Глава 4. Попытка (2/2)
– Только если ты пообещаешь не вешать нос.
Она щелкнула ей по носу, и Нина недовольно скривилась.
Дивизия беспрерывно двигалась. Весь день они провели в пути. Ближе к вечеру медсестра угостила их консервами и дала фляжку с водой.
– Как думаешь, долго нам? – поинтересовалась Нежинская, подкрепившись.
– Едем с самого утра. Солнце село.
– Я хочу спать, – зевнула Нина и положила голову на колени Анны.
Анна сама хотела спать. Целый день в дороге утомил, она видела растянувшуюся линию солдат, когда-то ровного строя. Веки налились свинцом, и глаза закрылись.
Она проснулась на рассвете, разбуженная стоном раненого, перевязку которому делала Нина. И снова они провели день в дороге, сделав небольшой привал в полдень. Лишь к вечеру, в сумерках, Анна увидела вдалеке правый берег Днепра.
С потерями, но дивизия дошла.
Нина спрыгнула на землю, Анна зашаркала в сапогах. Линия обороны простиралась на километры. Кругом землянки, дзоты, палатки. Бессметное количество немцев. Анна нащупала руку Нины и сплела пальцы.
– А ведь вчера мы могли сбежать, – сказала Нежинская.
– Не могли.
Из грузовиков вылезали медсестры и сбивались в кучу. К ним подошла женщина и куда-то повела.– Пошли за ними.
Они шли на расстоянии и вывернули к реке. На этой части не было мужчин, женщины стирали одежду и подняли головы на приход.
Одна из медсестёр опустила пальцы в воду и отскочила. Нежинская усмехнулась и скинула куртку.– Уверена?
– Предлагаешь ходить грязной?
Под ошарашенные взгляды она сняла платье и нырнула. Ей кинули кусок мыла, по всей видимости, приняв за одну из своих. Анна последовала примеру. От ледяной воды застучали зубы, не слушались пальцы. Немки переглянулись, однако лишь немногие рискнули войти в реку.
Через пять минут они уже наскоро вытирались, дрожа всем телом. Медсестра, с которой они ехали два дня, положила перед ними два комплекта мужской одежды.
– Платья постираем, не пропадать же добру, – озвучила общие мысли Нежинская.
Они управились быстро. Медсестры старались не смотреть на них. Правда, когда их всех привели к землянкам, немки разделились на группы. Катрина, как позже узнала Анна имя той медсестры, кивнула им и зашла в землянку ещё с пятью девушками.
– Мы что же, будем жить с ними?
– Ты сама говорила – нехватка сестёр.
В землянке было сухо и тепло. Катрина, как главная, выделила одну из нар, куда девушки сразу залезли. Они накрылись куртками и наблюдали из своего укрытия за немками.
Прошло около двух часов, когда в землянку спустился солдат и, выяснив, где советские медсестры, велел выйти той, которую зовут Анна.
– Нет! – шикнула Нежинская, но Анна только мотнула головой и слезла с нар.
Её вытолкали наружу и повели вдоль землянок к блиндажу. Она не хотела думать к кому и зачем её ведут. Спрятав руки в карманы, она старалась не смотреть по сторонам, дабы не привлекать лишнее внимание. Наконец, солдат остановился возле блиндажа, отрапортовал и их пропустили.
При виде неё Райхенбах вышел из-за стола и галантно поклонился.
– Анна Викторовна, доброй ночи. – Он кивком отпустил солдата, а затем указал на скамью. – Прошу.
Анна медленно подошла и с беспокойством села.
– Позвольте. – Он помог снять верхнюю одежду. – Как вы добрались?
– Смеётесь?
Райхенбах хмыкнул и сел напротив.
– Видите ли, война лишила меня привычного общества.
– Сожалею.
– Так как вы единственная женщина, младше сорока и не побывавшая в койках моих солдат, я посчитал возможным пригласить вас за свой стол.
Анна со злостью почувствовала, как вспыхнули щеки, и поджала губы. Бригадефюрер подался вперёд, сцепил пальцы и с ухмылкой оглядел девушку.
– Вы раздели моего солдата.
– Мертвым не нужна одежда.
Он издал тихий смешок.
– Должен заметить, вам к лицу немецкая форма. Я могу распорядиться и вам выдадут униформу медсестры.
– Это ни к чему.
– Предпочитаете закатывать рукава и носить штаны на десять размеров больше? К чему этот надутый патриотизм, когда на вас уже форма солдата СС? – Райхенбах взял нож и отрезал кусок сочного мяса. – Попробуйте. Приготовлено недурно. – Взгляд темных глаз остановился на лице. – Скажете, что не голодны? Консервы из сумки эсэсовца нравятся больше?
