Part 19 (2/2)

— Волнуешься?

— По поводу?

Тэхён хмыкает.

— Не вежливо отвечать вопросом на вопрос, я уже говорил тебе об этом, Гук-и.

— Иди на хуй.

Тэхён улыбается. А Чонгук, несмотря на свою словесную агрессию, действительно немного смущён.

— Не откажусь. А сам что скажешь?

— Не понимаю, о чём речь, — Чонгук пытается сделать шаг назад, но Тэхён резко хватает его за шею сзади, припечатывая поясницей к столу. Чон поднимает взгляд, пытаясь скрыть откровенное удивление.

— Не понимаешь, значит, — выдыхая в губы. — Как же тебе объяснить ещё, Чонгук-и, — Тэхён кусает младшего за подбородок, от чего тот в изумлении приоткрывает рот.

— Тэхён, здесь не закрыта дверь, — шёпотом.

Ким улыбается ещё более по-дьявольски. Ему, считай, почти дали зелёный свет.

— Тебе не всё равно? — шепчет Чону в ухо, кусая мочку и вызывая приглушённый стон.

— Отойди. Оставь меня. Уйди, Тэхён, прекрати… — всё шепчет, как в бреду, а сам глаза прикрывает, открывая Тэхёну свою шею и цепляясь руками в рукава пиджака.

— У нас работа. Как же мы уйдём? — проводит языком по линии челюсти и мажет нижнюю губу.

— Это не работа, — едва слышно.

— А жаль, — это всё, что говорит Ким.

Он подхватывает Чонгука за бёдра и усаживает на стол, сразу впиваясь в губы. Младший мычит что-то, шепчет ругательства, а сам только сильней сжимает пиджак на предплечьях Кима и так же рьяно отвечает на поцелуй, не уступая в желании самому Тэхёну.

— Нам стоит прекратить, — едва различимо бормочет Чон, пока Ким выцеловывает его шею.

— А тебе стоит заткнуться, — и целует-целует-целует.

— Я серьёзно, Тэхён. Нам надо остановиться.

— Так остановись, — кусает за мочку. — Не можешь? — целуя за ухом. — Вот и я не могу, — шёпотом.

— К чёрту, — Чонгук крепко обхватывает Тэхёна ногами, прижимая к себе ещё ближе, ещё сильнее. Ким улыбается, обхватывает ладонями лицо Чона, снова целует — так нежно, что Чонгук обмякает в его руках, давая старшему уложить себя на стол.

Руки прокрадываются под одежду, пробегая кончиками пальцев по рёбрам. Мурашки покрывают всё тело, а волна возбуждения накрывает с головой, отдавая приятным покалыванием, завязываясь в узел внизу живота.

Тэхён рассыпается, собирая себя обратно, чтобы повторить. Чонгук подкожно расползается по телу, разрывается на атомы в руках, течёт по венам и смешивается с хриплыми вздохами. Звёзды, рассыпанные под веками, ярко мерцают, перекрывая взор — Тэхён слепнет от их яркости, крепко жмуря глаза и шумно втягивая носом воздух, пахнущий Чонгуком.

Пальцы пробегают по рёбрам, как по клавишам фортепиано; дрожащие руки хватаются за бока, оставляя после себя следы, будто намекая на обладание. Чонгук хрипло дышит, задыхается от нехватки воздуха (Тэхён и на секунду никак не перестанет его целовать) и запрокидывает голову назад, когда старший спускается к подбородку и шее, кусая и оттягивая кожу. Руки небрежно смахивают всё со стола — папки и бумаги с грохотом падают на пол, но Чон своей вины в этом не видит. Виноват Тэхён, который, сняв с младшего куртку, оголил его живот, задрав футболку до самой шеи, и припал губами к коже. Чонгук резко вдыхает воздух и забывает его выдохнуть, крепко сжимая ткань пиджака на тэхёновых плечах, не боясь того, что та, очевидно, помнётся.

А Ким не перестанет целовать, боясь, что если отвлечётся, то не сможет отвести взгляд от тех чернильных рисунков, небрежно разбросанных по чонгуковым рукам и едва переходящих не плечи. Они отпечатались у Тэхёна на обратной стороне век. Чонгук мозолит глаза даже не будучи рядом.

Кожа покрыта мурашками с головы до пят. Чона выгибает навстречу тэхёновым губам, пока второй продолжает целовать его живот. Рука беспорядочно путается в волосах, не рассчитывая силу — Ким шипит, кусая младшего за ребро. Издав слышимый стон, Чонгук обхватывает Тэхёна ногами, пока тот снова целует его в губы, наслаждаясь <s>не</s>довольным мычанием.

