Part 27 (1/2)
— Ты что, дождаться меня не можешь? — смешок.
Получив смс-ку от Хосока рано утром, Тэхён, быстро собравшись, едет к нему домой.
Всё утро он целовал сонного Чонгука, проходя мимо кровати и не давая тому продолжить спать, и под нос бурчал обзывательства на старшего Чона за то, что поднял его в такую рань. Семь утра — это просто незаконно рано. Тем более — в канун нового года.
Прохожие снуют туда-сюда; пробки кажутся ещё более длинными, а лица водителей — более серьёзными. Словно этот праздник бывает единожды в жизни, и подготовиться к нему надо как никогда тщательно.
Тэхён даже забыл, что сегодня праздник. Не обратил внимание, потому что не привык. Не привык обращать внимание на праздники, и отмечать их — тем более.
Хотелось бы, чтобы в этом году было иначе, думает Ким, но тут же гонит эту мысль куда подальше.
Хотя — да, отметить новый год с Чонгуком по человечески, как все нормальные люди, нестерпимо хочется.
— Я напоминаю про кофе, — равнодушно кидает Хосок. — А если серьёзно, то… — старший замолкает. — Ты с Чонгуком?
— Нет, — Тэхён кидает взгляд на пустое пассажирское сидение и возвращает обратно, наблюдая за тем, как плавно дворники смахивают снежную кашу со стекла. — Я стою в пробке. Что-то срочное?
— Нет, просто спросил, чтобы знать, на сколько человек мне накрывать стол.
Тэхён фыркает, закатывая глаза.
— Смешно до ужаса.
— Прибереги эту фразу для той новости, которую я приготовил.
— Что-то забавное?
— В какой-то степени, — тянет Хосок и, судя по скрипу на том конце провода, проворачивается на стуле на сто восемьдесят.
— Интригуешь.
— Я старался. Захвати кофе, ну правда.
— Окей.
— Жду, — и сбрасывает.
Тэхён же, не откладывая телефон, набирает другой номер.
— Уже скучаешь? — довольно тянет Чонгук. Его голос — сонный и до безобразия <s>сексуально</s> хриплый.
— Паршивец, — усмехаясь.
— От которого ты без ума, — важное уточнение.
— Я позвонил не для того, чтобы ты действовал мне на нервы.
— Я думал, ты скучаешь по тому времени.
— По какому?
— Когда тебе до трясучки хотелось разложить меня где-угодно, но вместо этого ты препирался.
— Ты сам начал.
— Звучит не убедительно.
Тэхён снова хмыкает, трогаясь с места, когда загорается зелёный. Неспеша двигаясь по дороге, Ким вздыхает — тягучка раздражает, но успокаивает голос, низко звучащий в трубке.
— И тем ни менее, ты со всем соглашаешься, — довольно озвучивает Чонгук, вызывая у старшего закатывание глаз <s>не без улыбки</s>. — Зачем звонишь?
— Соскучился, — язвит Ким, хотя оба понимают, что это ничуть не шутка.
— Придумаешь что-то другое — перезвонишь.
— Правда тебя не устраивает? — Тэхён понижает голос, а Чонгук несколько секунд молчит, ничего не отвечая — старший просто слышит его дыхание. — Я тоже скучаю по тому времени, — вздыхая. — Но «сейчас» мне нравится больше. Хотя бы потому, что я могу «разложить тебя где-угодно», — от Чонгука слышится смешок. — Скажешь что-то?
— А что ты хочешь услышать?
— Обожаю твои ответы. Они — отдельный вид раздражающего, но такого любимого мной искусства.
— Ты невозможен.
— Значит, я — лучший плод твоей фантазии, — Тэхён тихо смеётся и сворачивает на перекрёстке, держа руль одной рукой.
Небо застлано плотными тучами, сливаясь белизной со снегом, чудом держащимся на верхушках деревьев и крышах домов. Дорога мокрая, на обочинах — грязная снежная каша, а капли дождя стекают по лобовому стеклу хаотичными ручейками.
Тэхён следит за одной каплей, рвано сбегающей вниз, и методично выстукивает пальцем по рулю известную одному ему мелодию.
