Глава 5. Барышня (2/2)

– Почему вы со мной делитесь?Райхенбах скользнул по ней взглядом и достал портсигар.

– Не курю.

– В самом деле? На войне все курят. Как хотите. – Он убрал обратно. – Вы пытались сбежать.

– Нет, – соврала она.

– Я не спрашивал. Знаете, даже если бы вам удалось сбежать и набрести на своих, вас бы расстреляли. – Он повернулся к ней с небрежной улыбкой. – Вы были в немецком плену и смогли выжить. Значит, вы предали родину.

– Нет, я...

– Разумеется. Мы с вами знаем, что все ночи со мной вы до утра по памяти пересказывали труды Маркса и Энгельса, а также письма Ленина, но, боюсь, вам не поверят.

– Я спала с вами всего два раза.

Райхенбах хрипло рассмеялся, и только тогда Анна поняла всю двойственность фразы.

– Вы поняли меня, – вспыхнула она.

– Но ведь это можно легко исправить.

Анна побледнела. Райхенбах снова засмеялся.

– Так правда, что о вас говорят.

Он перестал смеяться и с интересом прищурился.

– И что обо мне говорят?– А вы не знаете?– Готов послушать, тем более, моему самолюбию льстит то рвение, с которым вы собирали обо мне слухи.

– Называют чудовищем, – у Анны крутилось на языке другое слово, но она посчитала его чересчур резким.

– Вы согласны?– Вам интересно мое мнение?– Мне интересно, насколько вы подвержены чужому.

– Важно, что скажете вы, а не я.

Бригадефюрер оказался рядом, и Анна сделала шаг назад, что не осталось незамеченным.

– Важно понимать, какой смысл вы вкладываете в это слово.

– Здесь нет двойного смысла.

Его губы дрогнули в насмешке, он провёл пальцем вдоль её подбородка, отчего все тело словно сковало льдом.

– Двойной смысл есть во всем. Взять хотя бы нас с вами. Ради чего вы воюете? Только не говорите про мирное небо над головой, – быстро добавил он, заметив, с какой решительностью Анна захотела дать ответ.

– Ради своей страны, своих детей.

– Они у вас есть?

– Будут. И они будут свободными, будут жить на своей земле. Если выживу, – добавила Анна.

Он поморщился.

– Боже, свобода, земля... В вас говорит дочь крестьянина. Как это...– Наивно? – перебила она.

– Предсказуемо, – ответил немец и отстранился.

– Может быть. – Он приподнял бровь, ожидая объяснения. – Вот только почему вы назвали меня крестьянской дочерью?На секунду в глазах загорелось любопытство.

– Лавочника? Или я говорю с дочерью разоренного купца I гильдии?

– По-вашему, я не могу быть дочерью дворянина? – Анна весело улыбнулась.

– Дворянина? – бригадефюрер пристально её оглядел. – Чушь. В вас нет ни грамма от барышни.

– Знавали много барышень?

Он промолчал, продолжая всматриваться в черты лица, словно увидел Анну впервые. Она усмехнулась, довольная его сомнением.

– Ваш отец не принадлежал к высшему сословию.

Анна лишь пожала плечами.

– Вы правы, но он принял революцию душой и сердцем.

– Мало того, принял, так сумел выжить.

– Родину не выбирают.

– Очень высокопарно. Кто вас надоумил или так вопит молодость, ma chère?

– Вы бы предали родину?

Уголки губ приподнялись в насмешке.

– Должен заметить, что в палитре красок помимо белого и чёрного существуют другие цвета.

– Добро всегда будет добром, а зло носит исключительно негативный оттенок. Здесь нет двойных смыслов.

Он смотрел на неё очень внимательно, словно хотел понять, действительно ли она верит в сказанное.

– Заметил, от голода у человека мутнеет рассудок. Полагаю, границы добра и зла устанавливаете вы сами?

Анна нахмурилась. Она понимала, что её попытки переубедить его окажутся тщетными, и желание спорить пропало, однако не попытаться оставить за собой последнее слово, не могла.

– Что для вас война?

– Я должен выбрать из белого и чёрного?

– Предали бы Германию, оказавшись в плену?

– Что вы понимаете под предательством? Ношение вражеской формы?Анна покраснела против воли, но продолжила смотреть в лицо.– Сотрудничество.

– Стало быть, вы предательница.

– Нет, я...– Да. Вы сотрудничаете со мной. Я оставил вас в живых, и взамен вы спасаете моих людей. Едите наш хлеб, носите нашу одежду. – Разговор принял другой оборот. – Если вы попадёте к своим, то они не станут разбираться с каким стыдом и волнением, превозмогая внутреннюю борьбу, вы съели первый немецкий завтрак. – Он сократил между ними расстояние. – Я окрасил вас в чёрный цвет по вашей логике. – Его тяжелый взгляд прожигал насквозь. – Я же не вижу ничего дурного в спасении собственной жизни. Она у нас одна, Анна Викторовна. Если вы можете выжить, спасая немцев, почему нет? В конце концов, вы не раскрыли стратегических замыслов Красной Армии и не убили ни одного советского солдата.

– Вы оправдываете предательство, – еле слышно отозвалась Анна.

– Я оправдываю ваше сотрудничество. Женщина не создана для войны. Хранительница очага, муза, мать... Вам пришлось защищать свой дом, видеть смерть. Вы напуганы.Подул ветер, и Анна вздрогнула от холода или от его неожиданного прикосновения к пальцам? Она почувствовала гладкую кожу его перчатки. Райхенбах склонился и прильнул тёплыми, сухими губами к её замёрзшей руке.

– Анна Викторовна, – сказал он на прощанье, выпрямившись, и улыбка искривила губы.

Она медленно кивнула и проводила взглядом его подтянутую фигуру, следя за каждым движением, пока он не скрылся за деревьями.

В полдень Вторая танковая дивизия СС выдвинулась на подкрепление.