Глава 5. Барышня (1/2)

Прошло четыре дня с их последнего разговора. Той ночью Анна видела Райхенбаха в последний раз. С тревогой она ждала следующего вечера, и когда солнце скрылось за горизонтом, она сидела, затаив дыхание, и вздрагивала от каждого звука. Было непонятно, что её так пугало – встреча с ним или его контроль над ситуацией? Она совершенно не знала этого человека и не понимала, чего от него ждать, и эта неизвестность страшила. Но за ней не пришли, не пришли и на следующий вечер, и последующий.

Заканчивался очередной длинный, пасмурный день. В животе было пусто. Закусив губу, Анна сидела, склонившись над одеждой, и втыкала иголку с ниткой.

– Что ты делаешь?– Ушиваю штаны, не видно?

– Честно, шьёшь ты так же, как зашиваешь раны.

– Не правда, мои швы всегда ровные! Это ты зашиваешь, будто до войны была мясником.

Нежинская спустила ноги на пол.

– Тогда мне нечего удивляться, ведь всему тебя научила я.

– Перед отправкой на фронт я окончила курсы, – напомнила Анна, одарив Нину сердитым взглядом.Та достала из заначки сухари и захрустела, снова прислонившись спиной к стене. Немки сидели полукругом и что-то бурно обсуждали. Они почти не замечали их, лишь делились едой ровно столько, сколько хватало не умереть с голода, но благодаря Нежинской у них вот уже второй вечер подряд имелось что пожевать. Анна старалась не думать, каким способом Нина добывала эти крохи.

– Держи, – она протянула ей сухарь, – тебе ещё мои штаны штопать.

– Хочешь об этом поговорить? – аккуратно спросила Анна, беря еду.

– Нет, – отрезала Нежинская и на время воцарилась тишина, прерываемая монотонным хрустом с двух сторон.

Анна уколола палец и отдёрнула руку.

– Как продвигается?

– Долго будешь подшучивать?

Нежинская отряхнула руки и подсела.

– Ты так и не рассказала. – Анна склонилась над штаниной. – Что между вами?

– Он хотел поговорить.

– Это я слышала. – Нина приблизилась и сжала руку Анны. – Не забывай, кто он. Он убьёт тебя, как только ты станешь бесполезна.

– Я всегда помню. – Она помолчала и тихо спросила: – Нина?– Да?– Для нас все кончено?

– Кончено будет, когда твой труп даже не потрудятся закопать.

– Ты видела хотя бы одного, кому удалось сбежать из немецкого плена?

– Нет. Но я слышала о таких.

Анна вскинула голову и с надеждой посмотрела.

– Правда?

– Да. Пообещай мне...– Все, что угодно!

– Никогда не соглашайся, пока не узнаешь, что тебе предлагают, – раздражившись, ответила Нежинская. – Если тебе...– её голос дрогнул, – если тебе удастся выжить...ты будешь помнить меня...У Анны увлажнились глаза. Она потянулась, чтобы обнять, но вспомнила о неприятии Ниной всех этих нежностей.

– Даю слово.

– Спасибо.

– А ты...будешь меня помнить?

– Тебя попробуй забудь, – хмыкнула Нежинская. – И принесла же его к нам нелегкая.

– Он пока не успел себя проявить.

– Он оборонял реку Миус.

– И мы все равно взяли этот рубеж.

– Какой ценой... я не спала два дня – не отходила от раненых.

– Казалось, ещё чуть-чуть и я сойду с ума, – продолжила Анна, и Нина согласно кивнула.

– А помнишь...– Да...Их взгляды встретились, и Анна, поколебавшись, обняла Нежинскую, а та положила голову ей на плечо.

В землянку зашёл солдат, и девушки сжались. Немки обернулись, Катрина что-то сказала и вернулась к разговору. Нину забрали в очередной раз.

Анна шила, не отвлекаясь ни на что вокруг. Она всегда дожидалась её, как-то просидела до семи утра, не сомкнув глаз. Вот и сейчас уже давно все спали, и она лежала с закрытыми глазами, укрывшись курткой. В землянке было так тихо, даже неуютно. Этой ночью почти не стреляли.

Нежинская вернулась под утро, и Анна сразу подскочила. Как обычно, Нина оттолкнула её и залезла под куртку, свернулась калачиком. Когда же Анна попыталась погладить по плечу, та дернулась и послала её к чёрту.

