Глава 4 (1/1)

Сигнал будильника у старого телефона был не то что бы противный, но очень и очень надоедливый. Особенно это ощущалось, когда гудки доносились из-под подушки, где тонула голова крепко спящего Петера. Если ночь можно считать вчерашним днём, то вчера он прекрасно поговорил с Тиллем и доверил ему восхитительный план по захвату сердечка девушки, чьего имени не узнал. Однако это не помешало Петеру ещё раз убедиться в своей неотразимости, перед которой не устоит ни одно женское сердце, и лечь спать с горящими от полуночных бдений в телефоне глазами. Ночью он был полон сил. Голова прямо кипела от стремления поехать искать Матильду в спящем городе. Но стоило будильнику назойливым жужжанием напомнить о том, что мечтать, конечно же, хорошо, но и на учебу вставать надо, Петер глухо застонал, поглубже закутываясь в одеяло. Ночью оно было не настолько тёплым, а тюфяк не манил полежать ещё.?Какая учёба? —?Петер недовольно сощурился на пробивавшееся через темные шторы солнце и неохотно перевернулся на бок. —?Тут даже идти совершать подвиги во имя прекрасной дамы лень! Вот поспать бы сейчас… Ещё и сон снился приятный?— будто мы с Матильдой вместе ходим по метро, держась за ручки, и её рука такая мягкая и горячая. Будильник, сука, вклинился в чудесный сон на самом трогательном моменте! Придётся в реальной жизни признаваться Матильде, что она красивая…?Петеру пришлось разлепить заспанные глаза и, выключив телефон, бросить его на соседнюю пустую подушку. Спать так же сладко не получится. Юноша потянулся до хруста в костях?— вот она, старость в восемнадцать лет?— и растянулся под тёплым одеялом. Полежать бы ещё немножко. Часик, а лучше два. Но сегодня, как назло, две лекции, а за посещение лекций ставят хорошие отметки. Болонская система, мать её дери. Прогулять никто не мешал?— мама рано уходила на работу, ушла, наверно?— но оказываться на плохом счету у преподов Петер как-то не желал. Но почему нельзя попросить приятелей себя прикрыть??Если что, Рейдар и Микаэль покричат за меня, когда начнут проверять присутствие, и лекцию запишут?— всё для меня готовы сделать,?— Петер довольно улыбнулся, обнимая угол подушки, и подумал о себе в третьем лице,?— лишь бы их обожаемый фронтмен не вылетел после первой сессии. Но подводить их?— подлость последняя. Не так уж сложно посидеть на парах. А поспать можно на лекции, если ничего интересного рассказывать не будут. Надо вставать. Но ничего же случится, если я полежу ещё полчасика? Уник близко, успею?.Теперь ничто не мешало ему досмотреть сон. Окончательно запутав одеяло, Петер почувствовал себя шаурмой в лаваше. Шаурму он очень любил. А в одеяле оказалось тепло и удобно. Глаза закрылись сами собой. Юноша и не заметил, как назначенные полчасика успели пройти в приятной полудрёме, как вдруг какое-то очень неприятное ощущение заставило его полюбопытствовать, сколько сейчас времени. Не пора ли Петеру предстать под ясные очи господина Майера, который вёл квантовую физику? —?словно спрашивал телефон своего хозяина, воззрившегося с немым ужасом в зелёный экранчик, где безжалостно светились цифры 8.00. Петер обычно вставал в семь.Он подскочил в кровати, как ужаленный, и хотя спать ему по-прежнему хотелось ужасно, бросился собираться. Пусть синим пламенем горит умывание, одевание и заботливо оставленные мамой гренки?— он опаздывает! Пиджак и рубашка лежат в стирке? Неважно, на стуле нашлась мятая-перемятая футболка?— в самый раз, чтобы столкнуться в ней нос к носу с Кульманом. Неприятные встречи Петера уже не волновали?— обматерив грозным шепотом не желающий заводиться с первого раза мотоцикл, он во весь опор понёсся по улицам, лелея надежду, что рёв мотора точно поможет проснуться. Времени, чтобы добраться до университета и не опоздать, оставалось катастрофически мало. Хорошо хоть, Майер специально опаздывал каждую лекцию ровно на четыре минуты, чтобы такие сони, как Петер, успели прийти. Благодаря пунктуальности преподавателя Петер не опоздал?