— Вот уж не сказал бы. Называешь причину, по которой звонишь, через три…
— Что это ещё за условия?
— …два…
Тэхён тянет уголок губ вверх, закусывая щёку изнутри.
— …один.
— Я люблю тебя, Чонгук.
Последний на это ничего не отвечает, а Тэхён продолжает довольно улыбаться.
— Я подожду ответного признания, когда вернусь домой.
— С чего ты взял, что оно будет? — звучит едва слышно. Чон прочищает горло и, судя по звукам на том конце провода, потягивается на постели.
— Ты всегда говоришь это, когда я вытрахиваю из тебя душу, — пожав плечами. — Не скучай, скоро буду, — Тэхён сбрасывает звонок, оставшись довольным от произведённого эффекта, и тормозит на парковке многоэтажки. Пальцы, не глядя, набирают один из последних входящих. — Выйди, покурим.
Тэхён тут же выходит из гелика, по традиции — дверь звонко закрывается, а владелец облокачивается о капот, скрестив ноги в районе лодыжек, и достаёт из чёрного пальто пачку сигарет с зажигалкой. Хосок выходит буквально сразу — на нём только тёплая джинсовка, но Тэхён не уверен, что тот простоит на морозе в таком одеянии больше пяти минут.
— Не холодно? — кидает Ким с зажатой меж губ сигаретой и чиркает пару раз зажигалкой.
— Кофе ты не взял, — утверждая.
— Забыл, — звучит почти виновато. Тэхён закуривает, делая первую затяжку, и выпускает густой дым, подняв голову вверх. Он и правда забыл — не подумал, пока перекидывался с Чонгуком полюбившимися едкими фразочками. На губы просится улыбка, и Тэхён прикрывает глаза, пытаясь скрыть её, делая другую затяжку.
— Ты не меняешься, — Хосок закуривает тоже, шмыгая уже чуть покрасневшим носом.
— Материя вечна, Вселенная бесконечна, Земля вращается со скоростью тысяча шестьсот семьдесят километров в час — всё по прежнему, так с чего бы мне быть другим?
— Такой же самоуверенный пиздун, — фыркает Хосок.
— Люди не меняются, дружище, — Тэхён отталкивается от гелика, делая шаг вперёд, и похлопывает Хосока по плечу. — Идём, твой нос скоро по красноте победит клоунский.
— Это твой, ты обронил, — уворачиваясь от псевдообъятий.
Тэхён смеётся.
* * * * *</p>
— И что за новость такая? — садясь на кровать, Ким похлопывает себя по карманам, выуживая из пальто телефон.
— Обо всём по порядку, — начинает Хосок, поворачиваясь в кресле к монитору. — Дже Чан уезжает.
— Что?
— В Италию. Встретиться с главой его контрабандистской группировки.
— Ты что, шутишь?
— Да, — смешок. — А это что, так на правду похоже?
— Придурок, — фыркает Ким, снимая верхнюю одежду и кидая пальто с собой рядом. В комнате Чона душно и пахнет чем-то сладким, похожим на зефир.
— Попрошу без оскорблений, — наигранно возмущаясь. — А если серьёзно — то да, он действительно уезжает. И вся проблема как раз таки в том, что никто не знает куда. Ни его помощники, ни охрана, ни кто-либо из «коллег», — нарочито выделяя последнее слово, Хосок разворачивается в кресле, чтобы посмотреть на Тэхёна. — Никакие билеты на его имя не были взяты. Ни на один из существующих видов транспорта. Личные водители не осведомлены о его возможных передвижениях. Из планов на ближайшее время в его графике был только поход в ресторан на сегодняшнюю ночь, вип-зал которого он забронировал с девяти вечера до четырёх утра. В списке приглашённых двадцать пять человек. Сегодня тридцать первое, думаю, он решил отметить Новый год.
— Подозрительно, — Тэхён водит пальцем по губе, задумчиво смотря в пол.
— Почему? Люди его общества не пропускают праздники — они являются лишним поводом показать себя миру во всём своём великолепии, — Хосок кривится, сцепляя руки в замок.
