Глава 2 (1/2)

17 июля 1996 год, Новая Зеландия

Кислый запах сырости, витавший в хижине, стоящей посреди Роторуанского леса, заставил Гермиону нервно сжаться, кутаясь в накинутом ей палантине.

— Что это за место? — посмотрев по сторонам, спросила Гермиона.

— Мое убежище. Я подумал, вы не захотите, чтобы кто-нибудь почувствовал скопление магических следов, которые останутся после того, как мы закончим, — мягко улыбаясь, пояснил ей Уолден.

— Да-да, все верно.

— Не волнуйтесь так, Гермиона, — мужчина подошел к ней и осторожно положил ладонь на плечо. — Я уверен, все получится. Я помогу.

— Спасибо вам.

Он чуть сильнее сжал ее плечо в подбадривающем жесте и улыбнулся, сверкнув глазами.

— Пока еще не за что. Начнем?

— Да. Да.

— Прошу, — он указал рукой по направлению к столу, стоящему вдоль комнаты, с обилием наполненному стеклянными склянками и различными артефактами.

— Как… Как будет проходить ритуал? — все еще нервно озираясь, проговорила Гермиона.

— Я прочту заклинание, активируя артефакт, и он соединится с вами, постепенно забрав это и заключив внутри.

— Она останется заключена или ее будет возможно передать кому-то? — испуганно спросила она.

Он не ответил сразу.

— Мы этого не проверяли, но я полагаю, что вне вас она лишится свойств и будет неактивна. Вам не о чем переживать. Все будет хорошо, — спустя минуту вкрадчиво сказал ей Уолден, отходя в глубь комнаты.

— Конечно. Я надеюсь.

— Вставайте около меня.

Чувство тревоги разрасталось с каждым вдохом, но Гермиона упорно подавляла эти мысли, надеясь лишь на то, что скоро все это закончится и станет так, как было прежде.

Спокойствие, доверие и вера.

Она остановилась у стола и посмотрела на мужчину, протягивающего к ней руку с лежащим на ладони камнем.

Блестящий и черный. Его глаза и волосы.

— Что мне нужно делать?

— Возьмите меня за руку и прикоснитесь к камню. Все остальное сделаю я сам.

Он сжал ее пальцы, когда она с секундным колебанием в итоге протянула кисть.

— Готовы?

Гермиона не дала себе возможности задуматься об этом.

Она не давала ее себе эти десять дней и не даст в последний.

Думать было не о чем.

— Я готова.

Уолден улыбнулся и закрыл глаза.

Его рука сомкнулась крепче.

Он начал говорить.

Слова были похожи на арабский и выливались из него с огромной скоростью, как будто он спешил их поскорее все произнести.

Она не слышала подобных заклинаний и только в этот миг смогла понять, что она совершает то, о чем совсем не знает.

Одна. И неизвестно с кем.

Она участвовала в каком-то ритуале, о котором не удосужилась хоть что-то разузнать.

Ей стало холодно.

Его рука сомкнулась крепче.

Она почувствовала, словно из нее вытаскивают шнур, который тянется по всему телу и выходит из ее груди, забрав с собой все силы.

Забрав с собой все силы.

Она почувствовала боль.

И снова осознание.

Что она делает? Зачем ей это?

Почему?

Спокойствие, доверие и вера.

Их больше нет.

— Мне… Мне кажется, что-то не так…

Гермионе захотелось прекратить.

Его рука сомкнулась крепче.

— Все так, все отлично, ты молодец.

— Я странно себя чувствую…

Она пыталась отстраниться, но поняла, что тело неподвластно ей.

— Так и должно быть, ты все делаешь правильно.

Его глаза были закрыты, и он выглядел блаженно. Его лицо расслабилось и засветилось в удовольствии.

Она была окутана туманом и обложена водой, застывшей на морозе.

Как будто падаешь с обрыва, но никак не долетишь.

Как будто вставили клинок и оторвали ручку.

Как будто жизни больше нет, но смерть к тебе не заявилась.

Все ее тело было в леднике, но грудь горела ясным пламенем.

Казалось, ее сердце выжигали, сгоняя пепел с выдохами, что давались ей с трудом.

Внезапно стало страшно.

— Я… Надо... Надо остановиться, мне кажется…

Его рука сомкнулась крепче.

— Все в порядке, не переживай, малышка.

