Глава XX (Лиза): Портрет убийцы (1/2)
– Ты как?
Первые секунды после пробуждения человек проводит в ступоре. Кто? Где? Лиза вгляделась в сидящую перед ней фигуру, что быстро избавилась от мути и растворилась в уже знакомом образе:
– Паша... ты всю ночь сидя спал?
Он молча прижал её ладонь к губам и склонил голову. Некогда пьяный взгляд обронил чистые слёзы, а спокойное дыхание разрушилось душевным трепетом. Лиза видела в нем новое, неизвестное до сегодняшнего утра чувства – сострадания. Гордость и самоуверенность подмены сменились искренностью и принятием. Осознание совершённого поступка скатывалось по щекам и замирало на руке Лизы прозрачными капельками.
– Я дурак, Лиз, дурак, – шептал он, – прости меня, прости. В кого я превратился…
Рядом с кроватью стояло переполненное ватой и бинтами мусорное ведро. На кровавых обрывках лежали узкие упаковки от пластырей, окружая собой разбитую бутылку водки.
– Всё подмёл, всё вымел, прихожая блестит, ни одного осколочка!
– Помоги мне встать, – попросила Лиза, – мне нужно привести себя в порядок.
Они медленно направились в ванную, Павел держал Лизу под руку и не отводил от неё глаз. Всё в точности, как четыре года назад. Ликующую публику на свадьбе сменило молчание стен и наскучившего интерьера. Синий костюм жениха превратился в потную майку и спортивные штаны, а свадебное платье невесты обагрилось собственной кровью. Лёгкий шум в голове от похмелья и режущая боль у виска – подарки молодожёнам с записками о самых лучших пожеланиях на будущее. В одном зеркале одновременно отражались два человека, не имеющих между собой ничего общего. По крайней мере, теперь. Мимолётная, случайная встреча, как наваждение судьбы, показалась им счастьем. Она опаздывала на заказ и подвернула ногу, он задержался в тот день с ночной смены и решил помочь ещё одному пациенту. Обычное знакомство переросло во взаимную любовь, свидание за свиданием, как подтверждение своих чувств обернулось трепещущим многоточием, которое привело их сюда, в малометражную квартиру со старыми, ещё советскими обоями. Намерения поставить долгожданную точку в отношениях иногда зарождались в их сердцах, но почти сразу же переставали существовать, когда вера в лучшее внезапно учащала биение и награждала сознание ложными надеждами.
– Я взял отгул на работе на пару дней, – говорил Павел, помогая Лизе умыться, – сказал, что приболел.
– Выглядишь абсолютно здоровым… – хмыкнула Лиза.
– По–твоему, я должен был сказать правду? Что нажрался и влупил жене по голове бутылкой?!
– Ты мог этого не делать, причём ни одного, ни другого. Не стоит нежностей, я чувствую себя лучше и хочу прогуляться.
– Куда ты собралась?! – Он одёрнул её за руку и подтянул к себе.
– К профессору, – уверенно и бесстрашно произнесла Лиза. – И только попробуй мне что–то сделать! Я не поленюсь навестить твою больницу и сказать всем, почему у меня пластыри и как болеет мой муж!
Его полное изумление внезапно прорезавшемуся голосу на мгновение погрузило комнату в тишину. Сострадание в глазах сменилось растерянностью, Лиза почувствовала превосходство над надоевшим сожителем.
– Я пойду с тобой. – задумчиво произносил Павел, – Пойду с тобой...
– Зачем? Свечку хочешь подержать? Ты же спишь и видишь, как я хожу к нему только для того, чтобы изменять тебе!
– Замолчи. Я вызову нам такси.
– А что замолчи, Паша, что?! – она вцепилась ему в плечи, – Каждый раз я слышу от тебя это слово, ты хочешь моего молчания?
– Мне больно.