Анна покинула землянку, не в силах там находиться. Она никак не могла помочь Нине или же облегчить её страдания. Да и что она могла сделать? Сказать ?все хорошо? или ?все будет хорошо?? ?Мы вместе, мы живы? – совсем не то, что хотела слышать Нина, да и хотела ли она сейчас что-то слушать?

Начинался рассвет. Ледяной октябрьский ветер трепал выбившиеся пряди. Распустив по дороге волосы, Анна заплетала их вкосу. Немцы не обращали на неё внимания, разве что только единожды кто-то свистнул вслед. Она уже не боялась ходить одна, все, кто были в радиусе нескольких сот метров, знали её и почему-то не трогали, тогда как Нину задирал каждый, пока один из штурмбаннфюреров не приметил для себя. Сейчас же и подавно всем было не до неё.

Анна поежилась от холода и спустилась к берегу. Это было единственное уединённое место, которое она открыла для себя на второй день пребывания. В первый раз она забрела сюда случайно, петляя между землянками. Небольшой выступ, сокрытый деревьями. Она раздвинула руками ветви и замерла. У воды, к ней спиной, на её любимом месте стоял бригадефюрер. Спутать было невозможно. Он стоял ровно, с офицерской выправкой, и оглядывал Днепр. Вдали послышались одинокие выстрелы, а он лишь задумчиво сделал очередную затяжку. Анна ступила назад, прикидывая свои возможности покинуть территорию незамеченной, как Райхенбах произнёс:– Анна Викторовна.Вот так двумя словами была пресечена попытка к бегству. Нехотя пришлось выйти из своего укрытия. Деревья скрыли их от посторонних глаз, будто отделив от мира, погрязшего в жестокости и крови.

– Как вы догадались?

Анна услышала, как он усмехнулся. Стараясь не издать лишнего звука, она подошла ближе, но не вровень.

– А хорошо вот так прогуляться спозаранку, не правда ли? – неожиданно мягко поинтересовался он. – Сейчас, полагаю, половина пятого. Я обычно просыпаюсь в это время. Возраст, – с улыбкой пояснил он и впервые бросил на неё взгляд. – А вы-то что? У молодых обычно в это время самый сладкий сон.

По большей части ей всегда казалось, что он насмехался над ней или специально вёл себя так, будто никакой войны нет. Всего-то немецкий офицер стоит на правом берегу Днепра и любуется природными красотами суверенного государства.

– Мне тоже не спится.

– Тяжело уснуть рядом с врагом. Приходится постоянно быть начеку, – рассуждал он. – Некоторые наши медсестры свирепее солдат.

Медсестры действительно держались отстранённо и надменно, но Анна с Ниной и не думали любезничать, поэтому вынужденное военное положение в землянке, к счастью, устраивало всех.

– Мы никогда здесь с вами не встречались, – зачем-то нарушила тишину Анна, хотя и не чувствовала неловкости из-за возникшего между ними молчания.

Его взгляд переместился с водной глади на неё.

– А вы хотели?

За дни, которые они не виделись, Анна решила, что его назначили командовать другой дивизией, потому что куда бы её не направили за это время, они ни разу не пересеклись, тогда как даже во время бомбардировки им каким-то образом удалось встретиться.

– Я только удивлена – из всех мест вы выбрали это.

Он затушил сигарету носком высокого сапога.

– Отсюда хорошо видно наши огневые точки. – Райхенбах замолчал, и Анна проследила за его взглядом – немцы ожидали в любой момент нового форсирования реки. – Упрямство – поразительная вещь. У Германии, увы, нет такого неиссякаемого живого ресурса и нам приходится считать каждого солдата. Видите, я был даже вынужден обратиться за помощью к советским медсёстрам.

– Догадываюсь, чего вам это стоило.

– Вас кормят?– Вас это волнует? – удивленно спросила она.

– Когда человек голоден, он слаб и не в состоянии нормально выполнять работу. Сегодня мы выступаем, впереди нас ждут кровопролитные бои. Сотни раненых.

– Выступаем? Но разве вы не дошли, куда хотели? К чему был тогда рывок?– Рывок...мы шли три дня, – вздохнул бригадефюрер. – На утро второго нас хорошенько потрепало и это с учётом, что дивизия снялась раньше положенного из-за донесений разведки. У меня приказ выдвинуться на подкрепление. Дивизию укомплектовали.Анна обошла его и встала напротив.