Глава 28. Между адом земным и раем (1/2)

Это был вечер 16 февраля. За окном давно стемнело. Анна сидела как на иголках и ждала возвращения Райхенбаха с переговоров. Немцы планировали прорыв. Советская армия окружала противника. Сегодня она сбежит.

Бригадефюрер пришёл через полчаса и наглухо затворил дверь. Анна поторопилась занавесить окно.

– Одевайся.

Райхенбах вытащил вещмешок, в котором лежала советская форма, и поставил на стол. Дрожь бежала по пальцам, и те отказывались слушаться – кое-как Анне удалось застегнуть пуговицы на куртке. Она тянула время, понимая, как дорога каждая минута. Он разжевал план побега от и до, предоставил компас и карту, пообещал довезти до линии фронта. День, когда немцев возьмут в котёл, должен был стать днём её побега, и он настал.

– Поторопись.

– Если уйду, что будет с вами?

Он, неожиданно развернувшись, чуть не сбил с ног, так близко она подошла.

– За меня не беспокойся.

Анна стояла в немецкой форме. Они договорились, что в советскую она переоденется уже в машине. Толстую косу переплела голубой, аккуратно отрезанной тканью.

– А если что-то случится? Если раскроют?– Сделаешь, как я тебе сказал. Никто ничего не узнает.

– Я для своих предательница.

– У тебя есть шанс выжить. Плевать, что будут говорить другие! – Он сжал ее за плечи, заставляя посмотреть в глаза. – Они не были на твоём месте. Не им судить о твоих поступках.

Райхенбах замолчал, переместил взгляд на косу и поправил ленту. Пальцы скользнули по волосам.

– Скоро ты вернёшься домой. Здесь тебя ждёт смерть. Я не смогу защищать вечно.

Он убрал руку и отошёл. Как он планировал её провезти прямо под носом у немцев? Другого пути, как довериться, не было, да и не того боялась Анна – она мучилась от мысли, представляя, как предстанет перед солдатами, хватит ли духу посмотреть в глаза?

Машина стояла во дворе. Анна села назад. Райхенбах все предусмотрел – рядом ни одного солдата. Время было выбрано подходящее, тёмная ночь играла на руку. В вещмешке помимо одежды лежали еда и вода. Еда могла понадобиться в случае, если Анна забредёт не туда, и расстояние увеличится, чего, она наделялась, не произойдёт. Рука продолжала болеть, тем более что повязку пришлось снять, дабы не вызвать лишних вопросов у советского командования. Прохладный воздух коснулся обнажённой кожи, стоило снять рубашку. Гимнастерка пришлась по размеру, штаны тоже. Шинель оказалась большевата в плечах, а сапоги... сапоги идеально подходили! Те сапоги, что носила Анна до плена, были больше на два размера, ноги постояло были стёрты в кровь. Достать сапоги своего размера считалось большим везением. Где Райхенбах ухитрился достать обмундирование по размеру? Она заметила, как он посматривает на неё в зеркало дальнего вида, и улыбнулась.

– Тебе идёт, – сказал Райхенбах, увидев на голове шапку-ушанку.

– Вы не видели меня в берете.

– В берете ты была бы похожа на француженку, – стрельнул он глазами.– Вы были в Париже?

– Конечно.

– Где ещё?

– Во многих городах и странах. В твоём возрасте я много путешествовал.

– Что насчёт моей страны? Были здесь раньше?Ему потребовалось время для ответа, что не укрылось от Анны.

– Да, – коротко сказал он и задал вопрос: – Где бы ты хотела побывать?

– В Берлине. Со Знаменем Победы.

– Ну, конечно, – усмехнулся Райхенбах. – Тебе бы там понравилось.

– На какой улице вы живёте?

– Навестила бы меня?

– Так на какой?– Или наоборот, попросила бы разбомбить дом?

Анна отвернулась к окну, скрывая улыбку. Она бы не отказалась побывать в его холостяцком жилище. Интересно, какой у него дом? Он живет в квартире? Сколько комнат? Какая обстановка? Есть ли прислуга? Скорее всего, да. У такого человека просто не может не быть домработницы, тем более, в его отсутствие кто-то должен присматривать за домом.

– Я жила в городе, – вдруг произнесла Анна. – Когда началась война и отца с дядей призвали, мы с мамой уехали в посёлок. Город оккупировали, потом дошли до посёлка. К тому времени... я ушла на фронт, – Анна смахнула слезы, продолжая смотреть в окно. – Мама осталась одна... письмо... я получила...– Не продолжай, – прервал Райхенбах.

Она не думала рассказывать, она хотела лишь рассказать о городе, в котором жила, выросла, училась, а рассказала то, что не говорила даже Нине.

– Война, – заговорил Райхенбах после минутного молчания, – это всегда смерть и потери. В войне нет ничего хорошего. Женщины не созданы для войны.

Яркий свет фар ослепил. Анна обернулась и увидела машину.– Вниз.

Она послушно легла и накрылась тёмным пледом, молясь, чтобы автомобиль проехал. Машина поравнялась. Шефер знаками показывал остановиться. Ехать дальше невозможно, оставалось рискнуть. В конце концов, у инспектора нет оснований, а главное полномочий задерживать.

В зеркале дальнего вида Райхенбах увидел, как остановилась в нескольких метрах машина, вышел Шефер, а за ним офицер. Второй остался за рулём. Райхенбах приспустил боковое окно.

– В чем дело, инспектор?

– Обычная проверка, герр генерал.

– Вот как. Мне показать документы?

– Ну, что вы, – улыбнулся Шефер. – Не могли бы вы открыть багажник? Всего-то мера предосторожности.

– Господин инспектор! Что вы о себе возомнили? – Бригадефюрер презрительно скривил губы.– Для нас всех будет лучше, если вы разрешите провести осмотр, – с улыбкой, по привычке наклонив голову, ответил Шефер.

– Осмотр? – заскрежетал зубами Райхенбах. – Меня в чём-то подозревают?

– Разве вы сделали что-то, в чем вас можно подозревать?

Заговорить Шефера не получится. Взять и уехать нельзя – не тот случай устраивать перестрелку на скорости.

– Не дергайся, – стараясь как можно меньше шевелить губами, тихо проговорил Райхенбах, после чего Анна услышала, как хлопнула дверь.

– Куда вы направляетесь? Впереди только враг.

– У меня тот же вопрос к вам.

Шефер усмехнулся, посвятил фонариком в окно.