Part 27 (2/2)

— С удовольствием. Ты такой чувственный от поцелуев, — старший рвано выдыхает во влажную от слюны и пота шею и, отойдя на шаг назад, расстёгивает свою рубашку, смотря на часто дышащего Чонгука, который следит за ним из-под приоткрытых век. Кидает ненужную ткань в сторону и подходит к Чону так резко, что тот задерживает дыхание и выдыхает лишь тогда, когда слышит на ухо хрипящее: — Так сладко стонешь, я схожу от этого с ума.

Чонгук закатывает глаза, приоткрывая рот в немом стоне — Тэхён глушит звук новым поцелуем: напористым, мокрым, властным. Разворачивает младшего лицом к стене и крепко окольцовывает талию, пробираясь руками к ремню. Снимает брюки Чона вместе с бельём, откидывая в сторону, — младший упирается щекой в стену и вжимается в неё же подушечками пальцев, а когда Тэхён просовывает между его ног колено, поднимаясь выше к самому паху, вновь задерживает дыхание и несдержанно скулит, не чувствуя никакого трения. Ким держит колено на пару сантиметров ниже, чем Чонгуку бы хотелось, и тот хочет чуть присесть, чтобы почувствовать облегчение, но старший рычит ему в ухо, упираясь коленом в стену, и резко поднимается ногой выше, касаясь, наконец, члена, но слишком резко — Чонгук от лёгкой боли вскрикивает, подпрыгивая на месте, а Тэхён начинает тереться бедром вперёд-назад, создавая долгожданное трение.

Чонгуку мало. Он облизывает постоянно высыхающие губы, поднимает соскальзывающие от пота руки снова выше по стене, и хныкает, как ребёнок, у которого отобрали игрушку, когда Ким убирает колено и отходит на пару шагов назад.

— Тэхён, — зовёт младший, не отлипая от стены. Внезапно становится холоднее, и только жар собственного тела не даёт окончательно замёрзнуть. Тэхён горит точно так же, плавясь от того, что видит перед собой. — Тэхён, — более настойчиво, — вернись, — и крутит задом. Манит, чертовка, но у Ким на его задницу пока другие планы.

— Выставь зад, Гук-и, — Тэхён кусает губы, припухшие от поцелуев и собственных зубов, и тянется к ремню, вытаскивая тот из брюк и складывая пополам. Чонгук послушно отступает от стены на полшага назад, но продолжает касаться поверхности ладонями. Смотрит на старшего через плечо и широко распахивает глаза, когда Тэхён ударяет ремнём по собственной ладони.

— Что ты…

— Тише, крольчонок, — шепчет нежно Ким на ухо, подойдя ближе. — Я буду заглаживать вину.

Тэхён мягко водит ладонью по половинке. Чонгук дрожит, часто шумно выдыхая, и опускает голову вниз, выпячивая зад ещё сильнее.

— Послушный мальчик, — Ким сжимает ягодицу до онемение своих же пальцев, мечтая заклеймить такими отметинами каждый миллиметр чонгуковой фарфоровой кожи, а Гук скулит от противоречивых эмоций.

Старший рвано выдыхает, поднимая руку с ремнём в воздухе, и хлёстко бьёт по ягодице, которую так нежно оглаживал секунду назад. Чонгук громко, несдержанно вскрикивает, прижимаясь грудью и щекой к стене, шумно выдыхает и жмурит глаза, стискивая руки в кулаки. Тэхён кладёт руку на ушибленное место, ласково водит по краснеющей коже, чувствуя, как сильно та пылает под его ладонью. Младший дышит, словно загнанный зверёк, не прекращая жмурится и вздрагивать от каждого ненавязчивого поглаживания. Тэхён же снова поднимает руку и так же звучно ударяет по той же половинке — Гук вскрикивает так же громко, вжимаясь в стену теперь и пахом, будто мечтает слиться с ней воедино.

Ким наклоняется к уху, касаясь мочки губами, и, поглаживая густо краснеющую ягодицу, шепчет:

— Выставь зад, Чонгук, — звучит не нежно, а чётко, словно приказ.

Чонгук утыкается лбом в стену, глубоко вдыхая, делает шаг назад и оттопыривает задницу, стискивая руки до прорезей полумесяцев на ладонях.

— Моему крольчонку больно? — сжимая раскрасневшуюся половинку, Тэхён опускает глаза вниз, видя полувставший член, и довольно облизывается. — Тебе нравится.

— Закончи уже скорее, — раздражённо шипит Гук, морщась от колющих ощущений на полыхающей алым коже.

Ким усмехается, подымая руку ещё выше, и бьёт по нетронутой ягодице — Чонгук закусывает ребро ладони и поджимает пальцы на ногах, почти не двигаясь с места. Тэхён щурится, подкрадываясь обратно к уху, кладёт подбородок младшему на плечо и тихо шепчет:

— Стони, Гук-и, мне это нравится.

