Глава XI: Один против тысячи (1/2)
Подозрительный шорох в зале пробудил профессора посреди ночи и заставил его подняться с постели. Электронные часы показывали красную тройку, мама устремила взгляд в потолок и не шевелилась. Сергей Глебович приоткрыл дверь комнаты и посмотрел в щёлку, прежде чем полностью показаться перед неизвестностью. Тёмная фигура, согнувшись и разводя руками, копошилась у полки с телевизором, пытаясь что–то найти в стопке еженедельных газет. Нечто округлое, словно злой карлик из сказок, который надел на себя тёмный плащ и пробрался в дом, но с какой целью? Профессор сделал шаг вперёд и понял, что совершил ошибку: половица предательски скрипнула, позволив фигуре обратить на него внимание. Черты сморщенного лица с невероятно раздутым левым глазом тускло прослеживались в свете уличного фонаря. Нечто продолжало смотреть за Сергеем Глебовичем, дёргая руками, словно пытаясь совладать с испугом от неожиданной встречи. Оно медленно попятилось к балкону, выворачивая коленные суставы в другую сторону. Нелепые движения сопровождались пошатыванием, фигура едва балансировала, чтобы не упасть на пол. Обваренные кожные лоскуты свисали с ладоней длинными рваными лентами, напоминая пропавшие ломтики бекона с личинками опарышей.
– Ну, господин актёр, – спокойно говорил профессор, приближаясь с каждой фразой к незнакомцу всё ближе. – Почём костюмчик? Сколько гримировали? Нет, стоит отдать должное: грим прекрасный, это бесспорно! Но залезать в мою квартиру по ночам, когда мне хочется отдохнуть от ваших дневных визитов?! Это чересчур…
Он был готов перекинуть его с балкона, как вдруг услышал в коридоре приближающиеся шаги. Цоканье каблуков переплеталось со звонким скрипом мужских туфель и шарканьем домашних тапочек. Обернувшись, профессор увидел троицу.
– Негоже слабых обижать, Глебыч! – нахмурившийся Лебедев недовольно гонял курительную трубку по клюву. – Или тебя мама не учила этому?
– Да что с него взять, mon ami<span class="footnote" id="fn_30189552_0"></span>! – Перова обмахивалась ажурным веером, рассматривая профессора с ног до головы. – Выглядит ужасно, хуже прислуги в моём имении!
Улыбка Фирсова растянулась почти до отсутствующих ушей, о чём свидетельствовало полное соответствие сценария задуманного выступления. Карлик оказался спланированной ловушкой для Сергея Глебовича, ставшей рычагом для дальнейших и уже законных действий актёров.
– Браво! – злобно смеялся чёрт. – Теперь мы имеем все основания для того, чтобы судить вас по нашим законам! Друзья, Михаил Альбертович заждался нас в суде, так давайте же перестанем церемониться с нашим нарушителем! Не стоит проявлять сопротивление…
Воробей и графиня, услышав озвученный приказ начальства, подошли к Сергею Глебовичу и толкнули его в кресло. Из подлокотников появились металлические оковы, сомкнувшихся на кистях в одно мгновение и не позволяющих пошевелиться. Теперь он был в их распоряжении, план троицы следовал верному направлению.
– Можете закрыть глаза, mon chéri<span class="footnote" id="fn_30189552_1"></span>, если вам вдруг станет страшно! – предупредила его Перова, крепко взявшись за ножку кресла.
Скинув тапки, Лебедев прыгнул на спинку и впился в неё острыми когтями. На глазах он превращался в огромного воробья с длинными коричневыми крыльями, не помещающихся в просторной комнате. Он окончательно перестал быть похожим на человека, полностью приняв свой истинный облик птицы.
Фирсов ударил тростью по полу, даровав возможность огромным трещинам расползтись повсюду и захватить даже стены. Целый дом затрясся ради представления для одного жильца. Под аккомпанемент соседских криков и угроз, квартиры начали разрушаться, осыпаясь в пропасть бетонными глыбами с торчащими из них арматурами. Абсолютная пустота окружала пятиэтажную постройку, беспросветная мгла, полная тьмы, сгущалась. Чёрт успел ухватиться за другую ножку тростью, когда пол окончательно ушёл из под ног. Воробей взмыл в воздух и понёс своих друзей вместе с профессором в неизвестную мрачную даль.
– Mon chéri, как вы там? – кричала снизу Перова, покачиваясь от порывов пустотного ветра.
Ком в горле не позволял сказать ему ни слова. Он смотрел вперёд во тьму, среди которой иногда промелькивали частицы знакомых вселенных. Пурпурные сферы парили в просторах неизвестности, отдалённо напоминая неизученные учёными планеты. Все они представляли собой восемьдесят восьмую квартиру в разные дни на протяжении девяти последних лет. При изучении каждой можно было заранее знать будущее или пересматривать моменты прошлого, переосмысляя собственные ошибки. Во всех сферах в спальне лежала мама и считала до двадцати девяти, во всех вселенных среди недели приходила Лиза, во всех мирах профессор был изгоем общества и преследовался троицей.