— Ты прав, — щурясь. — Как думаешь, — Тэхён поджимает губы, провокационно смотря старшему в глаза, — если мы завалимся на его праздник, это будет неожиданно?
— Тебе надоело жить или последние мозги на холоде отмёрзли? Даже не думай, — Чон напрягается, видя расцветающую на лице Тэхёна ухмылку. — Нет, — качая головой. — Нет, Тэхён. Это самоубийство!
— Да почему? — вставав с кровати, Тэхён начинает ходить по небольшой комнате, активно размахивая руками.
— Да потому что он не идиот. А вот ты — ещё какой, — Хосок встаёт за ним следом и, подойдя, тычет пальцем в грудь для пущей убедительности. — Ты что, думаешь он не обезопасит себя? Весь ресторан будет напичкан его людьми, которые не будут отдыхать, охраняя его зад от ночи до зари. А вы, если заявитесь туда, станете трупами раньше, чем посмотрите Дже Чану в глаза, — он тяжело дышит, опуская плечи — тирада закончена. А Тэхён не унимается.
— В твоих словах, безусловно, есть здравый смысл, — спокойней отвечает Ким, скрещивая на груди руки.
— Спасибо, что заметил, — фыркнув, Хосок садится обратно.
— Но это отличный шанс, Хоби, ты только представь — праздник, он расслабится, и сработает эффект неожиданности.
— Это бред, Тэхён. Я тебе уже сказал, что…
— Когда он уезжает?
— Завтра вечером.
— То есть у нас меньше, чем двое суток, — утвердительно.
— Получается, что так.
— Прекрасно, — саркастично хмыкая. — И откуда ты это узнал?
— Связи, — пожав плечами, Хосок отворачивается к компьютеру.
— Так что, ты с нами?
— Я не хочу участвовать в этой сумасшедшей, абсолютно безумной и тупейшей идее.
— Значит, ты не с нами?
— Я сказал, что не хочу, но не сказал, что не буду, — Хосок поворачивает голову, и Ким ловит его усмешку, отзеркаливая ту своими губами.
— Ты лучший, — Тэхён треплет его волосы, устраивая на голове беспорядок, вызывая этим недовольное бурчание.
— Прибереги это для кого-нибудь другого, — ворчит Чон.
Комната на несколько минут погружается в тишину. Тэхён смотрит в окно, кусая губу и думая о чём-то своём; Хосок стучит пальцами по клавиатуре, что-то быстро печатая, а потом поворачивается к младшему, привлекая к себе внимание.
— Только есть одна проблемка.
— Какая?
— У меня нет машины.
— Я одолжу тебе свою.
— Вау, ты так щедр и добр ко мне, — Чон усмехается, получая тычок в колено. — Я нормально вожу, не беспокойся. С твоей «малышкой» ничего не случится, — Хосок тихо смеётся, чем вызывает фырканье Кима, а затем добавляет: — А ты на чём будешь?
— Сокджин подарил мне другую. Вот, пригодилась, — хмыкает, отворачиваясь. — А твоя где?
— Продал недавно, — пожав плечами. — Достали пробки, решил поездить на метро. Да и вообще, она ломалась так часто, что проще продать и купить новую, чем починить.
Тэхён понимающе кивает, снова отворачиваясь, и тихо, незаметно вздыхает.
День будет действительно трудным.
* * * * *</p>
— Проходите, я скоро вернусь, — Намджун отходит в сторону, пропуская входящих в зал совещаний Тэхёна и Чонгука, и прикрывает за собой дверь с другой стороны.
Ким-младший провожает его взглядом, несколько секунд смотрит на закрытую дверь и проходит вглубь, встречаясь взглядом с Чимином и Юнги.
— Привет, — кивая обоим.
— И тебе не хворать, — бурчит Мин, опуская голову обратно в телефон. Чимин рядом лишь приветственно кивает.
— Привет, — здоровается Чонгук, получая от Кима оценивающий взгляд с ног до головы. И дело вовсе не в ревности к своим же друзьям — дело в блядском костюме, который Чонгук решил надеть по собственному желанию. Тэхён в шоке. Младшему, очевидно, понравился произведённый ранее эффект. Ким, к слову, не против. Только устал за утро давиться слюной. А сейчас ещё двенадцати нет.