— Катись ты ко всем чертям, Тэхён, — выдыхает Чон, опуская голову.

— С моими друзьями мы увидимся позже, крольчонок.

— Боже, прекрати, — хнычет Гук, мотая головой.

— Я делаю то, что мне нравится.

— Я заметил, — фыркает младший, расслабляясь от нежных касаний и долгого перерыва между шлепками. — А теперь, будь добр, сделай то, что нравится мне, — кидая взгляд с вызовом прямо Тэхёну в глаза. Старший вопросительно выгибает бровь и ухмыляется, слыша: — Отшлёпай меня уже, наконец. Покончи с этим наказанием и трахни.

Чонгук выпячивает задницу и заранее кусает ладонь, жмуря глаза, но расслабляется, слыша на ухо:

— Я делаю то, что нравится и тебе тоже, — утверждая. А когда видит, как разжались пальцы на чонгуковых ногах, ударяет ремнём по второй ягодице, успевшей чуть побледнеть от предыдущих ударов.

— Блять, — Чонгук смаргивает слёзы и громко вскрикивает, когда Тэхён ударяет снова, а потом ещё дважды. Он часто дышит, хрипит и прокашливается, а когда Тэхён снова касается губами его мочки, сорвано шепчет: — Это слишком, Тэхён.

— Больно? — голос звучит обеспокоенно и так же хрипло. — Я не наигрался, — Тэхён гладит его по ягодицам, а Чонгук шипит и вертит задом, прося прекратить.

— Ударь ещё дважды и хватит. Это правда слишком.

— Я ударю легче, чем в предыдущие разы.

— Как хочешь.

Чонгук глубоко вздыхает, упирается лбом о тыльную сторону ладони и закусывает нижнюю губу. Старший сглатывает, смотря на покрасневшую кожу, и замахивается, разом ударяя по обеим ягодицам, вызывая у Чонгука сорванный крик.

Тэхён бросает ремень на пол и, развернув Гука к себе лицом, замечает бусинку крови на нижней губе — тот прокусил её во время последнего удара, — мягко слизывает её и собирает выступившие капли пота с висков губами. Ловит рваные выдохи Чонгука и касается его губ своими, нежно целуя верхнюю, затем нижнюю, зализывая ранку языком.

— Садист, — усмехается Гук, пытаясь выдавить улыбку, и морщится, когда случайно задевает задницей шершавые обои.

Тэхён сцеловывает его усмешку, обнимая за плечи, и ведёт наверх, не прекращая целовать до самой спальни.

В комнате темно и прохладно, кожа покрывается новой порцией мурашек; Ким не включает свет и не распахивает шторы. Расстёгивает брюки, пока идёт к кровати, на которой Чонгук, шипя, укладывается спиной вверх, и скидывает те вместе с бельём, подползая к Чонгуку и разводя его ноги в стороны, устраиваясь между них. Наклоняется к пояснице, кладёт ладони на лопатки, чуть надавливая, и оставляет дорожку поцелуев до самого копчика, широко мажет по нему языком, слыша сверху сдавленный стон, и спускается ниже, касаясь повреждённой кожи губами бережно и трепетно, едва задевая.

— Блять, Тэхён, — Чонгук ёрзает, создавая трение члена о простынь, тем самым отвлекая себя от зудящей боли, и опускает руки вдоль тела, шевеля пальцами. Тэхён намёк понимает сразу — сцепляет их обе руки в замок, переплетая пальцы, и проводит языком от копчика до расселины, задевая колечко сжатых мышц. — Стой, нет, — Чонгук пытается перевернуться на спину, но не может из-за старшего, что крепко держит его за руки, и боли, отдающей пульсацией до поясницы.

— Я хочу извиниться.

— Теперь вину будешь не заглаживать, а зализывать? — Тэхён только согласно мычит, наклоняясь обратно. — Только нежнее, умоляю, — Гук прячет лицо в подушку и крепко сжимает тэхёновы руки, когда тот, едва задевая кожу, ведёт языком по горящим огнём половинкам и зализывает каждый сантиметр, вырисовывая языком влажные дорожки по манящей красноте. — Я могу тебе отсосать, — бурчит Чонгук в подушку, а когда поднимает голову и встречается с вопросительным взглядом, объясняет: — Я не смогу трахнуться, ты перестарался.

— У меня есть идея получше, — Тэхён отпускает чонгуковы руки и берётся за ягодицы снизу, где не тронуто ударами, мягко разводя те в стороны.

— Я вряд ли кончу от одного римминга, но ты можешь попытаться, — Чон сжимает простынь у своего лица и прикрывает глаза, разводя ноги так широко, как позволяет растяжка. — Только не переворачивай меня на спину.