– Больно?! – Лиза сдавливала кожу с большей силой. – А как было больно мне, когда прилетело бутылкой? Какую боль терпела, когда любимый человек превратился в монстра?! Ты мне противен! Я тебя ненавижу!
Кулаки самопроизвольно сжались, чтобы ударить сожителя в грудь и попытаться достучаться до самого сердца. Он не стал отвечать ей тем же, как привык это делать. Напротив, Павел обнял Лизу и прильнул к губам, наградив их лестным поцелуем. Опять. Снова. В очередной раз. Магия счастливых воспоминаний способна избавлять от злобы и тех ужасов, что происходили совершенно недавно. Поддаться на уловку или раз за разом находить себя на полу в компании осколков посуды? Слышать многочисленные извинения или лай соседской собаки? Огромное шахматное поле, где фигуры перемещаются по своему желанию, давно обходились без игроков и самостоятельно принимали решения. Рядовая пешка имела больше прав, чем Лиза. Два шага вперёд, один назад – боевой клич всех королей применялся в случае поражения, воодушевляя чудом оставшихся на поле бойцов, и только она, хранительница притчи профессора, всегда шагала назад к невидимой пропасти, брешь в которой давно расползлась по всей клетчатой доске и задела каждую фигуру. Партия давно проиграна, однако никто этого не знал и с особым азартом продолжал бороться за выигранный приз.
– Ненавижу… – Лиза честно приняла поражение, ответив мужу взаимностью на объятия.
– Я тоже каркаде не переношу, – улыбнулся ей Павел. – Вернёмся домой, я заварю потрясающий эрл грей с твоим любимым печеньем…
– С овсянкой? – по–детски пролепетала она.
– Именно с ней. – Павел отвлёкся на оповещение телефона, что раздалось писком цыплят. – Собирайся, таксист прислал сообщение, он ждёт нас у подъезда.
Лиза не до конца понимала всё происходящее. Углубиться не позволяла редкая боль под толстым слоем пластырей, и даже она не могла испортить внезапно появившееся настроение. Сидя перед зеркалом, художница лёгкими мазками прятала покраснения и припухлости с помощью пудры и специальных тонирующих средств. Лицо – такая же картина, как натюрморты или волшебные дали с чарующим рассветом. Далёким от высоких искусств людям обычно хватало одного взгляда, чтобы навесить громоздких ярлыков и чувствовать себя хоть на долю лучше того униженного жизнью прохожего. Старухи у подъезда и едва стоящие на ногах ценители спирта не разбирались в творчестве известных художников, предпочитая распространять сплетни и невнятные речи. Зачем приобщаться к возвышенному и пополнять багаж знаний, когда можно провести день вместе с такими же сплетницами и отбросами, не способных на саморазвитие? Лиза часто задавалась этим вопросом и прекрасно знала, кем она станет, если не спрячет последствия от ударов косметикой. В первую очередь ей приходилось защищать мужа, в какой–то степени оправдывать. И лишь убедившись, что его репутация осталась непоколебимой, можно, наконец, подумать о себе. Настоящие же критики, в отличие от зевак и любителей, будут дотошно изучать каждый мазок и искать хоть малейший недочёт, чтобы помочь пострадавшему избавиться от тирании. К счастью, критики в городе давно не живут…
– Ты готова? – Крикнул Павел из прихожей.
– Иду.