Пробегая глазами по залу, Тэхён натыкается на странный взгляд Юнги. Ким вопросительно выгибает бровь, бегло пробегая глазами ещё и по Чонгуку с Паком, но заметив, что те на них не смотрят, возвращается к Юнги, непонимающе щурясь.
— Что?
Мин хмыкает, опуская глаза. Тэхён давно не видел его в таком хорошем настроении.
— У меня на лбу наклейка от банана? — кривится Ким. — Чего так пялишься?
— Я выиграл, — усмехается Юнги и ненавязчиво ведёт плечом, кидая короткий взгляд на Чона.
— Что?
— Спор, — закусив губу. — Я победил.
Тэхён хмурится, бегая глазами по лицу Мина, а когда до него всё-таки доходит, брови взметаются вверх, оставляя выражение лица удивлённым и едва потерянным. Язык скользит по верхнему ряду зубов, и Ким закусывает губу, повержено, не без улыбки, смотря на старшего, а после — на Чонгука, который крутится на стуле то в одну сторону, то в другую.
— Желание? — щурится Тэхён, азартно поворачиваясь обратно к Юнги. Тот кивает. — Сейчас или…?
— Чуть позже, — Мин повторяет движение младшего, так же лижет языком губу и толкает его за щеку, снова кидая взгляд на Чонгука. Тэхён щурится сильнее, опуская взгляд на сидящего рядом младшего, который теперь смотрит прямо на Кима в ответ.
— Вы о чём? Какое желание?
— Да так, — хмыкает Тэхён и чешет затылок. — Я проспорил ему, ничего интересного.
— Да, — Юнги тянет откровенную и довольную усмешку, — ничего интересного. Всего лишь ставил на то, что ты провалишь обучение, но провалился сам.
— Катись к чёрту, Мин Юнги, — фыркает Ким, садясь рядом с Гуком.
— Что? — Чонгук смотрит то на одного, то на другого.
— Будешь дуться? — тише спрашивает Ким, обращаясь к младшему.
— Нет, — отворачиваясь на стуле на сто восемьдесят.
Тэхён резко поворачивает его обратно, ставит руки на подлокотники по обеим от него сторонам и встаёт, приближаясь к лицу ближе, чем планировалось.
— Всё самое важное я уже получил, — выдыхает шёпотом в губы. Чонгук вздрагивает.
— Оставьте своё траханье где-то за пределами этого зала, окей? — Юнги привлекает внимание к себе слишком громко. Оба на него поворачиваются, хлопая глазами, будто на секунду забыли, что здесь находятся не только они.
В кабинет входит Намджун, держа две толстые чёрные папки, и проходит, садясь во главе стола, раскрывая обе папки и доставая содержимое.
— Приступим? — он в улыбке поджимает губу, бегло пробегая глазами по всем присутствующим.
Тэхён кивает одновременно с Юнги, и Намджун кивает в ответ, принимая положительный ответ.
— Я слушаю, — обращаясь к Тэхёну, Ким-старший складывает руки на груди.
— У нас меньше, чем двое суток, — прокашливаясь. — Дже Чан празднует в ресторане Новый год, вип-зал зарезервирован им с девяти вечера до четырёх утра. В списке приглашённых — двадцать пять человек, не считая охраны. Минус в том, что он уезжает завтра вечером, и ещё больший минус — никто не знает куда. Билетов не забронировано ни на какой-либо транспорт, ни на отель. Хосок проверил всё, что можно и нельзя.
— Откуда у него такой доступ ко всей связанной с Чоном информацией? — Намджун кусает щёку изнутри, записывая что-то на бумаге.
— Связи. Хосок не распространяется. Он работает нелегально, это и так ясно. Трепаться не любит и никогда не подводил. Я давно его знаю.
— Я верю, — перебивает старший, наводя жирную точку чёрной гелевой ручкой. — Больше ничего? — вопросительно глядя в глаза. Тэхён отрицательно кивает. — Что предлагаешь? — усаживаясь в прежнее положение.
— Суициднуться, — бурчит Мин, отвечая первым.
