Глава XV: Лебедев - Цитадель забытого орнитолога (Часть вторая) (2/2)
Солнце скрылось под стремительно увеличивающимся темным облаком, что кольцом окружило верхушку цитадели. Небо окрасилось в пепельный цвет, стянувшись в единую серую пелену. Шипение пара заглушалось вместе со свистом, наступила тишина.
– А что же вы тут производите? – поинтересовался Сергей Глебович.
– Да, мелочь всякую, – отмахнулся Лебедев. – двигатели ракетные, бензин... тут, кстати, неподалёку жила нефтяная имеется.
– Ты хочешь сказать, у вас ракеты на бензине летают?!
– А как же! Вёдрами черпаем воду из моря, несём в цеха. Делаем из неё дистиллират, потом бодяжим с переработанной нефтью и всё...
– Но это не научно, это бред!
Воробей достал из круглой урны, что стояла рядом с проходом, длинный свёрток, разложив его прямо на полу. Он подтянул брюки и опустился, гордо объясняя каждый агрегат на чертеже:
– Двухкомпонентный реактивный двигатель на обессоленном бензине, моя разработка. Первый компонент тут как, пара компрессоров на высокое и низкое давление, камера сгорания и сопло. Второй – направляющий аппарат сжатого воздуха компрессором низкого давления, его ещё КНД называют. Я тут несколько формул на листе набросал, все это дело секретное, Глебыч, но ты же у нас философ... Чего–чего, а таких дифирамбов я тебе ещё не пел!
– Иерихонская труба какая–то. – усмехнулся профессор. – Как у тебя ракета на этой дурнище полетит? Обессоленный бензин, невидаль!
– Вот только зубоскалить не надо! – он показал на разлинованную таблицу, где в ячейке рецензента красовался особый след воробьиной лапки. – Подпись самого главного инженера в цитадели! Он проверил все расчеты и утвердил мою разработку. Могу познакомить лично.
В эту секунду Сергей Глебович понял, какой подарок даровала ему судьба, и как Лебедев только что приговорил себя к смертному приговору. Профессор подумал, если ему повезёт подговорить инженера построить нечто, способное устранить первого представителя троицы, то все проблемы, связанные с его унизительными насмешками и посягательствами на квартиру, одним разом обретут обратный и очень болезненный эффект. При такой строжайшей дисциплине и повелению времени, обязательно найдутся те, кто захочет обрести свободу или хотя бы задуматься о ней.
– Определенно! – задумавшись, ответил Сергей Глебович, как вдруг добавил, – Но сначала я хочу увидеть маму.
– А чего на неё любоваться? Красавица, всегда в своих мыслях, считает себе, голубушка. Её бы на кассу в магазин или в банк в окошко посадить – озолотишься!
Профессор прошёл за Лебедевым в лифт и облокотился на поручень. Актёр дал указание воробью жестом на пальцах, тот прыгнул на рычаг и потянул его вниз. Махина устремилась в бездну.
– Глебыч, ты даже представить себе не можешь, каких успехов я добился, благодаря твоей социологии! – он достал из кармана брюк трубку и закурил. – Я же раньше дуб–дубом был, понятия не имел, как говорить с людьми и что им отвечать. А теперь? Думаешь, тот день, когда ты завалил меня на экзамене, изменил мою дальнейшую жизнь? Изменил, ещё как изменил! Люди, как и эти комочки с перьями – всего лишь расходный материал. Тупые создания, ошибки, которым дали право на жизнь. Это вы, философы, всё ищите какой–то правды, задумываетесь о вечном, о непостижимом, а что в итоге? Помрете как шавки, забудут о вас, вовсе и не существовали никогда. И всё же мешки я ворочал, ворочал… А вот вы, мыслители, только языком, да по одному месту.
– Хорошо так смело выражаться, когда крыша над головой есть, да ещё и сам заправляешь над всеми, – Сергей Глебович со злости закусил губу. – сволочь ты редкостная, Лебедев, как и друзья твои.
– А ты попробуй, Глебыч! – оранжевые полосы разгорающегося пламени печей быстро пробежали с лап до пернатой головы, сверкнув в серовато–коричневых глазах актёра. – Быть сволочью – куда интереснее, нежели раздавать никому не нужную доброту и спасать обречённый на гибель мир от зла. Знаешь, как прекрасно просыпаться с мыслью о том, что ты никому ничего не должен – тебе все должны! Захочешь, отдашь приказ убить неугодного, захочешь, велишь подать на обед воробьиную грудку под брусничным соусом! Ты накалываешь на вилку мясо недруга и наблюдаешь за реакцией поваров, что готовили тебе своего сородича, за реакцией официантов, что общались с ним несколько часов назад. Видишь настоящий ужас в их маленьких глазёнках и знаешь, что они боятся оказаться на этой же вилке по одному твоему щелчку пальцев. Растягиваешь удовольствие, а затем запиваешь сочнейшим страхом побледневших подчинённых. Я называю это блаженством!
Они опустились в самое сердце цитадели – на минус сорок первый этаж. Здесь было гораздо жарче, чем на поверхности: грохот работающих машин аккомпанировал скрипящим шестерням и стуку затворов, стрелки термометров колебались у самого максимума. Вокруг большого сосуда, наполненного желтой бурлящей жижей, растянулись пышущие паром трубы. Воробьи в маленьких, перепачканных нефтью фартуках, следили за бегающей по экрану осциллографов полосой и делали пометки на клочках бумаги лапками, заранее попрыгав рядом в чернильной лужице. Контролировали воробьев особые пернатые с острыми железными клювами – своеобразными намордниками, которыми они были готовы заклевать возможных нарушителей.
Целая иерархия правления предстала профессору и поразила его сознание тем, что птицы повинуются стоящим на ранг выше собратьям. От простых работников, трудящихся за грамм пшена и каплю росы, до деловых и занятых управляющих, что летают в холле и предпочитают работать с бумагами.
– Какого это, управлять всей цитаделью? – спросил Сергей Глебович, следуя за актёром вдоль раскалённых громадин.
– Очень даже! – задорно отвечал Лебедев. – Это как поранить палец и высасывать всё собирающуюся кровь, пока тромбоциты не выполнят своих прямых обязанностей. Ты, я, мамочка твоя – такие же цитадели, внутри которых также борются подчинённые за существование и стараются, во что бы то ни стало, поддерживать в нас жизнь. Здесь же интереснее в тысячу раз! Я добился совершенства во власти, мужья трудятся в поте пушистого лица и зарабатывают на жизнь, их жёны воспитывают всё подрастающее поколение. Отдых – работа, и наоборот. Им не нужно ни за что беспокоиться, за них всё давно продуманно, за них всё давно решено.
Он снова шёл строевым шагом и довольствовался страхом встречающих его рабов, что ненадолго оторвались от дел ради поклона их любимому и единственному владыке трясущимися крыльями:
– Здравствуйте, свет пернатого будущего! Продолжайте трудиться, награждение не заставит себя долго ждать! В честь пришедшего к нам сегодня гостя, на обед, все без исключения, получат не одну, а целых две миски пшена! Ура, воробушки!
Весь этаж охватил ликующий щебет.