— Что вы…

— Ну же, помоги мне, киска… Именно, вот так.

Его рука сомкнулась крепче, и он резко потянул ее, зажав в сцепляющую хватку.

Казалось, что она под действием наркоза, но не до конца. Как будто что-то не сработало, и она чувствовала то, что не должна; она все видела, но не осознавала; она все ощущала, но не могла остановить.

Заключена внутри своего тела. Окутана и связана. Оглушена.

— Хватит… Остановите это… — еле слышно прошептала Гермиона.

Она хотела закричать. Она хотела вырваться. Она хотела это прекратить.

Его рука сомкнулась крепче, и он зарылся в ее волосы лицом, сгребая тело.

— Ну-ну, моя сладкая, ты так хорошо справляешься, продолжай, — с благоговением он выдыхал ей в шею, продолжая сдавливать в своих огромных лапах.

— Пожалуйста, прекратите… Пожалуйста…

Когда ей было семь лет, они с мамой ходили к врачу. Ее врач была очень доброй и красивой. Она помнила цвет ее волос. Она была блондинкой.

Маленькой Гермионе сказали, что это не больно, что это будет быстро и она даже не почувствует укол.

Но было больно.

А потом ей стало холодно и пусто.

Как будто медленно выкачивали воздух из твоей души.

Она упала в обморок, вся взмокнув и захолодев.

Внезапно рядом появилась мама.

Сейчас она одна.

Неважно, что сейчас он делал; неважно, что произошло и как она все это допустила.

Неважно.

Нужно это прекратить.

Она сосредоточилась на этой мысли.

Прекратить.

Прекратить.

— Нет. Нет. Хватит…

Гермиона вырывалась, вкладывая все, что от нее осталось.

Она продвинулась на сантиметр, нервно дрогнув лишь рукой.

— Я сказал — продолжай, — он прорычал, сжимая руку на ее затылке и придвигая вновь.

Прекратить.

Прекратить.

Она не хотела этого. Она хотела бы остановиться.

Она хотела бы все это прекратить.

Гермиона даже не пыталась разобраться, как владеть всем тем, что ей внезапно подарили, как этим можно управлять, не потеряв рассудок и не умерев.

Она пообещала себе, что узнает все, чем так пренебрегла, и никогда не скажет никому, кому не будет доверять.

Если останется жива.

Она сосредоточилась на этом.

Вдох.

Она хотела прекратить.

Выдох.

Она. Хотела. Прекратить.

Вдох.

Она готова.

Выдох.

Он ее не получит.

Собрав свои оставшиеся доли незапутанного разума, она с остервенением мысленно послала себе приказ, чтобы конечности ей стали подчиняться.

И помолилась всем известным Богам, чтобы так и случилось.

Взяв воздуха побольше и сжав зубы до крошащейся эмали, Гермиона резко дернулась назад и вырвалась из его хватки, отшатываясь по инерции и падая на пол.

Ее мгновенно захлестнул поток ужасной одержимости, желания и эйфории вперемешку с торжеством.

Было еще одно.

Оно являлось самым гадким чувством в ее жизни, не подвергающемуся определению.

Ей стало мерзко. Это было от нее.

Гермиона в ужасе смотрела на стоящего мужчину перед ней, который больше не был скрыт своей защитной маской.

Предназначая ее ей.

Спокойствие, доверие и вера.

Она идиотка.

Гермиона вскочила на ноги и побежала к выходу из хижины.

Он даже не пытался подойти к ней и остановить.

Дверь была заперта.

Гермиона достала палочку из кармана и вскрикнула Алохомора, но та не открывалась.

Бомбарда Максима.

Остолбеней, предназначавшийся ему.

Но это не работало. Магии вообще не было.

— Не старайся, — пропел ей Уолден елейным голосом. — В этом месте магия не работает, киска.

Все кончено.

Она не знала, как ей одолеть его без палочки, с трудом борясь с его отвратными эмоциями, что водопадом бились в ней, и без понятия о том, что он с ней сделал.

Уолден начал подходить к ней, медленно ступая и загоняя Гермиону к двери, что не имела выхода наружу.

— Привычная магия не работает, — он уточнил с благоговейным вздохом. — Не твоя. Твоя магия работает везде, солнышко. Ты ведь уникальная, помнишь?

— Не подходи ко мне, — она уперлась в дерево, что было под ее спиной, и принялась вновь дергать дверь за ручку.