— у него в запасе остались именно те самые четыре минуты. Но в аудиторию он всё равно ворвался растрёпанным, помятым и голодным. И всё ещё сонным. К счастью, на Кульмана он не напоролся. Тогда утро однозначно стало бы добрым.Рейдар и Микаэль, пришедшие гораздо раньше, с молчаливым недоумением смотрели, как их вокалист в чёрной пожёванной футболке завалился в аудиторию через второй вход, которым обычно пользовались отъявленные прогульщики и лентяи, и проигнорировав тянущиеся со всех сторон руки многочисленных поклонников, плюхнулся между ними вместе с рюкзаком на неудобную скамью. Левая рука у него была наспех забинтована, будто сломанная, а грудь судорожно вздымалась?— на третий этаж пришлось бежать. А этажи в старинном здании были очень высокие. Приятели переглянулись, заметив, как мутные глаза Петера ошалело бегали по стремительно пополняющимся рядам, а он сам, пытаясь отдышаться, вытряхнул на парту тетрадку и ручку. Он даже не поздоровался с ними, а лишь захлопал глазами в последней попытке проснуться. Петеру не было дела до ручки, которая скатилась под парту?— он пытался оставаться бодрым, только бы не упасть перед друзьями в грязь лицом. Наклоняться за ручкой пришлось Рейдару?— Микаэль со спокойствием оператора, снимающего африканских слонов, смотрел, как сосед забирается под парту и возвращает ручку ничего не понимающему Петеру, но вместе с пакетиком солёных крендельков. Рейдар жить не мог без того, чтобы чего-нибудь не грызть. С Петером и Микаэлем он всегда делился, отчего их парта больше напоминала пиршественный стол. Правда, подобное происходило за всеми задними партами. После обеденного перерыва на галерке пахло, как в ресторане.—?Спасибо,?— Петер, не глядя, сцапал несколько крендельков,?— я позавтракать не успел.—?А это что?— шрам после битвы с кроваткой? —?ласково съязвил Микаэль, отодвигая в сторону всклокоченные волосы приятеля. На бледной щеке Петера отпечатался длинный розовый след от подушки.Петер дёрнулся, кинул на него непонимающий взгляд, но ответить не успел. Время вышло, и в аудитории появилась величественная фигура господина Майера. Все повскакивали, боясь показаться невежливыми, и только Петер так и смог понять, что произошло. Неуклюже рухнув обратно, он раскрыл тетрадку. Ручка с трудом держалась между вялых пальцев. Юноша честно пытался хотя бы слушать лекцию, если руки ему не повиновались?— но спокойный голос преподавателя и мерный тихий гул аудитории так успокаивали, что Петер продержался всего несколько минут. Так ничего и не написав, он подпер щёку рукой, и пока его приятели настороженно наблюдали, как он силится держать глаза открытыми, всё сильнее клевал носом. А потом, отчаявшись справиться с невыносимой сонливостью, лёг головой на парту, подложив тетрадку вместо подушки, и крепко уснул?— Рейдар и Микаэль догадались об этом, заметив, что их вокалист не реагирует ни на шумный разговор с задней парты, ни на шуршание пакета с крендельками?— хотя Рейдар старался доставать их как можно тише. Микаэль, самый усердный, лишь пожал плечами и продолжил торопливо строчить в тетради?— конспект лишним не будет. А Петер пусть спит. Вот только эти болтуны сзади… Студенческой солидарности они были лишены начисто, и лишь хихикали, глядя на спящего однокурсника. Даже суровый взгляд Микаэля не мог их успокоить.?Ладно. Петеру вроде ничего не мешает. —?Микаэль на мгновение оторвался от конспекта, чтобы любовно взглянуть на сопящего во сне друга. —?Он прямо как мой Пелле, когда сворачивается в своей лежанке калачиком и глаза жмурит?,?— юноша вспомнил про своего пса и улыбнулся.Петеру действительно ничего не мешало досматривать сон. Тетрадка оказалась негодной подушкой, но сладость долгожданного сна всё окупала. Устав от неудобной позы, он, не просыпаясь, поднялся, встряхнулся и преклонил голову на плечо смирившегося с его причудами Рейдара. Петеру снилась Матильда, которая голосом господина Майера рассказывала что-то про бозон Хиггса. Какой бозон Хиггса и рождение Вселенной, когда тут такие замечательные сны?!—?Не буди человека, он спит,?