Глава 30. Честь мундира (1/2)
Он жив.
Живой.
Возможно, ранен. Но живой.
Грудь сдавило от непрошенных слез. Совсем недавно надежды на встречу не существовало, сама мысль повстречаться вновь казалось нереальной. Если вселенная хочет их свести, то зачем развела ранее? Им предначертано пройти войну рука об руку, преодолеть все невзгоды вместе?
Или же это обычное стечение обстоятельств? Что, если ему суждено умереть у неё на руках, а ей сгнить в одном из лагерей?
Время тянулось так медленно; Анне казалось, оно вовсе остановилось. Никто не приходил. Можно было подумать, о ней забыли, если бы за дверью переодически не раздавалось покашливание.
План. Необходимо придумать историю. Конечно, обвинения Штольмана она станет отрицать. Как поведёт себя Райхенбах? Что с ним будет? Когда-тоАнна грозилась носить ему передачки и обещала смертную казнь; тогда она и представить не могла, какие чувства в будущем будут обуревать её от подобных мыслей.
Нет, он не может сгнить в лагере.
Лязгнул замок. Открылась дверь. Анна поднялась с пола, не чувствуя ног.
Штольман стальной хваткой вцепился в руку и потащил наружу.
– Я сама дойду. Пустите!
– Не дергайся! – прорычал полковник и сильнее сжал руку.
Анна вскинула голову, и он увидел в голубых глазах гнев и решимость.
– Так-то вы возвращаете долг?
– Долг? Смеете говорить о долге?– Я и моя подруга спасли вам жизнь.
– Кстати, где она? Отправилась в другую часть?
Анна сцепила зубы. Неблагодарный. Из всех людей она спасла именно его! Штольман шёл так быстро, что Анна еле за ним поспевала, он буквально тащил за собой, не обращая внимания ни на ледяной ветер, ни на моросящий дождь, ни на взгляды окружающих.Ноги застревали в грязи. Волосы растрепались. От быстрой ходьбы Анна раскраснелась, сбилось дыхание. Штольман вёл к дому, возле которого уже образовалась толпа.
Вдруг солдаты загудели. Оживление поползло по рядам, начиная от тех, что стояли ближе к дороги.Из машины вывели немцев. Анна никого не узнала. Она никогда раньше не видела этих мужчин. Они все примерно находились в одном звании, что и Райхенбах. Это были те командиры, которые не покинули своих солдат, не бежали на самолётах. Они шли друг за другом. Среди них не было Райхенбаха.
Она испытала облегчение, слабая улыбка успела скользнуть по губам. Быть может, его не взяли в плен и Штольман ошибся? В следующую секунду из машины вышел Райхенбах. Поправив ворот куртки, он обвёл взглядом все вокруг и повернулся к своим. Анна побелела. Штольман, заметивший это, уже мог бы не проводить никакого расследования.
Райхенбах заложил руки за спину и смотрел прямо перед собой; он ни с кем не пытался заговорить и, казалось, ему абсолютно безразлично происходящее вокруг.
Штольман крепче сжал запястье и потащил Анну через толпу. Брожение в рядах солдат привлекло внимание бригадефюрера. Он повернул голову и увидел Анну. На долю секунды его брови дрогнули, и пролегла морщинка. Затем Райхенбах перевёл взгляд на Штольмана и уже больше не сводил с него.
– Кто из вас, – громко заговорил Штольман на немецком, – командир Второй танковой дивизии?
Два генерала выразительно кинули взгляд на Райхенбаха, однако тот уже сам ответил с тонкой улыбкой, напоминавшей насмешку:– Чем могу быть полезен?
– Вы кое-что оставили у нас. Это ваше.
С этими словами полковник толкнул Анну к бригадефюреру, а тот в свою очередь, вскинув бровь, наградил таким презрительным взглядом, будто ему под ноги кинули мерзкого жука.
– Что это? Не понимаю.
– Ваша шпионка. Вы, конечно, станете отрицать.
– В немецкой армии хватает бравых разведчиков, мне незачем прибегать к помощи трусливых советских медсестёр.
Анна не понимала, о чем они говорят. Она следила за выражением лица Райхенбаха, за его интонацией, но он был до невозможности спокоен. Казалось, ни что не выведет его из себя, тогда как Штольман терял остатки терпения. Он указал рукой на Анну. Райхенбах, лениво проследив взглядом, лишь пожал плечами.– Солдаты! – прогремел вдруг Штольман. – Перед вами предательница. Эта женщина перешла на сторону врага. Она участвовала в сговоре.
Анне понадобилось время для осознания, что говорят о ней. Два лица стояли перед глазами: озлобленное полковника и невозмутимое генерала СС. Конечно, он не станет спасать, в очередной раз рискуя своей жизнью. Он и так сделал слишком много для неё и не его вина, что она не сумела справиться с поставленной задачей.