Все кончено.

На Гермиону высыпали прах и скинули в могилу.

Она с открытым отвращением вернула взгляд к тому, кто подступал к ней ближе, и попыталась ухватить хоть каплю информации, которая бы обыграла смерть.

— Как ты… Почему я…

— Почему ты не почувствовала мои настоящие эмоции, малышка? — он подошел вплотную и положил ладони около ее лица, сжимая Гермиону в клетку. — Годы практики. И очень… очень много усилий, киска, — он вновь приблизился к ее лицу и прислонился к уху. — Но ты отплатишь мне. Я знаю. Ты уже мне многое дала. Ты даже не представляешь, какое это блаженство. Наслаждение. Мечта. Ты — мечта, малышка.

Гермиона проскользнула под его рукой и отбежала дальше, спрятавшись за стол.

Она не собиралась так легко сдаваться, несмотря на тлеющий внутри развал и вспышки.

Оружие. Ей нужно найти какое-то оружие.

Склянки от зелий, камни, блокнот.

Она схватила пару зелий и сжала их в руке.

Слева от двери окно. Ей нужно выбить его, и она сможет сбежать. Оно не может быть магически укреплено. Магия не работает.

Магия не работает.

Он снова приближался с хищным оскалом на лице.

— Отойди от меня, — она пульнула в него склянку с зельем, но он легко от нее увернулся.

— Не убегай, малышка. Давай поиграем. Ты поможешь мне, а я не сделаю тебе так больно, как могу. Согласна?

Он подошел к столу и положил ладони на пространство, что разделяло их тела по обе стороны отполированного древа.

Мужчина шумно затянулся воздухом, хватая носом кислород, что находился около нее, и вскинул голову наверх, теряя выдох в стоне удовольствия, что разносился скрежетом по вспоротому разуму забившейся как можно дальше Гермионы.

Все ее тело было ошарашено гремучей смесью ужасающих эмоций, не принадлежащих ей. А рядом оставалось то, что сквозь неимоверные потоки его шлака пробивалось от нее, утягивая в страх, неверие и сферу, что формировалась из хлеставшего в ней хаоса, затягивая в пустоту из боли.

Ей нужно было выбираться.

— Что ты сделал со мной?

Уолден мерзко улыбнулся ей и наклонился ближе.

— Ничего такого, киска. Ты просто мне немного помогла, — он протянул к ней руку и попытался положить ладонь ей на лицо, но она резко отшатнулась. — Прошло так много времени с тех пор, как я испытывал все это. Но оно стоило того, чтобы так долго ждать. Вы уникальные… Ты уникальная.

Гермиона в ужасе расширила глаза, когда к ней пришло понимание.

— У тебя не было никакой жены…

Он ухмыльнулся.

— Ты права, киска. Она не была моей женой, но я бы взял ее себе, позволь она мне это сделать. Я могу взять тебя, если захочешь, — он медленно стал обходить преграду, приближаясь к ней. — А если не захочешь, то я все равно возьму.

Гермиона пятилась, держась за стол и прячась с другой его стороны.

Так мало. Этого куска старого дерева было так мало перед ней.

— Вы все такие редкие, такие уникальные. Вы даже не осознаете, как прекрасны и как можете помочь…

— Тебе правда нужна помощь. Но не от меня.

— О нет, киска, именно от тебя, — он резко вскинул руку и схватил ее запястье, потянув к себе.

Гермиона выбросила кисть из-за спины, что сжимала зелье, и со всего размаху приложилась склянкой о его висок, разбивая флакон и разрезая кожу.

От неожиданности он мгновенно потерял ориентацию в пространстве, ослабляя хватку на руке и отшатываясь дальше.

Гермиона вырвала зажатую ладонь и, вытащив обратно палочку, с разбегу бросилась в стекло, что находилось слева от двери.

Ей удалось разбить окно и выпрыгнуть из хижины.

Сжимая палочку в руке, она мгновенно аппарировала, в последние секунды слыша крик: «Я все равно тебя достану».

21 октября 1996 год, Башня старост

Гермиона резко проснулась и поняла, что воздуха в легких не хватает. Она точно чувствовала, что задыхается.

С трудом заставив себя сделать вдох, она еще минуту поморгала, всматриваясь в пустоту и унимая приступ паники и страха.