— сдавленно рассмеялась кучка парней сзади, когда Рейдар недовольно двинул плечом. Следить за словами преподавателя и беспокоиться о приятеле, который висит на тебе, как котенок на голове хозяина, было невозможно. Микаэль глядел на них с молчаливым сочувствием.Временами Петер откровенно пользовался их любовью и позволял себе вещи, за какие другой уже давно заработал бы репутацию изгоя. Похоже, спать на плече Рейдара ему было очень удобно. Другие студенты, тоже не успевшие выспаться, клевали носом над конспектами, но всё же время от времени встряхивали головой и оглядывались. А Петер выглядел так, словно преспокойно лежал в кровати воскресным утром. Микаэль хотел бы быть таким же беспечным. Хорошо, что аудитория имела совсем небольшой уклон, и сидели они на одном из последних рядов, за высоченными парнями. Майер читал лекцию себе под нос, не поднимая взгляда от материалов и не обращал внимания даже на двух подружек, которые нагло грызли шоколадки в самой середине. Лекция понемногу подходила к концу, и Рейдар с Микаэлем переглядывались всё настороженнее. Скоро Майер будет проверять, все ли сто человек с их курса пришли его послушать. А значит, надо будить Петера. Однако когда они собрались уже потрясти его за плечи?— мол, пора бы и честь знать?— Петер вздрогнул, распахнул глаза, окинул сокурсников совершенно ясным взглядом и принялся поспешно записывать с доски какую-то длинную формулу. Рейдар и Микаэль так удивились на это внезапное пробуждение, что пропустили объяснения Майера мимо ушей и напряжённо всматривались в пугающие символы, ничего не понимая. На самом деле, мало кто среди студентов понимал смысл этих страшных формул, пусть даже среди них не было ни одного гуманитария. Гуманитарии тусовались на первом этаже, в сто пятнадцатой аудитории, и готовили пончики. И с одним из гуманитариев Петер собирался встретиться после второй пары. Не мог же он придти к Матильде с таким лицом, будто только что вылез из кровати!Тем временем Матильда стояла у плиты в аудитории кулинарии. Её напарница оживлённо болтала со своей подружкой?— в пару к нелюдимой соседке её поставили только потому, что другого человека не нашлось. Работать с Матильдой не нравилось никому, пусть даже она делала всё правильно и спокойно. Поэтому, пока колечки теста будущих пончиков шкворчали в пузырящемся масле, Матильда украдкой писала очередное сообщение герру Лоренцу. Тот был очень обеспокоен, что своего места его любимая ученица не нашла, но решение вернуться не поддерживал?— сначала, говорил он, надо закончить учёбу, не обращая внимания на противный коллектив. Но возвращаться Матильда уже не хотела и решила поскорее сообщить об этом учителю. Вторая пара приближалась к концу, и девушка лелеяла скромную надежду столкнуться с Петером в обеденном перерыве. Вчера, вернувшись в общежитие, она на всякий случай, из чистого женского любопытства, нашла расписание занятий группы, где учился её милый. И знала, что сегодня у радиофизиков две лекции?— по квантовой физике и высшей математике. Матильда могла бы пойти Петеру на встречу и подождать его у аудитории на третьем этаже, но это было как-то не по-женски. Пусть лучше он придёт за ней, если ему нужно. А пока надо срочно рассказать про него герру Лоренцу!?Он, наверное, будет рад узнать, что мне кое-кто нравится?,?— предположила девушка, не сводя глаз с пончиков. Напарница в очередной раз отвернулась, и Матильда, приписав в конце депеши очень важную деталь?— ?он такой хорошенький!??— захлопнула телефон и принялась мечтать уже о том, чтобы забрать с собой пончики. Матильда была бы не против их съесть?— они уже сейчас выглядели аппетитно?— но в глубине души надеялась угостить ими Петера. Вряд ли он любит сладкое, но почему не попробовать то, что готовила своими руками любящая женщина? А если он откажется, можно ими пообедать?— денег Матильда с собой не взяла.Тем временем Петеру пришлось проснуться?— высшую математику им объясняли кое-как, хотя госпожа Шрёдер считала, будто за пятнадцать лет научилась преподавать этот предмет идеально. Но пока ручка в руках Петера выводила огромные формулы, а напряжённый взгляд следил за губами преподши, душа его витала далеко?