— Завалиться к ним в ресторан в новогоднюю ночь, — игнорируя.
— Один хер, — фыркает Юнги.
Тэхён кидает свирепый взгляд, на что Мин лишь пожимает плечами, мол, «сказал то, что думаю».
— Ясно, — коротко отрезает Намджун. Трёт переносицу, вновь что-то записывая, садится ровно и замирает на несколько долгих минут, как статуя, о чём-то усердно размышляя. Все молчат до тех пор, пока старший Ким не встаёт, собирая бумаги обратно в папки, изрекая указания: — Чимин, займись рестораном — распечатай планировку, подпиши выходы и входы, парковку и прочее; внеси количество охраны, законно работающей там, и список персонала. Юнги, пойдёшь со мной, распишем план действий, включая запасные.
— Ты берёшь это дело? — вскакивая, Тэхён идёт за ним к выходу из зала.
— Да, — останавливаясь. — Выбора нет. Закончим это дерьмо как можно скорее. Займёшься с Чонгуком экипировкой. Проверь оружие и снаряжение, я отправлю сообщением адрес склада и список участвующих человек чуть позже. Их будет не больше пятидесяти, примерно. Хотя я, возможно, поменяю план и сообщу тебе об этом. Составишь к каждому список его оружия и дополнительной экипировки. Ничего сложного, верно? — Ким-младший кивает. — Отлично. Время у нас всех, — опуская взгляд запястье с часами, — часов восемь-девять, не больше. Всем всё ясно? Супер, — не дожидаясь ответа, Намджун скрывается за дверями.
Юнги встаёт, трогая Чимина за плечо, и направляется с ним на выход.
— Чимин, — Тэхён тормозит его, — надо поговорить.
Пак смотрит равнодушно, но Ким замечает строгость и напряжённость на его лице. Старший кивает Юнги и выходит с Тэхёном в коридор, отходя чуть дальше от двери.
— О чём? — смотря в сторону и скрестив руки на груди.
— Ты меня избегаешь, — хмурясь. — А если нам и удаётся пересечься, ты избегаешь взгляда или делаешь вид, будто меня не существует. В чём дело?
— Ни в чём.
— Я пригласил тебя поговорить, ты мог отказаться, а не строить сейчас из себя не пойми что.
Чимин поднимает на него глаза.
— Чего ты хочешь?
— Я спросил, в чём дело?
— Я ответил.
— Это не ответ.
— То, что он тебе не нравится, не значит, что это не ответ.
— Блять, — Тэхён трёт переносицу, шумно выдыхая. — Дело в Чонгуке? Ты ревнуешь?
Чимин фыркает, натянуто усмехаясь.
— Я не лезу в твою личную жизнь. Мы давно не вместе, Тэхён. Наши пути давно начали постепенно расходиться, ты и сам это понял. Мы — два человека с одним прошлым, но разным будущим. Давай по хорошему расстанемся в настоящем и не будем пересекаться вне работы. А лучше, по возможности, и в ней тоже не будем, — Пак разворачивается, начиная уходить, но Ким резко останавливает его, разворачивая за плечо, за что получает недовольное шипение и лёгкий толчок в грудь. — Не касайся меня так. Лучше вообще не касайся, — отчеканивает Чимин. Тихо, но внятно, чтобы понял только Ким.
— Что с тобой стало? — хмурясь, Тэхён сглатывает комок, опуская руки вдоль налитого внезапной усталостью тела.
— То же, что и с тобой. Мы поменялись, Тэхён. Я устал быть твоей игрушкой в минуты слабости, спасательным кругом, когда ты тонешь, и жилеткой, когда ты в отчаянии. У тебя — Чонгук, у меня — Юнги. Я нашёл того, кто не пользуется мной, а даёт лишь то, что может, не прося ничего взамен и не давая надежду на что-то большее. Знаешь, в чём между вами разница, Тэхён? — Пак делает два шага вперёд, сокращая между ними расстояние, и поднимает в воздухе указательный палец, не касаясь тэхёновой груди. — Юнги честен со мной. Всегда. А ты — делаешь и говоришь то, что тебе выгодно, и плевать ты хотел, насколько это правда, и сможешь ли ты вообще выполнить то, что наговорил. Ври себе, Чонгуку, Юнги — всем, кому хочешь. Но не мне. Потому что я больше не намерен с тобой общаться, — Пак резко выдыхает, словно весь воздух в коридоре внезапно закончился, и отходит назад.