Ким согласно мычит и касается кончиком языка колечка мышц, слыша сдавленный стон младшего, и толкается внутрь. Тугие стенки узкие и ещё не податливые, тяжело раздвигаются длинным языком, но Тэхён старается: мажет языком от дырки до копчика, задевая ямочки на пояснице, и возвращается назад.

— Приподними зад на секунду, — просит Ким, и когда Чонгук слушается, берёт его член и высовывает так, чтобы, когда младший лёг обратно, можно было его касаться, задевая языком при ненавязчивой стимуляции.

От Гука слышатся частые, шумные и дрожащие выдохи, его руки иногда сжимают простынь до треска, а сам Чонгук виляет задницей всё чаще и активнее, скуля и прося большего. Тэхён ведёт языком от головки выше, задевая поджатые яйца, и горячо выдыхает в сжатую дырочку, снова проникая в неё языком.

— Тэхён, я хочу кончить, — подмахивая навстречу языку бёдрами. — Мне мало.

— Я могу трахнуть тебя пальцами.

— Сделай что-нибудь, я просто хочу кончить.

Ким встаёт с кровати, торопливо доставая смазку, и, вернувшись, выдавливает её на пальцы, смазывая и промежность, от чего Гук снова шумно выдыхает.

Тэхён проталкивает средний палец сразу до костяшки — Чонгук простанывает в подушку, поджимая пальцы на ногах, и насаживается сам, прося ещё. Ким вводит безымянный, так же глубоко, и принимается волнообразными движениями двигать внутри, нащупывая чуть взбухший комочек простаты. Чонгук изредка задерживает дыхание, когда Ким оказывается очень близко, и громко стонет, когда старший всё же находит её, уверенно упираясь подушечками пальцев.

— Блять, здесь, да, — Чонгук двигается навстречу, ускоряя толчки и делая их ещё глубже. Тэхён проворачивает руку внутри, меняя угол, и Чонгук крупно вздрагивает. — Верни, — ёрзая на смятой и влажной простыни, — верни обратно.

Чон пытается подставить задницу так, чтобы пальцы Тэхёна вновь упирались в простату, но Ким не даёт, замечая, что ни разу к себе не прикоснулся, и что его член, обильно сочащийся смазкой, просит внимания, пульсируя и багровея. Ким выдавливает смазку себе на вторую руку, распределяя по члену, и крепко сжимает ладонь у основания, толкаясь в кулак и одновременно вводя два пальца в Чонгука под правильным углом. Младший вновь вздрагивает, переворачиваясь на бок и сжимая пальцы Тэхёна в себе, натягивает простынь и дышит так, будто задыхается. Ким выходит из него, подползая ближе, и наклоняется к лицу, собирая выступившие слёзы в уголках глаз губами.

— Ты такой чувствительный.

— Не устал это повторять? — загнанно вдыхая, Чонгук облизывает пересохшие губы.

— Меня это восхищает, — простодушно отвечает Ким, припадая губами к соску и всасывая его, получая протяжный стон и руку в волосах на затылке. — Не сможешь перевернуться на спину?

— Нет, — Чонгук привстаёт, становясь в коленно-локтевую. — Но могу так, — упираясь лбом в локоть. Его колени заметно дрожат и разъезжаются в стороны, и Тэхён не может удержаться, чтобы не поцеловать его в бедро. — Господи, ты меня с ума сведёшь своей нежностью.

— Ты недоволен? — Тэхён воркочет на ухо, неспеша размазывая лубрикант по своему члену, и вводит оба пальца в уже растянутую дырочку, хлюпая смазкой и ловя срывающиеся стоны с чонгуковых губ. — Я умело ступаю по лезвию, согласись, — ладонь скользит выше, пачкая смазкой ягодицы, и Чонгук шипит, закусывая губу. — Или я перешёл грань? — младший молчит, а Тэхён наклоняется к уху, кусая мочку. — Ответь, я должен знать.

— Всё в порядке.

Тэхён кивает, мысленно помечая то, что было, как «табу», и выпрямляется, подставляя головку ко входу, не спеша толкаться.

— Я лягу грудью тебе на лопатки, — Чонгук согласно мычит. — Хочу слышать, как ты стонешь.

— Блять, — Чон резко выдыхает, когда Ким проталкивает головку в податливое нутро, и скулит, чувствуя, что тот вошёл наполовину, но всё ещё не касается простаты. — Нащупай её, — просит Гук. Тэхён послушно толкается глубже, чуть меняя угол, и попадает аккурат по набухшему комку нервов, вызывая отчаянный стон, который старший ловит ухом, ложась обещано на Чона сверху. — Двигайся, — заводя руку за спину и хватая Кима за бедро. — Двигайся, прошу.