– Чего вы хотите?
– Вы напряжены, – усмехнулся Райхенбах. – Думаешь, я собираюсь выведать секретную информацию о планах вашей армии? Ты ничего не знаешь, по крайней мере, то, что было бы мне интересно.
– Вы всегда уверены в своих силах?
– Мне казалось, разрабатывая операции, медсестёр не приглашают или постойте, Анна Викторовна, – он вдруг приподнял вилку, замер на секунду, – даже кухарка должна уметь управлять государством? – тонкие губы исказила очередная насмешка. – Ешьте. Смелее.
Анна не шелохнулась, продолжив сидеть прямо, вытянувшись как струна.
– Как вам угодно, – бригадефюрер пожал плечами, – я не сторонник насилия над женщинами, даже когда они валятся в обморок от голода и все равно отказываются есть.Анна решила, что ослышалась.
– Против насилия и устраиваете карательные операции? Убиваете мирное население, сжигаете дома.
Райхенбах прислонился к стене. В тусклом свете его чёрные глаза пугали, она не выдержала и отвела взгляд.
– Война – это всегда потери и приказы, которым нужно неукоснительно следовать.
В ней проснулось желание поддеть его:– Всегда делаете то, что вам говорят?
Уголки губ чуть дрогнули в улыбке, а глаза прищурились.
– Я всегда, – подчеркнул он, – выполняю приказы. Если каждый будет делать то, что захочет, победы никогда не одержать.
– Вы верите в свою победу?
– Я верю в победу государства на службе которого нахожусь. – Он помолчал, оглядывая её. – Так как давно вы на фронте?
– Зачем вы меня позвали?
– Поговорить.
– О чем?
– О чем, по-вашему, могут говорить мужчина и молодая, – он запнулся, смерив взглядом, – девушка?
Анна промолчала. В другой ситуации, в параллельном мире, где они не были бы врагами, она сочла бы его голос приятным. Ей пришлось признать, что её завораживало титаническое спокойствие, исходившее от него.– Отбивали Харьков?Его упрямство разговорить удивляло или это было безразличие к чужим чувствам?– Да. Приехали к нам из Италии?Бригадефюрер приподнял бровь, губы вытянулись в улыбке.
– Кто вам сказал?– Слухами земля полнится.
Он приблизился, с интересом разглядывая лицо, отчего краска залила щёки, и Анна потупилась.
– Чего вы боитесь? – мягко спросил немец и пробежал взглядом по шее, плечам, рукам. – Боитесь получить похоронку на мужа?
– У меня нет мужа.
– Тогда кого-то из родственников?– Мой отец погиб под Москвой, – глухо ответила Анна.
– Мать?– Расстреляли за пособничество партизанам.
Он ничего не ответил, и она подняла голову. Райхенбах поглаживал подбородок и задумчиво смотрел. Анна решила, что если он захочет принести свои соболезнования, то это остывшее мясо угодит ему прямо в холёное, сытое лицо.
– У вас никого не осталось?
– Никого, кроме Нины.
– Нины?Анна и сама удивилась. Так просто и честно она призналась в сокровенном. За эти дни Нежинская стала ей дороже всех на свете, на двоих они делили хлеб, воду, плед. Их страхи и надежды были так похожи, словно они смотрели в одно зеркало.
– Нас вместе захватили.
– Ах, эта та девушка, которая была с вами при обстреле? Тоже медсестра и надо полагать весьма способная, раз её оставили.
Анна вновь не ответила, на что Райхенбах хмыкнул.
– Так сколько вы на фронте? Вас ещё может удивить человеческая жестокость и напугать мучительная смерть.
– Вы наблюдали за мной?
– Порой смотреть в небо было утомительно. Не с начала войны, как ваша подруга?
Анна удивилась. Нина действительно была на фронте с лета 1941г. Отсюда и хладнокровие, и большой опыт сестринского дела.
– С января этого года.
Он кивнул.
– Вы можете спросить что-то у меня.
Анна открыта рот, чтобы сказать, как он ей неинтересен, но зацепилась взглядом за Рыцарский крест.
– За что вас наградили?
– Балканская кампания.
– Я думала, вы были все время в Италии.
– В самый решающий момент, увы, я там не был. Я покинул Италию в конце июня. Фюрер посчитал, что ситуация здесь куда сложнее.
Райхенбах ухмыльнулся, заметив, с каким вниманием его слушают. Анна хотела задать вопрос, как в дверь постучали. Бригадефюреру принесли бумаги. Он что-то сказал и посмотрел на Анну.
– Прошу простить, Анна Викторовна. Вынужден прервать нашу приятную беседу. Продолжим в другой раз. – Засим он отдал приказ офицеру, забрал листы и вышел из-за стола.