— у дверей сто пятнадцатой аудитории.?Придумать бы ещё, как объяснить им,?— Петер закусил колпачок ручки, окидывая взглядом друзей, которые сгорбились над тетрадями,?— почему я не буду с ними обедать. А то обидятся ещё. Знакомить их с Матильдой рановато. Да они и не одобрят. Ладно, главное успеть к сто пятнадцатой раньше, чем Матильда оттуда уйдёт. Или слинять по-тихому,?— он покосился назад, в проход в чёрному входу. —?Не получится. Шрёдер ещё задерживает всегда. Бля. Ну не судьба, видимо. Не пойдёт же Матильда сюда? Она даже не знает, что я здесь!?До конца лекции оставались считанные минуты, а в штанах всё зазудело от беспокойства. Шрёдер закругляться не собиралась. Нервно ерзая на неудобной скамейке, Петер всё чаще переводил взгляд с доски на бледный экран телефона, спрятанного в пенале. Пара кончалась в двенадцать десять, но Шрёдер… Она может отобрать весь обеденный перерыв! Вот уже двенадцать десять! За дверями шумят студенты, отправляющиеся на обед. Матильда наверняка закончила готовить и сейчас уйдет или в столовую, где её хрен отыщешь, или вообще поедет на работу… Петер оглянулся. От выхода его отделяло всего три ряда парт. Если Шрёдер отвернётся…—?Я потом конспект у тебя спишу,?— шепнул он на ухо Рейдару. Микаэль как-то странно на них покосился, однако Петер, сжав под столом лямку рюкзака, весь напрягся, как удав перед броском. Вот Шрёдер встала лицом к доске, записывая очередную формулу?— и в эту же секунду посреди тягучей, как густое варенье, тишины, кто-то в другом конце аудитории встал и пошёл на выход. Преподша была настолько увлечена высшей математикой, что решила, будто ей померещилось, а Петер, смешавшись с толпой, уже бежал на первый этаж.Получив за свои пончики полностью заслуженное ?отлично?, Матильда сложила уцелевшие от дегустации преподавателем в контейнер, который всегда носила с собой, и направилась к двери. В аудитории она никогда не задерживалась, в отличие от одногруппников, которые ужасно долго копались в своих вещах, словно пришли на вокзал. Матильде задерживаться было нельзя?— она собиралась пойти на третий этаж, в триста двадцать четвёртую аудиторию, где у радиофизиков проходила высшая математика. Мало ли, получится ?как будто случайно? встретить в коридоре Петера, и если очень повезёт, перекинуться с ним парой-тройкой слов.Но Петер уже ждал её под дверью. Увидев его, Матильда невольно сделала шаг назад?— так это было неожиданно. Однако Петер собственной персоной стоял в коридоре, совсем близко к двери, и, изогнув губы в неловкой улыбке, смотрел на неё. На нём оказались те же брюки, что и на концерте, только сейчас, в дуэте с мятой футболкой, они казались ещё более широкими. Да и вообще он выглядел каким-то смешным и маленьким. И говорить почему-то не спешил.—?Привет,?— боясь провести весь обеденный перерыв молча, только лишь сверля глазами друг друга, произнесла Матильда так же неуверенно, но дружелюбно. —?Не ожидала тебя увидеть.В ответ Петер, приоткрыв рот, сделал очень нервный и глубокий-глубокий вдох?— Матильда стояла совсем близко и услышала, как он засопел?— и совершенно невпопад выпалил:—?Я хотел пригласить тебя пообедать.Сказав это, он густо покраснел?— запылали даже уши. Петер честно пытался вести себя галантно, но неловкость перед симпатичной девушкой душила его, не давая сказать простенький комплимент или хотя бы выглядеть уверенно. Матильда же столь же честно делала вид, что странное поведение сокурсника её не смущает. Она перехватила лямку компактного белого рюкзачка и спросила:—?А куда?Петер опять тяжело вздохнул, но в этот раз рот не открыл. Выбор был небольшой: булочная в подземном переходе, где он ни разу не был, Мак возле заправки?— из-за близости к унику в обеденный перерыв там толпились студенты?— и ресторанный дворик в ближайшем торговом центре, где Петер с друзьями каждый день ел шаурму. Выбор был очевиден.—?Пойдём в ?Лилипута?,?— предложил он, чувствуя резкий прилив храбрости. В этот момент Петер показался Матильде таким хорошеньким, что она совсем забыла про свой пустой кошелёк.