— Или ты прекращаешь эту пытку, или я ударю тебя, — шепчет Чонгук в поцелуй, безуспешно пытаясь отдышаться.

— Тогда бей, — целует в скулу, возле уха, кусает мочку, наваливаясь на Чона всем телом, вдавливая того в стол.

— Я серьёзно, — едва слышно. — Возьми меня на этом столе, псих, — вынимая рубашку из брюк и пробираясь под ткань холодными руками.

— С этого момента псих не я, — улыбаясь.

— Ты целовал мои окровавленные губы на грязном полу, в толчке какого-то бара.

— Ты сам ударил меня, — Тэхён скалиться, снимая пиджак и бросая куда-то на пол, и расстегивает рубашку, оставляя ту на себе, давая Чонгуку место для прогулки пальцев по своим рёбрам. Чон пользуется моментом, поглаживая ладонями пресс, пробираясь к ремню на брюках, дрожащими пальцами пытаясь его расстегнуть. Ким усмехается, помогая младшему с этой задачей.

Тэхён готов разлиться лужей и разорваться на молекулы, смотря на разморенного возбуждением Чонгука, которого он сам разложил на этом дубовом столе. Мысль о том, что это кабинет Намджуна, только больше распаляет — хранить общую тайну будет очень весело.

Вряд ли Тэхён когда-либо испытывал что-либо подобное. Безусловно, у него были и отношения, и секс, но он прежде никогда не распадался на атомы при виде какого-то человека. Он и не думал, что способен такое прочувствовать. Как оказалось, его душа на месте, а сердце - не такое уж и каменное. По крайней мере, сейчас оно бьётся очень живо, норовя вырваться из груди и заплясать в бешенном танце, кружась в диком вихре с теми звёздами, что отражаются в чонгуковых зрачках.

Тэхён никогда не видел ничего прекраснее.

Чонгук такой красный и взмокший — его чуть завившиеся пряди кое-где прилипают ко лбу, щёки раскраснелись, глаза блестят, а шея покрылась розоватыми пятнами. Он всё бродит руками по тэхёновому животу, не поднимая взгляда, поэтому Ким наклоняется снова, беря его за подбородок и заставляя посмотреть в глаза. Чонгук прикрывает веки и морщит лоб.

— Взгляни в глаза, Гук-и, неужели я не привлекателен? — опаляя губы. Чонгук едва заметно вздрагивает, но глаза не открывает.

— Ты самоуверенный придурок.

— Открой глаза, Чонгук-а, и посмотри на меня, — чуть понизив голос.

Чон снова вздрагивает, будто его прошибает током, и медленно открывает глаза. Взор застилает дымка, собранная из звёздной пыли, и Тэхён просто впадает в секундный ступор, в момент собирая себя заново. Младший не задерживает взгляд глаза-в-глаза, и быстро опускается к губам, останавливаясь на них.

— Хочешь поцеловать меня? — ухмыляясь, продолжая смотреть бездну. И падает-падает-падает.

— Нет. Хочу, чтобы ты поцеловал меня.

Тэхёну второй просьбы не надо, однако он медлит, прежде чем припасть к раскрасневшимся губам.

— Не боишься, что нас застукают? — дразнится Ким, расстегивая чоновы штаны.

— Болтай меньше, придурок.

— Тебя заводят оскорбления? Может, мне тоже стоит начать тебя как-то обзывать? Или тебе возбуждает только когда когда оскорбляешь ты?

— Заткнись.

— Любишь погрубее?

— Заткнись, умоляю.

— Умоляй.

Чонгук издаёт довольно громкий стон, когда Тэхён облизывает бусинку соска, и выгибается навстречу, снова путая ладони в волосах старшего.

— Блять, что за пиздец?!

Ким резко отрывается от Чонгука, поворачивая голову на звук, и замирает, выпучив глаза, мечтая их себе выколоть. И не только себе.

— Вы охуели тут совсем, ироды? — Юнги быстро закрывает за собой дверь, чтобы никто больше не увидел эту сцену, и замирает у входа, продолжая пялиться и растерянно хлопать глазами. — Пиздец.

— Может, выйдешь? — спокойно спрашивает Тэхён.

— Может, ты слезешь с него, раз я уже зашёл?

— Давай ты всё-таки выйдешь, — не спрашивая.