Уже в такси Лиза задумалась о странном рвении мужа навестить Сергея Глебовича. До этого момента они были знакомы единожды, на свадьбе в ресторане. Профессор не выходил из–за стола, предпочитая оставаться наедине с манящими закусками: обилие блюд не вставало в сравнение с йогуртами и макаронами с сосисками. Он наблюдал за танцующими гостями, смеялся от нелепых конкурсов и выпивал шампанское за здоровье молодожён. Алкоголь затмевал сознание плотным туманом, его действие лишало любых тревожных мыслей и позволяло забыть обо всем на пару часов. Этот вечер обернулся попыткой Лизы вывести Сергея Глебовича в общество и напомнить ему о былых временах, когда тот преподавал в институте, оставался с должниками и терпеливо выслушивал одни и те же параграфы из учебников десятки раз. Коллеги любили его за профессионализм, доклады на конференциях всегда воспринимались слушателями с особым интересом и собирали громкие овации. Он любил жить, просыпаться и идти в институт в любую погоду, чтобы учить людей смотреть на мир глубже и знакомить их с трудами великих философов. Один день изменил всё, Сергей Глебович потерял работу, друзей, поддержку. Мама с каждым днём становилась все хуже, забывала слова и говорила цифрами, значение которых оставалось непонятным. Так, на число двадцать один она могла покачать ногой, а на девятнадцать, наоборот, фыркнуть или скривиться. Все это прослеживалось в глазах одинокого человека, что сидел за столом, подперев голову и улыбаясь сквозь слёзы невесте.
– Четыре года назад его видел, время летит... – Павел повернулся к Лизе с переднего сидения. – А кого ты поминать собралась, ночью конфет просила?
Она поймала на себе подозрительный взгляд водителя с зеркала заднего вида:
– Давай дома поговорим, хорошо?
Ответом на просьбу послужила полная тишина. Её изредка прерывал рёв мотора и скрип коробки передач, когда машина подъезжала к светофору на красный свет. Пустынные, совершенно мёртвые улицы замерли в ожидании прохожих, мерцая поломанными вывесками магазинов. Небо затянуло тучами, оно вот–вот разразится громом и снова зальёт не успевающие высохнуть тротуары. Дворники встречных автомобилей клонились из стороны в сторону, очищая стекла от мелкого накрапывающего дождя.
– Вы не будете против, если я закурю? – спросил таксист, потянувшись в карман куртки.
– На здоровье! – ухмылка Павла окончательно убедила его в задуманном.
Салон за несколько минут наполнил едкий табачный дым. Запах бензина смешивался с гарью, напомнив Лизе о дедушке. Когда она вернулась из школы, заядлый курильщик лежал на кухне с разбитой головой у плиты. В пепельнице, среди остывших серых хлопьев, дотлевал оставленный окурок. Девочка бросила портфель в прихожей и села рядом с трупом, зашуршав фантиками от шоколадных конфет, которые мама обычно прятала в шкафчике. Она не обронила ни слезинки, набрала её номер и спокойно сообщила: «Мам, я помянула деда». Недоумевающие возгласы в трубке остались ею неуслышанными, Лиза пошла в свою комнату выполнять домашнее задание. Целую неделю любопытные соседи норовили узнать причину смерти, одному из них выпал прекрасный шанс разузнать абсолютно всё, когда папа забрал Лизу с продлёнки и они возвращались домой. Тромб, оторвался тромб – донеслось до детского сознания неизвестными словами, складываясь в логическую цепочку: у дедушки что–то оторвалось. Это «что–то» явно влияло на жизнь, он распрощался с ней на холодном кафеле, попутно ударившись головой об угол стола.
– Ну не сволочи ли?! – мужчина выдохнул в приоткрытое окно. – С каждым годом качество ухудшается, а цена только растёт! Табака ноль, химия сплошная. А ведь когда–то, ещё в восемьдесят шестом где–то, эти сигареты всем союзом искали! Развалили, капиталисты, мать их, а теперь дерьмом пичкают. Потом по телевизору жалуются, что у мужиков письки не стоят и бабы понурые ходят!
– Так уж капиталисты? – в дискуссию вмешался Павел.
– А кто ж? Мы что ли?! – хрипло рассмеялся таксист. – Всё оттуда идёт, с запада проклятого. Жития не дают, рыпаются, а мы бы сейчас уже в золоте купались! Правду говорят из ящика, там всё зло бурлит. А вы что думаете, девушка?
Лиза пожала плечами:
– Меня эти проблемы не интересуют.