Тэхён покорно слушается, толкаясь до упора, задерживается, давая привыкнуть, но Чонгук нетерпеливо подмахивает бёдрами, мыча что-то нечленораздельное.

— В тебе так хорошо, Гук-и, — кусая ушную раковину и зализывая, словно извиняясь. — Очень горячо и пиздец как узко. Блять, — Тэхён жмурится и слышит шипение младшего, понимая, что трётся тазовыми косточками прямо по чуть воспалённой коже ягодиц. — Мне отстраниться?

— Я скоро кончу, не останавливайся, — игнорируя, Чонгук приподнимается, разгибая локти и сжимая простынь в ладонях, и запрокидывает голову, когда Ким обнимает его одной рукой вокруг груди, а другой — вокруг плеч, держа за шею. Проводит большим пальцем по кадыку, который дёргается от частых сглатываний, и всасывает кожу под ухом. Чонгук мычит, с трудом удерживая вес Тэхёна и собственный на своих руках, а потом — громко стонет, когда Тэхён вдалбливается в него всё резче, чаще и глубже, попадая прямо по простате головкой при каждом толчке. Гук надрачивает себе, то опуская, то вновь запрокидывая голову.

— Я хочу сжать твои ягодицы, — отстраняясь, Тэхён выпрямляется, водя ладонями по дрожащим бёдрам.

— Делай, что хочешь, только не замедляйся.

Тэхён мягко кладёт руки на покрасневшую кожу и слышит шипение, мешающееся с гортанными, протяжными стонами, не прекращая толкаться: глубоко, резко, беспорядочно. Чонгук сдавливает свой член у основания, и сжимает Тэхёна внутри — старший крепче берёт его за бёдра, видя, как разъезжаются колени младшего, и делает ещё несколько резких, грубых толчков, кончая следом с громким стоном, который мешается с таким же чонгуковым.

Ким дышит ему в затылок — горячо и часто, — что кажется, будто волосы от дыхания воспламенятся. Взмокшие пряди липнут ко лбу и вискам, и Тэхён убирает их — не со своего лица, а с чонгукового, выходя из него и ложась на спину, и укладывает дрожащее тело головой себе на грудь, чувствуя такое же сбитое дыхание у себя на шее и ключицах и то, как бешено колотится собственное сердце.

— Я думал, меня хватит на дольше, — запуская ладонь в волосы на макушке, Тэхён пропуская пряди сквозь пальцы и прижимая второй рукой Чонгука ближе к себе.

— Я начал молиться, чтобы не хватило, — Гук глубоко вздыхает, безуспешно пытаясь восстановить дыхание, и кладёт ладонь Киму на грудь. — Ты псих.

— Ничего нового ты мне не сказал.

— Да катись ты.

— Всё ещё не.

Чонгук поднимает голову, затуманенно смотря в глаза, и наклоняется, коротко чмокая в припухшие губы. А когда отстраняется, недовольно мычит — Тэхён берёт его за подбородок и тянет на себя, целуя дольше, глубже, нежнее.

— Ты забыл кое-что, — Чон вопросительно мычит. — Где моё ответное призвание? Разве я не вытрахал из тебя душу?

Гук снова хмуро смотрит в глаза.

— Тэхён, катись ты к…

Ким целует первым, подавляя улыбку и желание сжать чонгуков зад до боли в своих же пальцах.

* * * * *</p>

HDMI — BONES</p>

Усталый вздох проситься наружу, когда помощник, положив перед ним на стол бумаги с количеством участников в их задании, закусывает губу, заранее виновато опуская голову. Вслух Тэхён ничего не говорит — парень не при чём. При чём — Намджун, сокративший это количество с пятидесяти до двадцати. Больше, чем в два раза.

Ким трёт переносицу, чувствуя ауру Чонгука, который выглядит подавленным и таким же виноватым. Хочется сжать его лицо и укусить за губу до крови, чтобы не видеть это лицо — Чонгук чувствует вину вместе с тем, с кем находится в одном помещении, даже если не виноват в том, что происходит. Тэхёна это выводит из себя.

— Прекрати.

Чонгук переводит на него вопросительный взгляд.

— Прекрати так громко думать, — вздыхая, он трёт ладонями лицо и отдаёт список помощнику, махая с немой просьбой удалиться ко всем чертям, чтобы не попасть под горячую руку. Тэхён старается, конечно, чтобы и Чонгук под неё не попал. Лучше приберечь злость на вечер. — Чонгук, перестань, мы ещё поговорим с тобой на этот счёт, ладно? — Ким встаёт со стула, проходит по кабинету, который Намджун выделил им для того, чтобы ознакомиться с нововведениями в деле, и наливает Чонгуку стакан воды. С губ срывается удивлённый возглас, когда Чон, забрав стакан, встаёт и швыряет его в стену. Младший часто дышит, а Тэхёну хочется на него наорать.