— Ты совсем берега спутал, друг мой? — Юнги расслабляется, скрещивая руки на груди. Споры всегда его умиротворяли, если они не переходят грань. — Я по делу пришёл. И я не один. Чимин внизу, но он скоро будет. Если не хочешь видеть его лицо, залитое краской, и глаза, полные паники, то слезь, блять, с Чонгука, иначе я сам тебя сниму, прилипчивый ты клещ.

— Что за цирк? — Тэхён закатывает глаза и поворачивается к Чонгуку. Тот смотрит на него каким-то странным взглядом секунд пять, потом толкает двумя руками в грудь и садится на столе, опуская футболку и застёгивая штаны. Ким следует его примеру и одевается сам, поднимая с пола помятый и пиджак и, оценив ущерб, остаётся в одной рубашке.

Чонгук слезает со стола, надевает куртку и выходит из кабинета, кинув тихое «я за кофе», и скрывается за стеклянной матовой дверью, прижав голову к плечам, как пристыженный ребёнок. Тэхён улыбается с него и отрицательно мотает головой своим мыслям.

— Вы совсем одурели тут? — Юнги подходит к дивану и по-хозяйски усаживается на него, раскинув руки на спинку.

— Ты что, сам святой? Чего придолбался?

— Придолбался ты к Чонгуку, а я задал вопрос.

— А я не обязан отвечать, — цокнув, Тэхён облокотился поясницей на стол, закинув ногу на ногу в районе лодыжек, и скрестил руки в недовольстве. — Зачем припёрлись?

— Дело важное.

— Это я уже понял. Какое такое важное, что не могло подождать до вечера? — раздражённо.

В кабинет заходит Чимин, держа в руках картонную подставку с двумя стаканчиками кофе. Как только он закрыл за собой дверь и прошёл вглубь, дверь открылась снова, впуская внутрь Чонгука. С четырьмя стаканчиками кофе.

— Вдоволь кофейку напьёмся, — усмехнулся Ким.

Чонгук растерянно ставит кофе на стол, не спеша снимать куртку, облокачивается спиной о стол с боковой стороны — так, что Ким не может видеть его лица — и скрещивает пальцы в замочек, устремляя взгляд в неизвестность.

— Ну, раз все в сборе, — начал Юнги, — тогда начнём. Вам с Чонгуком надо ехать в Пусан.

— Что? — морщась, Тэхён отталкивается от стола и подходит к дивану. — Зачем?

— Задание.

— Ближе к делу.

Юнги издаёт смешок, качая головой.

— Намджун попросил передать.

— У Намджуна есть язык и телефон, — перебивает Ким. — Он мог сказать сам. Не за чем было подсылать вас обоих прямо в офис, чтобы сообщить такую мелочь. В чём дело?

— С этим вопросом разбирайся с Намджуном сам, — раздражённо. — Мне сказали — я передаю. В ваши высокосемейные отношения я никогда не лез и не собираюсь. Я выполняю то, что мне поручили. Тебе это ясно? — Мин встаёт с дивана, вплотную подходя к Тэхёну, и выплёвывает последние слова ему прямо в лицо. Младший молчит. — Детали дела Чимин вышлет на почту, — отходя от Кима.

— Уже выслал, — встревает Пак, на что они оба одновременно на него поворачиваются.

— Славно. Прочтёшь всё, продумаешь, внесёшь правки, если таковые будут, и сообщишь мне. Обычная работа, Тэхён, всё как всегда, ничего для тебя сложного.

— С каких пор меня высылают в Пусан?

— С этих самых, — напрягаясь.

— Ты же не считаешь меня идиотом? — хмурясь.

— Это как посмотреть.

— Я серьёзно. С какого момента в другой город высылают меня?

— С каких пор это является для тебя проблемой? — Юнги снова закипает, а Тэхён вместе с ним, потому что ему лично ни черта не понятно.

— Да с тех самых, как Намджун строго мне это запретил, аргументируя тем, что там есть свои люди. Я, конечно, не поверил, но лезть не стал, ему видней, да и мне проще. Потому я и спрашиваю, Юнги, какого чёрта происходит?

— Все вопросы к руководству, — отчеканивая каждое слово.

Тэхён делает глубокий вдох, прикрывая глаза, и на секунду поворачивается к Чону — тот стоит в той же позе, будто впал в прострацию.

— Почему с Чонгуком?

— У тебя склероз? Я же только что сказал — все вопросы...

— Всё, я понял. Ну ты и…

— Кто?

— Мудлан, — Тэхён разворачивается и подходит к двери. — Пойдём, Гук-и, нас ждут великие дела, — подмигнув Юнги, вызвав у второго закатывание глаз, он выходит из кабинета, останавливаясь в нескольких шагах ждать младшего. — Всё нормально? Ты какой-то бледный.

