Глава 3. Отступление (1/2)

Анна пробудилась ото сна и подскочила от ревущих моторов, скрежета гусениц и отборной немецкой брани. Она подбежала к окну, желая только одного – увидеть наступление Красной Армии, однако перед глазами предстала картина сборов. По земле стелился туман, небо затянуло серой пленкой. Немцы грузили снаряжение, провиант, укладывали по грузовикам раненых. В кишащем муравейнике отчетливо выделялась высокая, невозмутимая фигура Райхенбаха. Стоя возле бронемашины, он держал какие-то бумаги, затем, не отрываясь, поднял руку и махнул. Подбежал штурмбаннфюрер. Немец вытянулся, приложил руку к козырьку. На капоте бригадефюрер развернул карту и пальцы, обтянутые тонко выделанной чёрной кожей, заскользили по отмеченным участкам.

Анна отвлеклась на шум в кабинете. Трое солдат выносили вещи командира. Она и не думала, что отступление начнётся сегодня утром, ещё вчера вытаскивала осколок из ноги парня, а сегодня дивизия снималась с позиций. На неё не смотрели, аккуратно укладывали бумаги. В коридоре сновали солдаты с ящиками. Штаб покидал здание. Она всегда была по другую сторону и, приходя на освобожденную землю, видела лишь пепел и могла только догадываться, как выглядела подготовка к отходу.

На столе лежал ломоть хлеба, два картофеля в мундире и стакан молока. Видимо, для неё. В тот момент, когда пальцы потянулись к молоку, внезапно стало тихо – немцы в немом удивлении прекратили работу, а один из них, роттенфюрер, оскалился, подлетел и схватил за локоть. Широкая ладонь взметнулась вверх, и Анна рефлекторно сжалась, но пощёчины не последовало. Она услышала голос Райхенбаха, вдруг возникшего на пороге, и открыла глаза.

Он стоял в дверях и с интересом поглядывал на разыгравшуюся сцену. Бровь вопросительно приподнялась, и роттенфюрер отступил на шаг. Между ними завязался короткий разговор. Анна бегала глазами от одного к другому. Светловолосый солдат возмущенно чеканил фразы, Райхенбах слушал с тем особым вниманием, с которым командир принимает доклад подчинённого о чрезвычайной ситуации. Наконец, он прервал пламенную речь поднятой ладонью, сказал несколько слов, и солдаты удалились, заваленные ящиками с бумагами.Бригадефюрер сцепил за спиной руки, неторопливо оглядел Анну и усмехнулся.

– Мои солдаты – настоящие невежи, – вздохнул он. – Боятся, вы их объедите, – весело продолжил Райхенбах и подошёл к столу.

Он повернулся спиной и принялся перебирать документы, которые ещё не унесли.

– Можно молока?

Райхенбах обернулся, и Анна увидела на шее Рыцарский крест с дубовыми листьями.

– Угощайся.

Он вновь отвернулся. Парное молоко всколыхнуло детские воспоминания: вот она заболела ангиной, и мама принесла от соседки литр молока, налила в любимую кружку с цветочками и Анна выпила за несколько глотков. Потом папа читал сказки, а мама лежала рядом и гладила по голове. Теперь нет ни мамы, ни папы, кончились сказки, да и она не ребёнок. А молоко? У какой семьи отобрали корову? Что с ними стало?

– Полагаю, на этом все.

Бригадефюрер задумчиво поправил фуражку с изображением орла, думая явно о своём.

– Что ты имеешь в виду?

– Имею в виду свою смерть.

Он недовольно прицокнул, вытащил из нагрудного кармана камуфляжной куртки карандаш и перечеркнул половину листа.

– Ты работоспособная, – не отрываясь, медленно ответил немец, – а я не привык раскидываться тем, что пригодится самому.

– Самому?

Он перевёл на неё взгляд холодных глаз.

– Да, ты правильно поняла, я не ошибся в формулировке. Поедешь с нами.

– Куда вы отступаете?

Райхенбах улыбнулся уголком губ.

– Любопытство – один из женских пороков.

– Нет такого порока. Осечка, Райхенбах.

Бригадефюрер вскинул брови и впервые с их знакомства в его глазах промелькнул интерес.

– Действительно, я ввёл вас в заблуждение, Анна Викторовна. Заблуждение – один из страшных пороков, вам так не кажется? – Он приблизился. – Человек может всю жизнь во что-то верить, лгать и убивать за свою веру, а потом окажется, что он заблуждался. – Он взял её за подбородок. – А какой порок кажется вам наихудшим?

– Значит ли это, что вы часто заблуждаетесь?

Райхенбах удивлённо моргнул, и Анна почувствовала, как пальцы сильнее стиснули подбородок.

– Сначала нужно решить, что для вас вера, а для меня – заблуждение.