– За переход на сторону неприятеля, за измену Родине...Слова звенели в ушах. Если бы живы были родители, они сгорели бы со стыда! Их дочь, любимая, умная дочь, обвинялась в измене.
– Вы приговариваетесь к расстрелу, – чеканил Штольман. – Приговор будет исполнен неме...– Что за чушь, – на чистом русском вдруг сказал Райхенбах и поморщился.
Все взгляды обратились к нему. Воцарилась звенящая тишина. От изумления Штольман забыл прикрыть рот. Весь вид немецкого генерала говорил, как ему надоела вся эта галиматья с несуразным Штольманом в главной роли. Будь его воля, он бы уже спустил курок, но, к сожалению, его предусмотрительно разоружили.
Анна смотрела на Райхенбаха широко распахнутыми глазами. Краска схлынула с лица. Губы побелели. В глазах на мгновение потемнело. Ей послышалось? Возможно, сказанное прозвучало на английском?
Штольман, глядя в упор на генерала, сделал два шага вперёд.
– Понимаете и говорите по-русски?– Что вас удивляет? Цивилизованный человек, по-вашему, может говорить только на одном, родном, языке? – на русском, без намёка на акцент, парировал Райхенбах.
– Меня удивляет заступничество гитлеровца. Впрочем, вы лишь подтвердили догадку. – Штольман обратился к одному из солдат: – Приговор привести в исполнение сейчас же. Живо!
Анну схватили. Леденящий душу крик вырвался из груди. Ей было не справиться с тремя мужчинами, вырываться не имело смысла. В последний раз, через плечо, она глянула на Райхенбаха. Он не отводил от неё горящих, антрацитовых глаз.
– У вас нет таких полномочий, – сказал он, обращаясь к полковнику, резко. – Выобязаны доложить командующему.
Хватка ослабла; солдаты остановились.
– Думайте лучше о себе. Вам предстоит допрос. Что встали? Расступись.
– Товарищ Штольман, – вмешался Коробейников, – не повременить ли?В этот момент Анна вывернулась, выскользнула из рук и устремилась к Райхенбаху. Заметивший это Штольман, бросился вперёд и замахнулся. Райхенбах успел заслонить собой – удар кулака пришёлся ему на предплечье. Те генералы, до которых доходили слухи о связи с какой-то военнопленной, наконец, поняли, что здесь происходит и исподлобья переглядывались меж собой.
Анна инстинктивно спряталась за Райхенбаха и прижалась лбом к его спине. Ей казалось, такая скала, как он, никогда не будет сломлена. Даже перед угрозой расстрела.
Толпа растерянно смолкла, а затем загудела ещё громче.
– Предательница! Расстрелять! Под трибунал ее!Крики летели отовсюду.– Сейчас же отойдите, – задыхаясь от раздражения, велел Штольман. – Отойдите, или я отдам приказ применить к вам силу.
Толпа начала сжиматься вокруг них. Идти против разъярённой толпы – какое безрассудство!
– Если девушка виновна, это установит военный трибунал и вынесет своё решение. У вас, повторяю, нет таких полномочий.
– Вы забываетесь. Вы такой же пленник, как и шестьдесят тысяч немецких солдат. У вас нет права голоса.
– Я – генерал немецкой армии и командующий Второй танковой дивизией СС. Мой голос, будь я хоть в плену, хоть во главе армии, значит многое.
– Все эти регалии, – полковник приблизился, – больше ничего не значат. Погоны на вас теперь лишь украшение. Взять девчонку!
Он почувствовал, как Анна за его спиной сжалась и пальцами вцепилась в рукава куртки. Вот почему он не женился и не обзаводился детьми. Либо служба, либо тихая семейная гавань. Тот, кто пробовал совместить, лишался всего.– Вы что-нибудь слышали о чести офицера?– Не вам говорить о чести!О, нет. Кто, как не он, был верен чести своего мундира? Разве не он отдал годы, положил жизнь на алтарь своей Родины?
– Мне жаль вас, – произнёс Райхенбах громко. – Вы так торопитесь с расстрелом, что закрадывается мысль, не причастны ли вы к чему-то позорному, о чем знает, например, эта девушка и, соотвественно, может донести?
По быстрому, нервному взгляду топтавшегося рядом лейтенанта, Райхенбах понял, что попал в цель. Однако вывести на чистую воду Штольмана, в котором чувствовался достойный соперник, пока не представлялось возможным.
– Так, по крайней мере, может решить ваше командование, – продолжал бригадефюрер. – В военное время чего только не случается.
– А что решит ваше командование? Мне кажется, – полковник понизил голос, – очевидное стремление спасти ей жизнь может погубить вашу.