Чтобы попасть в ?Лилипут?, надо было пройти через задний двор университета в небольшой живописный парк. Там дорожка, идущая вдоль изгибистого, как кривое зеркало, пруда, приводила к торговому центру. Идти туда было прилично, отчего на послеобеденные пары Петер часто опаздывал. Всё-таки, шаурма это не маленькая булочка, быстро её не съесть. К счастью, сегодня ему и Матильде никуда торопиться было не надо. Молодые люди неловко молчали. Петер всё пытался вспомнить, что рассказать девушке забавного и не испортить впечатление о себе, но под курткой футболка была мятая, и это отбирало всю уверенность. Из-под очень короткой розовой дутой куртки Матильды кокетливо выглядывали плиссированные складки синей юбки. Очень кокетливо для середины октября. Юбка заканчивалась, едва успев начаться, и Петер прекрасно видел аппетитные бёдра девушки, обтянутые тонкими, почти прозрачными колготками.?Холодно ей, наверное, в этих колготках?,?— решил он, заметив, как чуть подрагивает широкий подбородок Матильды, и ускорил шаг. На ум по-прежнему ничего путного не приходило, а ведь совсем недавно Петер считал себя на редкость общительным человеком. Молчание Матильды тоже не помогало?— она смотрела себе под ноги, на смерзшуюся после ночи дорожку. В первую встречу она произвела впечатление стеснительной, хотя девушки такого типа всегда казались Петеру разбитными особами. И, похоже, она на самом деле ужасно стеснялась. Стеснялась так же сильно, как Петер. Он беспокойно кусал обветренные губы и пытался думать о чём-нибудь, что могло быть приятно Матильде. Думать получалось только о шаурме.?Ещё в очереди постоять придётся, а потом ждать своего заказа. А если Рейдар и Микаэль придут? Что я им скажу? А если Матильде шаурма не нравится? Может, лучше было пойти с ней в ту булочную? Впрочем, там много других забегаловок…?В парке, огибая раскидистые деревья, свистел холодный ветер. Петеру приходилось постоянно откидывать с лица волосы?— шапку он оставил дома. Матильда тоже считала, что для шапок ещё слишком тепло. Ветер трепал её короткий хвостик. Оба нервничали, и от этого казалось, будто расстояние между ними и торговым центром даже не думает сокращаться.Наконец Петеру пришла одна достойная мысль. Обдумав вопрос, чтобы не пришлось опять постыдно хватать ртом воздух, он невольно приподнялся на цыпочки?— на Матильде были ботинки с высокими каблуками, отчего юноша ощущал себя до нелепого низеньким?— и словно невзначай поинтересовался:—?Слушай, а как тебя зовут?Матильда удивлённо взглянула на него?— Петер проследил за лёгким движением её недоуменно нахмуренных бровей.?Решила, что мы точно представились друг другу на концерте и удивляется, отчего я такой забывчивый?,?— юноше оставалось совсем немного, чтобы начать себя упрекать, но он уточнил:—?Я тогда представился, а твоё имя не спросил. Суматоха тогда большая была.—?А,?— слава всем святым, девушка не собиралась на него обижаться. —?Я Матильда.На улице у неё нос стал красным от холода, и чёрные брови, пусть даже Петер был уверен, что они настоящие, на белом лице смотрелись неестественно, как татуированные. Почему-то сейчас девушка показалась ему не такой красивой, как в темном актовом зале. Хотя при свете дня все люди становятся некрасивыми. Особенно зимой.Петер хотел сказать какой-нибудь комплимент её грозному и необычному имени, но молчал, сдвинув тонкие брови?— лишь бы не выглядеть совсем уж глупо. Внутри он ликовал. Теперь сомневаться в догадках и спрашивать совета у Тилля больше не надо. Но Петер хотел точных данных. А Матильда ни о чём не думала. Она просто любовалась спутником, стараясь смотреть без лишнего обожания?— наоборот, из предосторожности она так замаскировалась, что выражение больших и даже на холоде очень красивых глаз стало совершенно равнодушным. Так девушка могла гладить взглядом точеный профиль Петера и не опасаться однажды оказаться в черном списке навязчивых фанаток. Да, в её группе ни один парень не мог похвастаться такой красотой. Как всякая влюбленная девушка, Матильда немного преувеличивала?