Он сам на таких нервах, что слышит дыхание людей, проходящий по коридору за закрытой дверью. Он чувствует кровь, пульсирующую в висках, стук собственного сердца, дрожь в пальцах. Чувствует кричащие мысли Чонгука, своё волнение и чужое. Это выводит из себя и сводит с ума. Тэхён — сплошной оголённый нерв. Спичка, посреди комнаты, наполненной газом, — вспыхнет и рванёт.

Тэхён делает незаметный глубокий вдох, прикрывая глаза, а когда открывает, видит, как Чон, склонившись, обнимает себя за голову. У него паника и, видимо, не на шутку подкатывающая истерика, и Тэхён впервые видит его таким — беззащитным перед обстоятельствами.

Собственная злость утихает, и Ким садится перед ним на корточки, заглядывая в опущенное и скрытое под чуть отросшими волосами лицо — бледное, с красными глазами, впалыми щеками и сухими, потресканными от покусываний губами. Тэхён не может поверить, что всего час назад этот человек стонал под ним, раскрасневшийся и до чёртиков наслаждающийся, а сейчас это просто поникший и потерянный ребёнок, который впервые столкнулся с тяжёлым событием, с которым психика с непривычки справиться не может.

— Чонгук, — тихо, вкрадчиво зовёт Тэхён, пытаясь не спугнуть, но привлечь внимание. — Чонгук, ты слышишь меня? — младший, не поднимая ни головы, ни глаз, только согласно кивает. — Посмотри на меня, Чонгук. Посмотри, пожалуйста.

Чонгук сглатывает, но голову поднимает, отрываясь ледяными руками от висков, и смотрит почти сквозь. Тэхён убирает пряди, нависшие на лоб и глаза, мягко очерчивает руками осунувшееся лицо, задерживаясь особенно долго на висках, будто пытаясь снять усталость и напряжение одним касанием. Совсем расслабить не получается, но отвлечь — однозначно да. Взгляд становится более осознанный, но бледность с лица никуда не уходит. Тэхёну наоборот кажется, будто кровь всё более стремительно отливает от его головы, уходя куда-то в сердце, заполняя до краёв. Иначе как объяснить, что Тэхён буквально слышит его?

— Чонгук, тебе нехорошо или ты волнуешься? — Ким хмурится, обеспокоенно бегая по его лицу, и это так сильно напоминает то, когда он почти отключился на крыше, что старшему становится не по себе. Чонгук просто смотрит, не пытаясь даже шевелить губами. Накрывает ладонями тэхёновы руки на своих щеках, и прикрывает глаза, облизывая ещё больше побледневшие губы. — Чонгук, ты…

Договорить он не успевает — Чонгук обмякает, утыкаясь лбом в его грудь, а руки безвольно падают вдоль тела.

Тэхёна накрывает паника, хотя он сталкивается с этим не впервые, но каждый раз одинаково сильно страшно. Он тянется к телефону, вызывая скорую, и усаживает Чонгука на стул так, чтобы можно было отойти и не бояться, что тот свалится на пол.

Нервно облизав губы, он оглядывается, запуская руки в свои волосы и оттягивая у корней, чтобы привести себя в чувства, но глядя на Чонгука, он банально забывает, как дышать.

Младший начинает шевелиться, и Тэхён подрывается с места, тут же усаживаясь перед ним прямо на колени. Чонгук облизывает губы, часто дышит и открывает глаза. И даже пытается улыбнуться, на что Тэхён только ещё больше перепугано хмурится.

— Сахар упал, — снова облизывая губы, он вытягивая руку, и Ким без слов понимает намёк, переплетая с ним пальцы. Пальцы Чонгука мелко дрожат, передавая дрожь Тэхёну, а кровь медленно возвращается сначала к губам, которые тот беспрестанно облизывает, а потом ко всему лицу, заливая румянцем так, что кажется, будто его кожа пылает огнём, хотя на деле — он просто ледяной.

— Я вызвал скорую.

— Не стоило.

— У нас нет ничего, — фыркает Тэхён, ругая себе за то, что позволил себе расслабиться и думать, будто диабет Чонгука куда-то делся.

— Не бойся, — Чонгук снова улыбается, крепче сжимая ладонь Кима в своей. — Такое бывает, ничего страшного.

— Если тебя заберёт скорая, то…

— Нет, — отрезая, не дав закончить. — Я никуда не поеду, Тэхён. Это не обсуждается.

— Чонгук, ты упал в обморок.

— В первый раз? — встречаясь глазами. — Нет. И сколько раз ты вызывал мне скорую?

Тэхён чувствует укол вины, но умело это скрывает.