Такого не случалось с ней с тех пор, как она вернулась в Хогвартс.

Она запоминала каждый раз, как это прекратило проявляться часто, но, сколько раз бы ей ни приходилось их переживать опять, каждый приступ чувствовался так же.

Гермиона приподнялась в кровати, подогнув колени под себя, и села, опираясь головой об изголовье.

Мгновенно ей пришли все ночи, что остались выжженным напоминанием о проведенных днях, предшествующих осени.

Они должны были стать теплым солнцем и кипящим паром; запахом нагретого от жара озера и ветра; садом хвой, открывшим свои зелени лишь для нее.

Но это лето стало лишь последней отданной крупицей Гермионы в ее оставленной навечно жизни.

Это случилось в Новой Зеландии, в одну из ночей, ровно за три месяца до ее дня рождения.

Осознание пришло к ней спустя время, проанализировав, поняв и прочитав немало информации о том, чего она не знала прежде.

Когда это произошло с ней в первый раз, она подумала, что заболела. Гермиона чувствовала, что было что-то не в порядке, но не приняла это всерьез.

В начале это было даже не совсем заметно: ты просто начинаешь по-другому ощущать людей вокруг, как будто видишь, слышишь и улавливаешь больше, чем обращал внимания на это раньше.

Ей показалось, что она, возможно, стала внимательнее к тем, кто окружал ее, подметила детали, увидела все то, что было там всегда, а она не замечала.

Гермиона даже не задумалась, что это может оказаться большим, чем просто ощущения внутри.

Все развивалось постепенно, собираясь, как огромный снежный ком, намереваясь сбить ее и размозжить осколками.

Первый приступ случился седьмого июля.

Она вдруг резко ощутила боль в районе сердца, а потом такое чувство жалости, что оно было способно затопить весь мир и, вынырнув, схватить ее обратно.

Гермиона не понимала, что происходит.

Почему жалость, почему так сильно, почему так больно?

И кого?

Кого ей стало так жалко, что она была готова выть от разъедающего плоти жара у нее в груди?

Она определила его сразу, как подняла глаза и осмотрела комнату.

Не лучший день, чтобы отправиться в могилу, когда намеревался посмотреть Роторуа.

Она ждала родителей в приемном отделении стоматологии, благодаря которой и была организована их общая поездка в Новую Зеландию.

Им предложили выгодный альянс, и, взяв с собой в командировку Гермиону, они решили совместить их летний отдых и наладить все свои дела.

Молодой парень, ничем не привлекающий внимание, читающий предложенный журнал, сидел, как все, и ожидал визита.

Гермиона нахмурилась, пытаясь безуспешно заглушить взорвавшийся поток эмоций, хлынувших в нее, и разобраться.

Ее внезапно затрясло.

Почему жалость? Если она лишь выступает зеркалом, то как он мог сидеть все так же неподвижно, не проявляя никаких эмоций на лице. Кого он так жалеет? Жалеет ли вообще?

Подобно пламени, сжирающему на своем пути любое вставшее препятствие, она была не в силах этому сопротивляться.

Почувствовав, что ей в районе ребер заливают кислоту, она мгновенно сорвалась и выбежала из дверей стоматологии.

Дыша, как загнанный погоней зверь, она стояла за углом и опиралась пальцами о каменное здание, сгибаясь пополам и делая отчаянные вдохи, противящиеся проникать в ее сгоревшее, измученное тело.

Именно в этот день в ней опознал свою добычу Уолден.

Не убеги она так быстро, остановись она всего на несколько секунд, она смогла бы ощутить чуть больше, чем выступившую лишь камертоном жалость, схватившую ее от сильного наплыва и скопления людей.

Она бы ощутила что-то, что должно было стать красной лентой и заставить ее себя защищать.

Животный интерес.

Если тогда бы удалось, она почувствовала бы контраст, который проявлялся слишком сильно, ведь тот, кто это испытал, второй раз к ней явился с ледяным спокойствием и чувством, вызывающим желание тянуться.

Вызывая в ней доверие и веру.

— Мисс? Вы в порядке? Вам нужна помощь?

Услышав бархатный и вкрадчивый обеспокоенный вопрос, она мгновенно обернулась.

Еще не отойдя от приступа минутой раньше, она с трудом нащупала стоящего над ней мужчину средних лет, участливо склонившегося к ее скорченному телу.