Сергей Глебович ощущал спиной когти воробья. Он наклонился вперёд и посмотрел на Перову и Фирсова, держащихся по разным сторонам. Экипаж стремительно нёсся в суд, где должна произойти строгая процессия над невиновным. Пурпурные сферы сменились жёлтыми шарами на алых мраморных подставках – огни роскошного зала виднелись всё чётче.
– Подлетаем! – Фирсов сверился с часами, достав их из пиджака и мастерски откинув крышку.
– Будем катапультировать? – пошутил Лебедев.
Перова резко отозвалась по поводу предложения:
– Ни в коем случае, mon ami, приземлимся, как подобает нормальным людям, без вселенского беспредела. На счёт тридцать!
– Тридцать! – крикнула троица в один голос.
Они перестали держаться за кресло и скрылись во тьме, оставив профессора наедине с пленяющей мебелью. В какой–то момент Сергей Глебович понял, что незнакомый до сегодняшнего дня транспорт для путешествий по пустоте остановился и начал быстро падать. Страх превзошел все эмоции, свист разрезающегося воздуха сменился протяжным гулом. Грохот упавшего на мрамор советского кресла отразился от появившихся античных колонн, распространив по залу серое облако пыли. Встревоженный птичий щебет смешивался в голове с удивлёнными людскими возгласами и нечеловеческими томными стонами. Когда пыль осела, профессор смог подробно изучить новое пространство. Зал суда был поделён на три больших сектора с возвышающимися столбами, за каждым из которых стоял представитель троицы. Внизу, по предположениям Сергея Глебовича, расположились места непосредственных пешек актёров. Так, под столбом принявшего вновь человеческий облик Лебедева, на витых жёрдочках сидели нахохлившиеся воробьи, наблюдающие за профессором то левым, то правым глазом. В секторе Перовой находились богато одетые дамы и господа с бледными лицами и черной подводкой вокруг век, как и у самой графини. Приспешники Фирсова напоминали настоящих суккубов. В попытке соблазнить невиновного преступника, они облизывали пылкие губы и страстно натирали накрашенными красным лаком ногтями затвердевшие соски.
– Судебная процессия над нарушителем за номером один торжественно объявляется открытой! – раздался сверху тяжелый монотонный голос. – В зал суда приглашается потерпевший: Осенний карлик–горбун Огромноглазов Карл Горбунович!
В распахнутых позолоченных дверях появились два великана с торчащими из пасти клыками. Они волочили за собой уменьшенную модель восемьдесят восьмой квартиры, стоящей на широкой подставке с изогнутыми колёсиками. В центре комнаты трясся маленький и уже знакомый профессору ночной гость.
– Потерпевший, вы узнаёте совершившего на вас нападение гражданина?
– Да, – робкий писк едва был слышен, – узнаю!
Сергея Глебовича охватила злоба, он стал раскачиваться и пытаться освободиться:
– Лжёшь, сволочь! Ты копался в моих газетах, проник в квартиру без моего разрешения!
– Михаил Альбертович, – откашлялась Перова, – позвольте мне высказаться.
– Позволяю.
Графиня спустилась по лестнице к подставке, придерживая подол платья, чтобы не оступиться. Её веер превратился в деревянную указку.
– Видите ли, mon Seigneur<span class="footnote" id="fn_30189552_2"></span>, – она начала вращать указку и показывать ей на трясущегося карлика, – мне удалось стать свидетелем животрепещущего и совершенно ожесточенного нападения на гражданина Огромноглазова. Взгляните, вот! Ужасный кровоподтёк вокруг глаза свидетельствует о причинённом физическом насилии точно также, как и обваренная кожа рук. Нарушитель опрокинул кипящий чайник и не оказал первой помощи при ожогах пострадавшему, что ещё раз доказывает намеренность действий обвиняемого!
Сектор графини охватили оглушающие аплодисменты, однако она продолжила проникаться к горбуну:
– Это ещё не всё. Посмотрите на ноги. Бедный, бедненький, мне его столь жаль! А суставы, на них же нельзя взглянуть без слёз и сожаления! Он не может бегать по чудесным цветущим лугам, теперь он вынужден находиться здесь, выслушивать унизительные речи грубого обвиняемого!
– Дайте мне слово! – кричал профессор, надеясь быть услышанным среди очередных аплодисментов.
Свидетели графини перестали хлопать, недлительное затишье прервалось голосом где–то под самым куполом зала:
– Предоставляется слово бывшему профессору городского вуза, а также обладателю награды «семидневной недели», Льдинскому Сергею Глебовичу! Перова, вы можете вернуться на своё место.