Скорая приезжает через двадцать минут, и Чонгуку что-то вкалывают, от чего младший приобретает здоровый человеческий цвет, хотя всё равно подрагивает от слабости. Тэхён внимательно следит за всем, что делают врачи, хоть и не разбирается абсолютно ни в чём, что связанно со здоровьем, но понимает, что, очевидно, придётся разобраться, если он не хочет, чтобы в один из таких обмороков Чонгук не очнулся.

— Какого чёрта ты не следишь за своим сахаром? — ругается Тэхён, когда закрывает за врачами дверь.

— Упс, — безразлично пожав плечами.

— Упс? — гневно кривляет его Тэхён. — Я бы врезал тебе за халатное отношение к своему здоровью, но ты и так болен.

Чонгук тихо смеётся.

— Что смешного я сказал?

— Мне нравится, когда ты волнуешься обо мне. Сквозит заботой, и меня посещает мысль, что тебе действительно страшно меня потерять.

— Очень смешно, — фыркает Ким, отворачиваясь к окну и пряча лицо. — Я тебе реально врежу.

— Ты отлично справился с этим пару часов назад.

Тэхён поворачивается, смиряя Чона нечитаемым взглядом, на что последний только снова пожимает плечами.

— Ты выводишь меня из себя.

— Чем? — Чонгук говорит без насмешки, будто ему действительно непонятно чем.

Ким щурится, складывая руки на груди, и подходит ближе, усаживаясь прямо на Чонгука, широко расставив ноги и не убирая рук с груди. Сидит деловито, будто на дорогущем позолоченном стуле, а никак не на бёдрах младшего, который привычно кладёт свои ладони ему на бока. Тэхён чувствует обессиленные касания сквозь ткань, и вымученно вздыхает, утыкаясь лбом Чонгуку в плечо.

— Скажи, что любишь меня, — почти неразборчиво бубнит Ким младшему в складки пиджака. Звучит жалобно, просяще, но ему так это нужно, что он плюёт на гордость, раздражённо бубнящую на периферии сознания.

Чонгук тяжело вздыхает, мягко водя ладонями по тэхёновым бёдрам.

— Люблю, — откидывая голову на спинку стула, а Тэхён поднимает свою, отрываясь от плеча, и заглядывает в глаза. — Что?

— Всё будет в порядке.

— К чему ты это говоришь?

— Тебе плохо стало от нервов, я не прав? Чонгук, тебе нельзя переживать так сильно, — младший отворачивает голову в бок, не желая продолжать этот разговор, но Тэхён, сидящий на нём, не думает прекращать. Они обсудят это сейчас и ни минутой позже. — Веришь мне?

Чонгук фыркает, качая головой.

— Тебе — да. Я не верю всему остальному миру. Достаточная причина для переживаний? — он встречается с Тэхёном взглядом и устало вздыхает, касаясь дыханием его подбородка.

— Всё будет хорошо.

— «Хорошо» или «в порядке»?

— Прекрати паясничать, — хмурится Ким, кладя ладони ему на плечи. — Где твоя вера в лучшее?

— Умерла вместе с родителями.

Тэхён поджимает губы в тонкую полоску и задерживает дыхание, вчитываясь в изменение в чонгуково лице. Но ничего там не находит — иногда Чонгук, так же, как Тэхён, очень умело скрывает эмоции и чувства.

Чон, заметив замешательство напротив, резко выдыхает, прижимая Кима за талию ближе к себе.

— Давай просто закончим сборы, — предлагает Чонгук, ободряюще, но устало поджав губу. — Нам нужно успеть проверить склад до четырёх.

— Хорошо, — слезая с бёдер и протягивая младшему руку.

До склада они едут в тишине, не считая частых покашливаний таксиста. Чонгук, положив голову Тэхёну на плечо, дремлет, пока Ким, смотря в окно, примерно прикидывает, что делать, если Чонгуку на задании вновь станет плохо.

* * * * *</p>

— Их двадцать человек, — недовольно говорит Тэхён одному из помощников Намджуна, которого тот приставил их сопроводить. Парень смотрит на Кима с нескрываемой виной, будто все вокруг виновны в том, что Намджун решил сократить наряд, и Тэхёна откровенно раздражает, когда люди отдуваются за тех, кто действительно приложил руку к возникшей проблеме.

— Я понимаю, но Ким Намджун сказал, что так безопаснее.

— Их двадцать! — почти вскрикивает Тэхён. Его голос эхом проходит по длинному полупустому помещению с бетонными балками. — Мы профессионалы, но не супергерои, блять.

— Тэхён, он прав. Чем меньше, тем незаметнее, — тихо встревает Чонгук, беря удар на себя.

