остановись ты, впереди не подождут.

Ее друзья. Ее единственные люди, державшие ее все эти годы на плаву.

Гарри.

Рон.

Она больше не смогла общаться с ними так, как прежде.

Не то чтобы они настолько отличались от того, что было в ее голове, но, чувствуя их истинную сущность, желания, эмоции и все, что скрыто от других, нельзя остаться прежним.

Ты видишь то, что от тебя хотели скрыть. Что не должно быть видно никому, кроме его владельца.

Личное.

Позорное.

Тайное.

Живое.

Как будто все вокруг тебя убеждены, что с ними все в порядке, но только ты способна разглядеть, что все не так.

И после этого нельзя как прежде относиться.

Даже к тем, кто был для тебя слишком многим.

Даже к тем, кто для тебя являлся всем.

Выйдя из душа и переодевшись в новый комплект школьной формы, Гермиона попыталась снова разобраться с тем, что было с ней вчера.