Глава Х (Лиза): Путь в никуда (1/2)
Парк опустел. Деревья сбросили свои пышные одеяния на землю, позволив каждому листу перепачкаться грязью и намокнуть в глубоких лужах асфальта. Сегодня здесь не было никого, кто мог бы порадовать своим присутствием: играющих в салки детей сменил промозглый ветер, их заботливых мам – едва заметный моросящий дождь, а старшее поколение – солнце, скрывающееся под плотным покровом тёмных туч.
Лиза шла вдоль аллеи медленным шагом, придерживая рукой купленную в киоске газету. Её не интересовали свежие городские новости или колонки с тёплыми поздравлениями юбиляров. Всё, чего ей хотелось – удобно расположиться на той самой лавке, на которой она сидела с профессором одним летним днем и даровать мыслям полную свободу.
В самом центре парка звуки проезжающих автомобилей были неслышимыми, природа старалась отгородиться от людского шума. Именно здесь Лиза чувствовала настоящее уединение и спокойствие, оставляя все проблемы за высоким забором. Она не обращала внимания на сильный ветер, дуновения которого, как казалось, начали постепенно ослабевать. Землю на мгновение окрасило золотыми лучами солнца, позволив каплям воды заблестеть на изувеченной бранными словами лавке.
– Что за люди? – вздохнула Лиза, расстилая на крашеных досках газету.
Сергей Глебович ответил бы на этот вопрос кратко: выступлением на целый час. Двести семьдесят седьмая лекция как раз посвящалась теме бессменности поколений и игры трупов в живых образах. Лизе довелось побывать в тот день в квартире и выслушивать поток бессознательности. Помимо профессора, как оказалось, выступали и на балконе: породистая лошадь танцевала на задних ногах в обнимку с Перовой канкан. Через несколько минут к окнам подъехала роскошная карета с кучером. Перова затолкала лошадь в повозку и они поднялись на пятый этаж, как говорил Сергей Глебович, строго в горизонтальном положении. Он комментировал их каждое движение, задорно хлопал и просил Лизу присоединиться к нему. Ей пришлось аплодировать пугающим проявлениям недуга, представляющихся абсолютной пустотой.
Лизе не зря вспомнился этот момент. Кроме прочих не несущих в себе смысла издержек, голову профессора посещали остатки здравого смысла, которым оставалось всё меньше места во владениях стремительно развивающейся болезни. В проблесках ещё не до конца поглощённого туманом сознания, Лиза замечала своего старого друга, искреннего и счастливого человека, чья жизнь превратилась в борьбу. Он говорил, как сильно изменились люди за последнюю декаду, как очерствели и возненавидели друг друга из–за попыток найти ту самую справедливость – героиню самой непристойной сказки с момента зарождения всего живого. Тут же мысли уходили во мрак, Сергей Глебович спорил, что кому–то достались крылья, кто–то был удостоен жабр, а кто–то – развитого мозга.
Тем временем, лучи солнца вновь скрылись под серой пеленой. Лиза заметила неладное: проблемы старались проникнуть сквозь витые чугунные столбы и превратить любимое место в пристанище страданий. Ей стало понятно, что теперь обрести спокойствие в парке больше не представлялось возможным. Внезапно поднявшийся ветер нагнал на аллею мокрых листов с поредевших газонов и норовил сорвать с Лизы вязаную беретку. Небо разразилось громом, капли дождя смешивались со слезами и стекали по щекам чёрной тушью. Она не могла прийти домой без страха, чувствовала себя бездомной, от чего становилось ещё больнее. Истерика, с которой было невозможно совладать, охватывала её безумным отчаянием. Крики Павла раздавались в голове протяжным воем, желание закрыть уши превзошло изничтоженное за годы совместного проживания терпение.