— Да.

— Не убедительно. В чём дело?

— Поехали уже, — и шагает по коридору, не дожидаясь Кима.

— Чонгук, на тебе лица нет, — догоняя. — У тебя упал сахар?

— Хоть что-то у меня, блять, упало.

Тэхён хмурится ещё сильнее, неосознанно опуская взгляд вниз. А брови в этот момент очень даже осознанно ползут вверх. Он бы даже засмеялся, если бы полумёртвое лицо Чонгука не выедало своей белизной глаза.

— Я не уверен, что у меня есть сахар в бардачке.

— Я приехал на своей машине. У меня там сок.

— Морковный?

— Придурок.

Теперь Тэхён смеётся, беря Чонгука под руку, чтобы подхватить того и не дать упасть, в случае чего. То, как Чонгук дрожит, чувствуется очень отчётливо.

* * * * *</p>

— У меня для тебя кое-что есть, — Тэхён отстёгивает ремень и выходит из машины.

Стоянка ожидаемо пуста. Напротив — та самая забегаловка. На заднем сидении валяются несколько пустых пачек яблочного сока.

Чонгук даже успел соскучится по этому району: тихому, безлюдному, одинокому и совсем забытому. Не успев разинуть рта, как Тэхён обратно садится в машину, держа в руках огромную коробку, накрытую чёрной тканью.

— Это что? — хмурясь.

— Возьми, — Ким заговорщически улыбается, отдавая предмет Чону в руки. Под тканью послышалось шуршание.

— Там что, змеи? — беря коробку.

— Нет. Хотя идея супер, — улыбаясь во все тридцать два, Тэхён внимательно смотрит за реакцией, пока младший снимает ткань и, упёршись нечитаемым взглядом в нечто, замирает. — Ну как? Нравится?

Чонгук поднимает взгляд на Кима, долго и странно смотрит в глаза, затем опускает на клетку, которую держит в руках, и не может вымолвить и слова.

В клетке, дёргая носиком и жуя соломку, сидит кроль. Обычный, живой, самый настоящий кроль. Белый с коричневыми пятнами на спине и очаровательно розовым носом. Тэхён силится не завыть от умиления. Они чертовски похожи, мелькает в голове.

— Это что? — повторяя вопрос.

— Вопрос глупый, не думаешь? — Ким кусает нижнюю губу, бегая глазами то по кролю, то по Чонгуку. Младший молчит, устремляя взгляд в животное. — Его зовут Роберт.

— Самое заурядное имя для кроля.

— Пойду возьму кофе, — и Тэхён выходит. Не то, чтобы он обиделся или расстроился, — чего он вообще ожидал? — но реакции хотелось другой. Он бы даже с радостью послушал чоновы крики возмущения, только не это взгляд, по которому ничего прочесть невозможно.

Чонгук остаётся в машине. Открывает клетку, просовывает руку, давая понюхать и познакомиться, затем берёт Роберта в руку и, достав из клетки, прижимает к груди, второй ладонью поглаживая уши. Кролик сидит смиренно, забавно поедая свои лакомства.

Тэхён возвращается быстро. Остаётся на улице, поставив два стаканчика с кофе на капот. Сам облокачивается поясницей, достаёт сигарету и закуривает, пуская кольца белёсого дыма. Тот растворяется в воздухе, оставляя после себя эфемерное облако сгустившихся туч над головой.

Чон вздыхает, кладёт кроля обратно в клетку и, взяв её с собой, выходит на улицу, ставя ту на капоте позади себя и беря стаканчик с кофе.

Тэхён в глаза не смотрит. Отпивает кофе, делает затяжку, и так несколько кругов подряд. Никто тишину не разбавляет. Только Роберт шумит в опилках, жуя свою соломку.

Через ещё несколько неизменных кругов, Тэхён выкидывает сигарету на землю, притаптывает носком, делает глоток кофе, ставя стаканчик, и достаёт кролика из клетки.

— Не понравился, — утверждая.

— Тэхён, послушай, дело не в этом, — Чонгук забирает кроля к себе на руки, поглаживая по голове. — Это было… неожиданно.

— Да, я понял, — Тэхён достаёт ещё одну сигарету и снова закуривает. — У Сокджина завтра день рождения. Ты тоже приглашён.

— Знаю. Думал не идти.

— Это не твоё.

— Что?

— Думать.

