Глава XV: Лебедев - Цитадель забытого орнитолога (Часть вторая) (1/2)
– Да, – послышалось из–за двери, – прошу!
Сергей Глебович повернул круглую ручку и вошёл в кабинет. Представления о троне и роскошной жизни сразу же улетучились при беглом осмотре помещения – запрокинув на дубовый стол лапы, в старом кресле из зала сидел Лебедев с трубкой в клюве. Вдоль стен расположились книжные полки с трудами философов, названия на обложках которых были зачеркнуты чёрным маркёром и подписаны оскорблениями «тугодум», «идиот» и «больной на всю голову». Источником света в кабинете служили три больших окна в виде арок. За ними простирались безграничные просторы морской глади.
– А я думал, это у меня в голове шумит. – профессор сел напротив актёра.
– Не жужжит?! – с особым энтузиазмом спросил Лебедев. – Нет? Не важно...
– Ха, отгрохали тебе хоромы, вот, казалось, ну живи себе спокойно. Но нет, нужно же лезть ко мне!
Воробей достал из ящика стола пару бокалов и бутылку виски:
– Не горячись, Глебыч. Ты же сам знаешь, что наше трио – пешки в руках Михаила Альбертовича. Он сказал тебе концерт устроить – мы исполняем, а если молчит, так нам это в радость, сидим по своим владениям, занимаемся важными делами.
– Да? – разозлился профессор. – То, что вы своего голоса не имеете, это мне давно известно, а вот...
– Бу–бу–бу! – перебил его актёр, разливая односолодовый напиток. – Хорош бубнить, бубнилкин! Давай–ка выпьем, угомонимся, у всех нервы не к Фирсову, так что ж поделаешь, время такое!
– Какое такое?!
Лебедев гордо подошёл к окну строевым шагом, отбивая тапками оставшийся на подошве песок:
– Сам посуди, где такое видано, чтобы обычный профессор философии сидел в величественной цитадели среди пустыни, пил добротный виски и общался с редкого вида птицей! Кому расскажешь – не поверят! А оно вот, вот! Реально! И стол форму имеет, и даже вон то море со старой кроватью, тоже настоящее! Кстати, гляди, твоя мать приплыла.
Сергей Глебович подбежал к арке и раздвинул тяжёлые шторы, сквозь которые смотрел представитель троицы. Тот не соврал, мама действительно качалась на волнах и всё приближалась к суше, где её ждала сотня воробьев с верёвками в лапах.
– Сейчас коечку перевяжем и поселим на этаж ниже, – Лебедев смаковал напиток, – и... чудесное пойло! Так вот поселим, тебе, с барского плеча, тоже пару квадратов выделим. Заживём, а?!
Он слегка ударил профессора локтем по руке и продолжил:
– Ладно, не урчи! Пойдём лучше в мой настоящий кабинет, а то мы с тобой в приёмной разговорились, а все чудеса только впереди...
Воробей щелкнул пальцами и обратил внимание Сергея Глебовича на книжный шкаф, который начал сдвигаться в сторону и все больше обнажать потайную дверь. Переступив порог, они оказались в огромной комнате, совершенно не вписывающейся в габариты цитадели. В полу, под толстым стеклом, находились огромные часы с большой рукоятью в центре. Её вращение приводило стрелку в движение и открывало путь к двум проходам с таблицами «Отдых» и «Работа». Сам циферблат был поделён на два неравных между собой сектора с совпадающими на таблицах названиями. Три четверти отводилось на работу, и только одна часть – отдыху.
– Эти часики – подарок Михаила Альбертовича, – рассказывал Лебедев. – Внушительные, а?! Без них любой порядок превращается в беспорядок, а с ними – в строгий график и наказания за его несоблюдение. Двадцать часов мои воробушки трудятся, и только четыре – отдыхают. Что самое интересное, ещё никто не возмущался! Всех устраивает горстка пшена на обед и несколько капель росы. А что им ещё надо, Глебыч? Труд из птицы человека сделал, вон, посмотри на меня, во какой!
– Человек ты, человек... – сдерживал смех профессор, – только голова воробьиной осталась, совсем безмозглой.
– Это почему ещё?
– Да чтобы командовать, нужно самому потрудиться и понять, какого это. Есть прекрасное выражение, которого я не постесняюсь произнести в твоём присутствии: «пиздеть – не мешки ворочать». А ты как раз околесицу порешь, кто же согласится работать по двадцать часов в сутки?
– Не, Глебыч, не, – Лебедев подошёл к центру механизма, – в моих владениях для ночи нет места, солнце всегда высоко–высоко, а подчиненные всё молчат... и только я в праве решать, когда им задницу пернатую отлеживать, а когда пот стекающий градом с клюва вытирать!
Он надавил на рукоять и перевёл стрелку часов в сектор «работа». Сразу же завопили сирены, вместе с электрическим клацаньем слышался встревоженный птичий щебет. Под самым потолком раздался гул, за которым последовал мощный хлопок и стремительно нарастающий свист.
– Не паникуй, профессура! – Лебедев старался перекричать шум, с усилием передвигая рукоять в попытке что–то настроить. – Это у тебя не перепонки лопнули, это я сброс отработанного топлива сделал! Ох, ёп... Шестерёнки надо смазать, совсем не слушаются!