— но Петер, искавший своё отражение в каждой луже, как выбирался погулять, был о своей внешности того же мнения.?И не такого я уж маленького роста,?— Петер с сомнением покосился на массивные каблуки Матильды и оглядел её снизу вверх,?— главное, что я ей нравлюсь?.Матильде он действительно нравился, но смелости никому это не прибавляло. Так, сохраняя гробовое молчание в то время, когда можно пообсуждать предметы, одногруппников и преподов, как делали другие студенты, желая познакомиться, Матильда и Петер дошли до торгового центра. Хорошо, на входе были вертящиеся двери?— Петеру не пришлось изображать джентельмена и придерживать дверь, а Матильде не нужно было жеманно конфузиться. Можно было просто молчать. Но молчание становилось всё более тягостным, отчего Матильда попыталась придумать, что такого рассказать. Теперь опасалась предстать в глазах Петера тупой?— вдруг он так посчитает, если она продолжит молчать! Однако говорить пришлось Петеру.—?А у тебя знакомых в Берлине нет случайно? —?спросил он, идя рядом с ней по узкой лестнице на третий этаж. Там, на фудкорте, гул стоял столь же весёлый, как в университетской столовой.—?Ну, был один,?— Матильда решила умолчать про Лоренца. Слишком странные их связывали отношения, чтобы Петер понял всё с первого объяснения. Объясняла она не очень хорошо. —?Так, татуировщик. Мы не особо общались.—?То есть ты не местная,?— заключил Петер, через толкающихся пробираясь к прилавку своей любимой забегаловки. Татуировщик не мог быть никем иным, как Тиллем, а значит, темы для разговора больше не было. Да и Матильда молчала. Не потому, что не хотела разговаривать с застенчивым кавалером, а потому, что стеснялась так же сильно. Она встала рядом с Петером, который судорожно перетряхивал карманы рюкзака в поисках мелочи, и удивлённо воззрилась на меню. Да, здесь было дороговато…—?Ты шаурму любишь? —?Петер смотрел не на неё, а на двух парней, занявших столик в другом конце дворика, под красным знаменем ?Кентуккийской курицы?. Матильде они показались похожими на тех, что играли вместе с Петером на концерте. Во всяком случае, столь длинных шевелюр в университете ни у кого, кроме этих троих. А вот у Петера задрожали коленки. Рейдар и Микаэль не имели обычая обедать фастфудом. И насколько юноша видел, они тоже его увидели и узнали. И на Матильду, чья нежно-розовая куртка ярким пятном выделялась в массе мрачно одетых студентов, обратили внимание. Ситуация становилась всё более и более неловкой. Есть уже не хотелось.—?Люблю, но… —?Матильда скинула с плеч рюкзак и запустила руку в самую глубь, чтобы через несколько томительных секунд извлечь абсолютно пустой кошелёк. Петер снова покраснел. Из рюкзачка девушки пахло чем-то сладким. Матильда могла пообедать своими пончиками, но от одной этой мысли ей сделалось стыдно. Она поспешно спрятала кошелёк и виновато взглянула на Петера. Он тяжело дышал, глядя на лотки с восточной едой за витриной. Проблема решалась просто?— денег у Петера вполне хватало на две шаурмы. Но это же надо набраться смелости, чтобы предложить… Кто-то очень голодный и нетерпеливый толкнул Петера в бок?— мол, продвигайся вперёд, салага, не тормози остальных.—?Давай я куплю тебе,?— когда в очереди перед ними остался всего один человек, дожидавшийся заказ, Петер отважился. И хотя в Матильде всё взыграло от радости, она, как приличная девушка, просто была обязана поломаться:—?Но я не смогу отдать тебе сегодня!От такого заявления Петер немного опешил, но зажал покрепче деньги на две шаурмы в стремительно потеющих ладонях и беспечным тоном?— что было очень и очень трудно?— обронил:—?Да брось, отдашь потом, это же не срочно.