— Я не хочу так с тобой прощаться.
— А я не хотел вообще, — мотает головой Пак. — Но я — всего лишь человек, Тэхён. Я не машина без чувств, и ты это знаешь. А ещё я не терпила, поэтому давай просто попрощаемся с нашей дружбой. Вернее тем, что от неё осталось.
— Чимин…
— Пока, Тэхён, — Пак отрицательно мотает головой, делая шаги спиной вперёд. — Я искренне желаю тебе быть счастливым, ладно? Чонгук хороший человек, не понимаю, как он достался тебе, но раз уж достался, значит ты заслужил. Наверное, это тебе искупление за грехи. Искупление, которое ты заслужил, но которого я бы тебе не давал. Возможно, плохой человек здесь я, но так уж вышло, — он давит кривую усмешку, а внутри Тэхёна что-то обрывается. Нить прошлой жизни, возможно. С таким расставаться всегда тяжело. — Я прощаюсь не потому, что мы больше не увидимся. Это невозможно, — усмехаясь. — Я прощаюсь с тем, что нас связывало. С нами прошлыми. Попрощайся и ты, — Чимин отошёл довольно далеко. Следующие его слова Тэхён читает по губам: — Отпусти меня, Тэхён. Я тебя отпускаю.
* * * * *</p>
Тэхён заходит в зал совещаний, понуро опустив голову, и случайно сталкивается с выходящим Юнги плечом — тот бурчит ему «до встречи» и скрывается за дверями, погружая их с Чонгуком в тишину, но давящая она лишь для Тэхёна.
— О чём болтали?
Ким поднимает на него взгляд, встречая напускное безразличие, и давится усмешкой. Кому сейчас более неприятно — ещё надо подумать.
Чимин прав — им давно надо было расстаться. Не как пара или любовники — это давно (или относительно давно) в прошлом. Как друзья. Им давно стоило перестать друг друга мучать, высасывая сочувствие из друг друга, поддержку и, в целом, то, что ни один, ни второй больше не могли друг другу давать.
Тэхён глубоко вздыхает, натягивая ухмылку, и снова встречается с Гуком глазами.
Тот сидит всё там же, закинув ногу на ногу, и стучит пальцами по подлокотнику, нарушая тишину методичным постукиванием.
— Ты что, ревнивец? — Тэхён делает наигранно удивлённое лицо и подходит к Чонгуку вплотную, касаясь его коленей своими собственными — Чон опускает ногу, расставляя обе чуть пошире, давая Киму встать меж них. Тэхён наклоняется, кладя ладони поверх чонгуковых, и выдыхает в подбородок, молча смотря в глаза.
— А сам то? — фыркая, Гук старается держаться, но выдержка трещит по швам, как рубашка на его груди. — Было бы приятно, если бы я трепался с каким-то миловидным парнем почти десять минут?
— Ты считал? — ухмылка с лица сползает, оставляя неприятный осадок после разговора с Паком бушевать вместе с чувством ревности от произнесённых Чонгуком слов. — Я не ревнивец, а собственник, — тихо рычит Ким. — Ревность, это когда ты хочешь то, что тебе не принадлежит. А собственничество — это когда ты защищаешь то, что по праву уже твоё, — кусая за подбородок, вызывая у младшего рваный вздох. — А теперь ты понесёшь наказание, поганец.
— Я могу и обидеться, — поджимая губу, шепчет Гук.
— После того, как я отпорю тебя — всё что-угодно, — выпрямляясь и протягивая ладонь. — Вставай.
Чонгук послушно кладёт руку в тэхёнову и быстро семенит за ним, едва поспевая — Ким делает широкие, резкие шаги, шумно, едва злобно дыша через нос.
— Прям отпоришь? — ухмыляется Чонгук и тут же жалеет о сказанном, встречаясь с тяжёлым взглядом.