Лиза ненавидела себя за нерешительность и прощение другим их ошибок. Родители воспитывали её доброй и отзывчивой девочкой, способной проявить навыки лидера и протянуть руку помощи нуждающимся людям. Бездари и хулиганы задирали её в школе только потому, что она отличалась из всего класса: помогала учителю готовить классные часы, не пропускала ни одной олимпиады и отвечала всегда на «отлично». Однажды, оставшись после уроков на продлёнке, мальчики закрыли Лизу в туалете и держали дверь до тех пор, пока ей не пришлось согласиться дать списать все задачи по математике. Одноклассники часто караулили Лизу зимой у входа в школу и сразу же забрасывали её снежками, как только та открывала дверь. Ей приходилось скорее убегать домой, слыша за спиной унизительные выкрики ребят: «дура!», «беги, беги, завтра всё равно своё получишь!». Она помнила, как приходила домой перепачканная в грязи и смотрела сквозь мутную пелену слёз на удивлённую маму, ожидающей правды произошедшего. Вместо того чтобы сказать, как Серёжа специально толкнул её в лужу, Лиза уверенно отвечала: «Я упала сама». По вечерам, после выполнения домашнего задания, ей становилось холодно, она закутывалась в одеяло и тихо сопела, приговаривая лишь одну фразу: «Пусть мне приснится розовый слоник». Вопреки искренним желаниям, девочка видела искажённые картины минувших дней, являющихся кошмарами преследующих исполинов с оскалами неведанных чудовищ. Папа вставал с кровати и слегка касался плеча дочери, чтобы прекратить стоны и завершить очередной ужас.
Отдушиной суровой реальности, полной злобы и ненависти, для неё стало творчество. Ничто не привлекало Лизу так, как уроки изобразительного искусства. С годами невзрачные палочки и кружочки превращались в людей, а коричневые треугольники и зелёные шарики – в пышные деревья. Коллекция изрисованных альбомов красовалась работами на стенах её комнаты, сменяясь каждый месяц на всё лучшие творения. На время студенчества Лизе пришлось покинуть дом и переехать в другой город в общежитие. В перерывах между учебой она продолжала рисовать, пока декан факультета не посоветовал ей поучаствовать в конкурсе «мой городской парк». Так произошло первое близкое знакомство с чужим городом. Посещая парк каждый день, Лиза чувствовала беззаботность и обретала вдохновение. Конкурсные работы показали в актовом зале вуза, ей по праву досталось первое место за пейзаж «Новая жизнь», на котором художница изобразила уходящую вдаль зелёную аллею с липами. После победы на неё начали обращать внимание, поступали первые заказы на портреты. Вскоре накопления поспособствовали переезду в арендованную однокомнатную квартиру, где название картины стало себя понемногу оправдывать. В тот момент Лиза завела блокнот для рисования, больше похожий на большую книгу, обёрнутую импровизированной обложкой в виде любимой геометрической фигуры – цветка Рёло. Зарисовки, наброски, готовые работы – все это было частью души юной художницы, без которой жизнь не имела малейшего смысла.
Цвета полностью зависели от настроения Лизы. В последнее время в картинах возобладала мрачность и тоскливость, голые стволы лип тянулись к окрашенному серостью небу, и только дорога из чистых, пожелтевших листов уходила вдаль и соприкасалась с чёрной полосой горизонта. В тот вечер Лиза завершила работу на квартире профессора. Сергей Глебович пил чай с лимоном и ел шоколадные вафли, иногда наблюдая за её прогрессом. Тогда он склонился над блокнотом и задумчиво почесал лоб, после чего воскликнул: «А ты знаешь, это очень похоже на путь в никуда! Да, очень даже! И я, и ты, прямиком туда – в никуда!». После этих слов он тихо посмеялся и вернулся в зал, зашелестев газетой. Лиза перевела взгляд из коридора на рисунок и задумалась над сказанным. «Путь в никуда» – так она решила назвать творение, пришедшее на замену отравленной обстоятельствами «Новой жизни».
– Девушка, – послышалось сверху. – С вами всё в порядке?
Голос незнакомца оказался совершенно неожиданным. Лиза подняла голову и увидела перед собой парня, явно напуганного её состоянием.
– Да, – едва слышно отвечала она. – Всё хорошо.