Матильда была готова поклясться, что ещё никогда не встречалась с настолько галантными парнями. Но у Петера на сердце кошки скребли. Он разрывался между желанием подойди к приятелям, извиниться, представить им Матильду и спокойно пообедать с девушкой, которая так ему нравилось. Хотя, Рейдар и Микаэль успешно сделали вид, будто их солиста не существует, и, отвернувшись, вернулись к своей американской гадости. Легче от этого не стало. Наоборот, Петер ещё больше растерялся. Чувствуя, как напирают со спины люди, он неуверенно сообщил продавцу свои пожелания и чуть не рассыпал деньги, пока расплачивался. Матильда смотрела на него с жалостью. Разумеется, приятного в этом ничего не было. Петер послал бы её занять столик, чтобы в ожидании заказа немного придти в себя, однако робость помешала ему. Матильда вместе с ним осталась наблюдать, как повар быстро счищал мясо с огромного вертела?— словно очинял карандаш ножом. Петер тоже не отрывал глаз от повара?— лишь бы не взглянуть случайно на приятелей, продолжавших трапезничать, как ни в чём ни бывало. Юноша понял, что обидел их внезапным желанием пообедать с Матильдой. ?С другой стороны, это ведь просто обед,?— застыв, он смотрел, как повар ловко заворачивает мелко нарубленное мясо и политые соусом овощи в тонкую простыню теста,?— я ничего не должен им объяснять. Мы же все уже взрослые люди, и им даже положение не позволяет побить меня на заднем дворе после занятий, как это делали в школе с теми, кто кому-то не нравился?.Матильда на своем опыте знала, что нет ничего страшнее, чем вчерашние школьники-дети, но мыслей читать не умела?— и посоветовать Петеру ничего не могла. Её беспокоило, каким бледным он вдруг стал?— и губу прикусил так крепко, что остались отпечатки зубов. Эта нервозность, сквозившая в каждом движении крепких пальцев с коротко обрезанными ногтями, в каждом взгляде беспокойно бегающих глаз всё больше настораживала девушку. Матильда тоже волновалась, но её лицо, всегда сохранявшее грустно-равнодушное выражение, не выдавало такого спектра переживаний. У Петера же всё было написано на лице. К сожалению, умение бессознательно корчить рожи, помогавшее на сцене, сейчас никуда не годилось. Всё ещё погруженный в свои мысли, он забрал поднос с заказом и вытянул шею, отыскивая столик. Матильда из солидарности оглянулась. Найти в обеденный перерыв свободный столик было чем-то из ряда фантастики. Похоже, до начала третьей пары оставалось ещё достаточно времени, раз никто не собирался расходиться. Вот счастье?— стоячие места у окна не заняты!Петер стоячие места ненавидел. Он был не такого уж низенького роста, как чувствовал себя, вставая рядом с Рейдаром, но почему-то во всех забегаловках столешницу присобачивали на такой уровень, что еда оказывалась на уровне глаз. Не слишком удобно. Петер сердито расставил локти на красной столешнице и развернул тонкую обёртку шаурмы. Матильде показалось, будь впалые щёки юноши круглее, он бы обиженно надулся. Девушка уже утратила надежду поговорить с ним, как за соседними столиками болтали девицы со своими воздыхателями, и молча принялась за еду. Шаурма была достойна своей цены. А пончики можно оставить на ужин. Хорошо, что Петер не из тех, с кем надо строить из себя нежную деву и заказывать салатик.?Прелестный парень, но был бы он хоть чуточку разговорчивее?,?— Матильда с нежностью оглядела хмуро жующего Петера в тот самый момент, когда он решил посмотреть на неё. Теперь настала очередь девушки пылать от смущения. Она поспешно захлопала ресницами и уставилась в окно, но Петер успел заметить, как именно на него смотрели. Было это очень приятно. Вот только после таких взглядов молчать дальше становилось совсем неприлично. Он откусил ещё кусочек, похрустел свежим огурцом и спросил:—?Слушай, а у тебя в группе нет никого, кто увлекается фотографией?Его внезапные вопросы по-прежнему ставили Матильду в тупик. Или нет?— она просто дожевывала то, что откусила за время паузы.—?Есть один. —?Наконец ответила она. —?Рихард. Если тебе понадобится, ты его сразу узнаешь?— у него кончики волос покрашены в красный цвет. Он как ты, неформал, но в каком-то другом стиле. Весь в цепочках. Так хвастается своим увлечением! Везде носит камеру,?— Матильда улыбнулась, и Петер решил, что не случится ничего страшного, если он пооткровенничает в ответ. Немножко.—?Понятно… Я просто хотел замутить фотосессию, как настоящие рокеры делают промо-фото к альбомам. Фотоаппарат у меня есть, но я не нашёл никого, кто мог бы нас снять. Не маме же я буду это доверять,?