Тэхён отвечает лишь тогда, когда оба стоят в лифте, а двери за ними закрываются, и Ким придавливает его своим телом в холодный метал, беря рукой за лицо и не давая отвернуться.
— Доиграешься, — кусая за губу.
— Может, я того и хочу, — жарко выдыхая в губы, Чонгук крепко хватается за его предплечья, мнёт пальцами мышцы под рубашкой и тихо простанывает от приятной боли, когда старший упирается коленом ему в пах.
— Не боишься не выдержать? — проводя носом по скуле.
— Не боюсь, — Чонгук подрагивает и жмётся ближе. — Хочу.
Тэхён рычит ему в шею.
* * * * *</p>
Входная дверь с грохотом захлопывается, обувь летит в разные стороны, ноги спотыкаются друг о друга, а руки трогают всё, куда достают. Чонгук дышит так часто, что у Тэхёна на шее скоро будет ожог от его палящих кожу выдохов. Одна рука младшего под тэхёновой рубашкой, которую тот вытянул из брюк только с одной стороны, а другая — на шее, беспорядочно бродит то по голой коже, то зарывается в волосы на затылке, то спускается и нетерпеливо мнёт плечо. Ким целует несдержанно, вызывая стоны и поскуливания себе же в ухо; мнёт чонгуковы бока до красных отметин на его коже и до побеления собственных пальцев. Толкает Чонгука к стене, тут же придавливая всем телом, и жадно выцеловывает покрытую испариной шею, кусая и оттягивая кожу, покрывающуюся волнами мурашек от каждого выдоха Тэхёна в неё же, снимает пиджак, который так возбуждающе подчёркивал точёные грудь и спину младшего, что Ким только скулил мысленно каждый раз, когда глаза задерживались на Чонгуке. Снимает, оставляя висеть на предплечьях Гука, и поднимает его руки высоко над головой, прижимая ткань к стене так, чтобы нельзя было никуда деться — Тэхён и так знает, что никуда Чонгук не денется, но его слова плотно засели в голове, хотя никто на его Чонгука не позарился. Ким надеется, что никакого «пока что» не было и быть не может, а если даже и может, то он лично переломает всем ноги.
— Ты злишься, — шепчет Гук, не в силах говорить хоть чуть-чуть громче. Обмякает, как пластилин, а Тэхён точит из него всё, что душе угодно. Лепит всё, что вздумается, а Чонгук только и рад.
— Как же это ты заметил, — рычит снова куда-то в шею, свободной рукой задирая чонову рубашку до самой груди, и накрывает сосок, потирая ладонью и создавая трение, от которого Чонгук снова приседает, и только колено между его ног не даёт свалиться на пол бесформенной массой.
— Прости, — запрокидывая голову. Тэхён не прекращает тереть затвердевший и покрасневший сосок, наклоняется и мажет по нему шершавым языком, оставляя широкую мокрую дорожку. — О господи… — полустоном Тэхёну в висок.
— С каких пор ты верующий? — ухмыляется старший и мажет языком от уха до подбородка.
— С этих самых, — Чонгук закатывает глаза, запуская ладонь в волосы на кимовом затылке. — Блять…
— Can I call you a sinner? — воркочет, задевая губами мочку, и тут же вбирает её в рот, чувствуя холодный металл на горячем языке, принимаясь активно посасывать её вместе с серёжкой.
— Делай, что хочешь.
— Такой податливый, — выпуская мочку изо рта с громким причмоком, Тэхён расстёгивает чонову рубашку и снимает ту вместе с пиджаком. — А в начале говорил, что от злости трахнул бы меня.
— А я бы и трахнул, — шепчет Чонгук и, вновь запрокидывая голову и прикрывая глаза, беспорядочно трогает тэхёновы предплечья. — Но мне нравится поддаваться тебе. Нравится, когда ты доминируешь.
— Нравится стонать подо мной? — Ким тянет вверх уголок губ, смотря младшему в прикрытые веки и замечая, как дрожат его влажные ресницы.
— Нравится, — простанывает Гук, когда Ким вылизывает вздутую венку на его шее. — Зацелуй меня до смерти, Ким Тэхён.