Старший сдерживается, чтобы не разнести тут всё на щепки, но потом глубоко вздыхает, обращаясь уже к помощнику.

— Открывай, — кивая на грузовую машину, стоящую рядом.

Ханыль — помощник — послушно открывает двери багажника, и Тэхён удовлетворительно мычит, видя, что тот заполнен до отказа. Медленно проходит взглядом по стопке бронежилетов — тех ровно двадцать, — а потом пересчитывает шлемы и чехлы от винтовок. Количество точно соответствует, и не то чтобы Тэхён сомневался, но проверить не помешает.

— Где наше? — вопросительно кивая.

— В той машине, — Ханыль подходит к легковушке, открывая багажник, и Тэхён перебирает экипировку, пересчитывая, чтобы было ровно шесть, после — довольно угукает, закрывая багажник и отходя на два шага назад. — Сколько будет дополнительного наряда?

— Две машины, в каждой по семь человек, — отчитывается Ханыль. — У них своя экипировка, будут чисто на подстраховке. Одна на запасном выходе, другая — сбоку главного.

— Они будут собираться отсюда?

— Нет. Я отгоню машину к другому складу, они выдвинуться уже оттуда.

— Эту тоже отгонишь? — кивая на легковушку.

— Если хотите.

— Нет, я сам поведу.

Ханыль учтиво кивает и, развернувшись, уходит, садясь в машину и тут же скрываясь за поворотом.

Чонгук, стоящий всё это время за спиной, подаёт голос:

— Уверен?

— На счёт чего? — поворачиваясь к Чону.

— Не безопаснее было бы повести ему?

Тэхён вздыхает.

— Чонгук, если мы будем трястись от каждой мысли, что нас могут где-то грохнуть, то у меня для тебя плохие новости.

— Я… — он не продолжает, закусывая губу, и отводит взгляд.

— Чонгук, — мягко зовёт его Ким, подходя своем близко, — ты должен понять, что мы не повара и не парикмахеры. Ты затерялся в этой «профессии», — морщась на последнем слове, — случайно. Но я — нет. Я работаю наёмником уже довольно давно, Чонгук. И мы оба должны понимать одну вещь: пока я работаю, всё что-угодно может случиться.

Чонгук на его словах кривится, будто выражения, как бы Тэхён не старался, были подобраны неудачно. Ким вздыхает.

— Знаешь, многие люди бояться летать на самолётах, — отвлечённо начинает Тэхён, и Чонгук не понимает, к чему тот ведёт. — Бояться летать, но ездят каждый день на машине. Хотя смертность от автомобильной аварии во много раз выше, чем от падения самолёта. Людям свойственно бояться, это нормально. И бояться за тех, кто дорог, — тоже.

— К чему ты ведёшь? — хмурится Чонгук, но почти сразу расслабляется, когда чувствует ладони старшего на своих щеках.

— К тому, что любой человек может умереть в любой момент. Не важно, киллер ты, которого убьёт другой наёмник, или садовник, которому на голову случайно упадёт горшок с цветами. Трудно относиться к смерти проще, и ещё труднее — к смерти того, кого любишь, но я не хочу, чтобы ты страдал, если…

— Заткнись, — Чонгук вырывается из его рук, отходя на шаг назад, и яростно испепеляет Тэхёна глазами, хватая ртом воздух. Он выглядит так, будто Тэхён его физически ударил. Возможно, и ударил. Словами.

— Чонгук.

— Заткнись, я сказал. Не смей, — он резко сокращает расстояние, подняв указательный палец, — не смей такое говорить, Тэхён.

Ким молчит, видя страх, вперемешку с тонной боли в чонгуковых глазах, и до него вдруг доходит.

Чонгук боится смерти — не своей, а близких. Чонгук потерял родителей — людей, которых любил, и ему до ужаса страшно потерять ещё одного любимого человека.

— Пообещай, что не умрёшь, — тыча пальцем Тэхёну в грудь. Старший хочет усмехнуться, потому что невозможно такое пообещать, все когда-нибудь умрут, но он становится очень серьёзным, когда понимает — Чонгук просит его не умирать первым.

— Я не буду такое обещать, — холодно отрезает Ким, чувствуя, как Чонгук вспыхивает от злости, как спичка.

Тэхёну страшно думать, что он потеряет его. Страшно представить жизнь, если его вдруг не станет. Тэхёну очень страшно.

Чонгук хватает ртом воздух, пытаясь возразить или возмутиться, но только резко выдыхает, шипя сквозь зубы:

— Катись ты, — и разворачивается, направляясь к выходу.

Тэхён стискивает зубы до боли в челюсти и срывается с места — сокращает расстояние в несколько шагов, хватая Чона за запястье, и разворачивает к себе, впиваясь в губы до мушек перед глазами.