Чонгук издаёт смешок, опуская взгляд на Роберта. Пальцы приятно щекочет мягкая шёрстка, вызывая на лице улыбку.

— Когда ты играл в последний раз? — вдруг спрашивает Чонгук.

— Что? — Ким хмурится, пытаясь оттянуть время, когда на поставленный вопрос придётся отвечать.

— На фортепиано, — уточняет очевидное Чон.

Тэхён нахмурил брови, всем видом показывая, что этот разговор окончится так же внезапно, как и начался.

— Не думал, что у тебя есть больные темы, — тихо добавил Гук.

— Я что, по-твоему, не человек? — попытавшись выдавить усмешку, Тэхён тушит сигарету и отправляет её вслед за предыдущей.

— И всё же.

Ким долго молчал.

— Лет в семнадцать. Не вспомню точно, это было ещё в школе.

И снова тишина. Чонгук терпимо ждёт продолжения.

— Отец разбил мой инструмент. С тех пор я не играл.

Чонгук, всё это время смотрящий в профиль старшего, напрягся и тяжело сглотнул, надеясь, что это не звучало слишком громко.

— Спросишь почему? — смешок. — Да если бы я только знал, Чонгук. Если бы я только знал.

Помолчав ещё какое-то время, Тэхён тяжело вздыхает и решается продолжить. Слова потоком льются из его рта и он молится, чтобы потом не пожалеть об этом. Эти раны всегда будут болеть. Как бы Тэхён не отрицал этого.

— Я пришёл со школы и застал его, когда он в дребезги разбивал фортепиано. Меня никогда не ранили сильнее, чем тогда. Все побои, что наносил мне отец, ничего из того, что он со мной делал, не было таким ужасающе болезненным и разрушающим, как это. Никакие синяки и ссадины не болели так сильно, как то, что болело внутри. По ночам я задыхался от отчаянья, а потом устал. Просто устал и всё. И сейчас я такой, потому что не смог бы по-другому. Возможно, я плохой человек. Но я плохой не просто так. Хотя это меня, конечно же, не оправдывает.

— Ты не плохой, Тэхён, — едва слышно. — Ты хороший человек, с которым произошло много плохого, — закончил Чонгук, перебирая пальцами шерстку Роберта, который смиренно сидел у него на коленях.

— Звучит ванильно, — фыркнув.

— Сказал человек, подаривший мне животное за просто так.

— Что в этом хорошего? Ты не слишком рад.

— Просто я в душе не ебу, что с ним теперь делать.

— Кормить, поить и любить, — протянув руку к кролику, он легонько погладил его шерсть, невесомо задевая пальцами тыльную сторону чонгуковой ладони.

— А что на счёт тебя?

— М?

— Тебя третий пункт тоже касается?

Тэхён перестаёт улыбаться, убирая руку от кроля. Чонгук садит того в клетку и пододвигается ближе к Киму, накрыв ладонь Тэхёна своей, и наклоняется к уху, не замечая того, как старший напрягается и едва заметно выгибает брови.

— Хочешь, я буду любить и тебя? — шёпотом в самое ухо.

Тэхёна прошибает током, но он героически держится, пытаясь не сойти с ума от горячего дыхания и ладони, накрывающей его собственную.

— Не спрашивай такое, — поворачиваясь к младшему.

— Почему?

— Никогда не спрашивай, Чонгук. Просто люби.

И целует. Тягуче, нежно, требовательно. Целует до бликов перед глазами, до нехватки воздуха, до ломоты во всём теле. Целует до покалываний в пальцах, до шума в ушах и криков в голове.

Целует, оттягивая волосы на затылке; сжимает ладонь Чона в своей до неслышимого хруста.

Целует до бесконечности долго. Чонгук забывает, что существует, забывает, что надо дышать. Тэхён забывает обо всём на свете, пока Чонгук нетерпеливо отвечает на поцелуй, и хрипло стонет, стоит младшему прокусить его губу.

— Это месть? — отстранившись, спрашивает Ким.

— Достаточно сладкая?

— Лучше и не придумаешь.

Ясное небо, усыпанное звёздами, открывает вид на луну, что пляшет своим томным светом на их лицах. Ветер путается в волосах, соревнуясь с ладонью на право обладать. Никакие звуки города не долетают до ушей.

На свете нет и не было более прекрасного момента, чем этот. Тэхёну хочется взвыть от переполняющих чувств — они льются через край, затапливая всё вокруг, накрывая волной и Чонгука тоже.

И они тонут.

Мучительно-сладко утопая в нежности и безмолвном «люблю».

Тэхён впервые счастлив.