– Моя вера исходит из вашего заблуждения.

– Разве мы решили, что я заблудшая душа? – усмехнулся немец. – Сильная вера сродни глухому заблуждению, Анна Викторовна. – Он отступил на шаг и кивнул на еду. – Приятного аппетита. У вас десять минут.

С этими словами бригадефюрер покинул комнату, вскоре пришли солдаты за оставшимися ящиками.

Анна съела картофелину, забрала вторую с куском хлеба и вышла во двор. Райхенбаха нигде не было видно, и она поспешила к палаткам в поисках Нины, но и большую часть палаток уже убрали, а те, что остались, пустовали. Она огляделась, не зная, куда идти и боясь думать о худшем. Что, если Нина мертва? Какие зверства с ней могли учинить этой ночью? Анна обняла себя за плечи, дрожа то ли от холода, то ли от страха. Она вздрогнула от сигнального гудка и отскочила в сторону, пропуская грузовик.

Вдали виднелась бесконечная шеренга танков при виде которой пробирал холодный пот. Все эти танки, сейчас мирно стоявшие, в дальнейшем должны были палить по её солдатам. Линия машин заканчивала построение. Раненые и кухня должны были замыкать строй. До неё не долетали приказы офицеров, но она могла видеть, с какой слаженностью танки развернулись в одном направлении, как тронулись машины. Анна снова была свидетелем отступления Второй танковой дивизии СС – они побеждали её с февраля 1943, вели кровопролитные бои за каждый километр, и вот теперь она вновь имеет счастье лицезреть очередное бегство ?Дас Райх?.

Последние машины покидали обжитую территорию. Немцы подожгли дом. Доски затрещали, заскрипели. Повалил дым. Огонь перекинулся на остальные избы.

Анна спрятала лицо в ладонях, не желая этого видеть. Она стояла посередине пожарища, и ветер раздувал пламя, унося с собой запах гари. Слезы обжигали щеки. Вылетели окна, и осколки обрушились на близстоящие голые яблони.Анна вскинула голову. Конструкция дома рассыпалась на глазах. Языки пламени лизнули балку, дерево протяжно застонало, надломилось и полетело вниз.

– Миронова!

Её толкнули в бок и она повалилась на землю. Балка упала рядом, полыхнул огонь. Анна закашлялась, не в силах встать, придавленная Ниной. Та приподняла голову, руками уперлась ей в грудь и встала.

– Помереть удумала? – зашипела она, подавая руку.

– Я думала, тебя убили.

– И решила в знак солидарности наложить на себя руки, благо, дом горит?

– Не могу я, Нина, не могу...– Не можешь? – Нежинская стиснула её до боли, словно хотела достучаться. – А быть изнасилованной несколькими и на следующий день спасать этих подонков, можешь? – Нина встряхнула Анну. – Что, было что-нибудь ночью? – Миронова мотнула головой. – Тогда чего ревешь? Живешь как у Христа за пазухой, ещё и кормят! – Женщина глянула на последний грузовик с ранеными, который вот-вот должен был отправиться. – Давай поторопимся, я не хочу тащиться пешком.

Анна подняла покрасневшие глаза и впервые посмотрела на Нежинскую. С разбитой губой и новой ссадиной на подбородке, темными кругами под глазами, она смотрела на неё в упор.

– Мы можем убежать сейчас.

– От них, поди, убеги здесь, – она кивнула в сторону немцев, сжигающих все вокруг. – Шевелись.

Анна взяла её за руку и побрела к грузовику.

– Еда есть?

– Да, картошка и хлеб.

Нежинская кивнула.

Они запрыгнули в машину, не встретив сопротивления со стороны медсестры и шофёра. Раненых было пять человек, и все они были без сознания.

– Не дотянут, – диагностировала Нежинская, поджав ноги.Они сидели на полу напротив друг друга и с напряжением поглядывали вокруг. Через несколько минут их грузовик нагнал остальных, и они увидели вереницу машин, а впереди танки, танки. Бесчисленное количество. Закладывало уши от скрежета гусениц, рева двигателей и гула моторов.

Анна вытащила картошину и протянула.

– Держи, позавтракай.

Нина откусила с кожурой и на мгновение прикрыла глаза.

– Только сейчас поняла, что человечество не придумало ничего вкуснее картошки!

Анна улыбнулась.

– Если мы даже растянем хлеб до вечера, завтра нам нечего будет есть.

– Надеюсь, завтра мы будем далеко от них.

– Куда мы едем?

Нежинская вытерла рот тыльной стороной ладони и выглянула из машины.

– Они стягивают силы в одну точку, да?

– К Днепру, скорее всего. У них построены там оборонительные укрепления, так что эта дивизия направляется именно туда.

– Что ещё ты знаешь?Нина поудобнее уселась.