Чонгук что-то мычит и вырывается, но так слабо, будто просто от безысходности. Вырывается и отвечает — отчаянно, рьяно, настойчиво. Тэхён крепко держит его за предплечья, а Чон, упираясь ладонями в грудь, сжимает тэхёнову рубашку так сильно, что с неё слетает одна пуговица, укатываясь в неизвестном направлении.

— Если ты ещё раз сбежишь, когда тебе страшно, я придушу тебя.

Чон сбивчиво дышит Тэхёну в шею, пытаясь восстановить дыхание от накопившихся эмоций, и сильнее сжимает рубашку в ладонях, срывая ещё одну пуговицу. Он смотрит, как та падает им под ноги и, расслабив хватку, припадает губами к вздувшейся венке. Тэхён резко выдыхает, вздрагивая от неожиданности, но почти сразу отстраняет Чонгука от себя. Тот смотрит замыленным взглядом, хлопая чуть влажными ресницами, а Ким тянет вверх уголок губ.

— Если ты возбудишь меня — что не так трудно, — то мы отсюда не скоро уйдём. А ну нас мало времени.

Чонгук выдыхает задержанный воздух и кивает. Они отходят к машине, Тэхён садится за руль, и когда младший залазит на пассажирское, наклоняется и мягко, коротко целует его в губы, ободряюще сжав ладонь.

Всё будет хорошо.

Не бойся.

Мы справимся.

Тэхёну так многое хочется сказать, но он понимает, что сейчас эти слова не имеют совершенно никакого веса.

Чонгуку страшно. И Тэхёну, по правде говоря, тоже.

* * * * *</p>

— Боишься? — Намджун тычет Тэхёну локтем в бок, вызывая недоумение, а сам Ким-старший тихо смеётся, застёгивая броневик. У него хорошее настроение, ещё и очень доброе, и Тэхён не может понять, что такого весёлого в их задании.

— До ужаса, — шутит Ким, перенимая улыбку.

Чонгук, стоящий рядом, смотрит в зеркало, будучи полностью одетым в снаряжение, и нервно покусывает губы — ему явно непривычно видеть себя в таком виде.

— Всё в порядке? — подойдя, спрашивает Ким, поправляя бронежилет, застёгивая его потуже, и кладёт подбородок Чонгуку на плечо. Они сталкиваются взглядами через своё отражение, и Чон, на удивление, тянет уголки губ вверх, опуская голову. — Я тебя люблю, крольчонок, — шепча на ухо.

— И я тебя, — Чонгук нервно жуёт губу, пряча улыбку, ловит тэхёнов игривый, будто совсем не беспокойный взгляд, и добавляет тихое: — Люблю.

Ким довольно отстраняется, чмокая его в затылок, и подходит к Юнги. Тот вкратце рассказывает ему план, освещая главные детали, и Тэхён, надевая микронаушник, проверяет с ним связь. Чонгук будет с Тэхёном, а Юнги — с Намджуном. Чимин останется в машине, чтобы более трезво руководить ситуацией, если что-то пойдёт не так.

— Все в сборе? — громко спрашивает Намджун, привлекая внимание. Бегло оглядывает их компашку с ног до головы, а потом, подойдя к Чону, крепко обнимает его, похлопывая по спине. — С посвящением, что ли, — улыбается Ким, отстранившись. — Надеюсь, ты успокоишься после того, как свершишь месть, и заживёшь спокойно, — он ободряюще сжимает его плечо и отходит к столу, на котором лежит разложенная винтовка.

Тэхён быстро оглядывает подвал, в котором они собираются, и невольно натыкается взглядом на Чимина, который коротко целует Юнги в губы и скрывается за дверью. В груди, как ни странно, становится тепло — Чимин там, где его любят, там, где ему хорошо. Большего Тэхёну не нужно.

Он отворачивается, осматривая Чонгука с ног до головы, и подмечает, что в этой форме, в экипировке и с оружием на перевес он выглядит чертовски горячо. Но при этом надеется, что больше в этом снаряжении его не увидит.

— Идём? — Ким протягивает руку, и они выглядят нелепо — в этой форме, с оружием и руками, переплетёнными вместе.

Чонгук кивает.

Вчетвером они выходят на улицу. Тэхён глубоко вдыхает морозный, ледяной воздух, чувствуя, как тут же слезятся от ветра глаза и краснеют щёки, и выдыхает густой пар, поворачиваясь к Чонгуку, щёки которого так же заметно порозовели. А когда Чон перехватывает его взгляд, крепче сжимает руку, запрокидывая голову и устремляя взгляд в небо — безоблачное, с бледным диском луны и яркими звёздами. Смотрит и думает, что было бы неплохо, если Вселенная действительно всемогуща.

Потому что ему действительно очень хочется вернуться с Чонгуком домой.

Живыми.