— Петер улыбнулся чуть шире, и щёки Матильды порозовели при виде его умильно развернутых передних зубов. ?Улыбка ему очень к лицу,?— отметила она,?— жаль, он всё пытается выглядеть суровым. А ведь такое милое солнышко?.—?Думаю, Рихард точно захочет вас снять,?— кашлянув, Матильда ненадолго сдвинула брови, чтобы Петер не заметил, что смотрят на него с обожанием. Но судя по тому, как юноша смущённо усмехнулся, всё он заметил. Говорить снова стало не о чем. Доедать шаурму пришлось в полной тишине, пусть вокруг продолжали шумно разговаривать студенты. Только когда Петер вытер губы и смял обёртку, а от шаурмы осталось только несколько нечаянно упавших на поднос листиков салата, Матильда поняла, что молчать с ним тоже хорошо.—?Пойдёшь? —?Матильда увидела, как опасливо он смотрит на своих товарищей в другой конец дворика, и немного взгрустнула. Вот так всегда?— конечно, с парнями ему интереснее.—?Да. До завтра,?— Петер взвалил на плечи рюкзак. Матильда ещё не доела, и оставлять её в одиночестве не хотелось. Но подойти к Рейдару и Микаэлю и объясниться с ними, пока они себе бог весть чего не придумали, сейчас было важнее. Эх, испортили они, можно сказать, первое свидание. Однако Петер надеялся исправиться и произнёс:—?Давай ещё как-нибудь пообедаем вместе?—?С удовольствием. До завтра тогда.Большего Матильде было и не надо. Отщипывая от шаурмы маленькие кусочки, она смотрела, с какой неохотой Петер уходил прочь, лавируя между столиков. Посмотреть на выяснение отношений в банде девушке не дало бесцеремонное ?бззз? в глубине рюкзака. От кого-то пришла депеша. Телефону пришлось ещё пожужжать?— Матильда вытирала руки. Негоже письма с грязными руками распечатывать.Это была эсэмэска. От Тилля. И было в ней всего две строчки:?Ты очень нравишься Петеру. А он трусишка и боится тебе это сказать?.Что же, так Матильда и думала. Раз даже Тилль, Тилль, который любил её одну, решил помочь, за эти отношения стоило побороться. И начинать надо было как можно скорее. Ведь сессия не так далеко, как кажется.Рейдар и Микаэль выглядели так, словно бы Петер не предавал их дружбу ради обеда с девушкой в розовом пуховике. На редкость девчачьем, что на фоне кожаной куртки Петера смотрелся совсем уж несолидно. Разумеется, в лицо юноше приятели ничего сказали — но из одних их строгих взглядов всё стало понятно. На него смотрели с презрением. Они ревновали. А ведь Петер считал их взрослыми людьми... В ту минуту обида сжала ему горло, не давая говорить — и о Рихарде Петер ничего не рассказал.?Возьмусь и снимусь для альбома в полном одиночестве, — буравя товарищей не самым доброжелательным взглядом, Петер сидел за их столиком, грубо оперев локти о столешницу. Впервые рядом с друзьями он ощутил себя крайне неуютно. — Так вам и надо. И не надо будет просить Рейдара отходить на задний план — а то его толстая физиономия способна испортить самый хороший кадр! Да и Микаэль... На его фоне я выгляжу просто ужасно!?Парни, уже давно покончившие с едой, но не желавшие расставаться и ехать домой, не догадывались, сколь чудовищные планы зрели в голове солиста, который мрачно смотрел на них, запустив пальцы в волосы. И смотрели уже не осуждающе, а спокойно. Всё-таки, Петера они любили и прощали ему ребяческие выходки. Себя они считали взрослыми, но насмехаться над несерьёзным поведением друга не могли — где они ещё найдут такого солиста? Солиста, который поёт хорошо только с микрофоном и только в студии, и у которого хватает фантазии не больше, чем на две-три мелодии. Стоит им повесить объявление на двери берлинского рок-магазина, как в банду сбегутся стаями такие голосищи, что Петер по сравнению с ними не то что поблекнет, а будет ничем. Но Петера-то они знали давно, и разваливать банду из-за одной девушки было рановато. Однако Микаэль, бывший немного чувствительнее, догадался — солиста они чем-то задели. Чем, непонятно — а хотя Петер легко заводился. Тратить собственные нервы на истеричку вроде него, оправдываясь сочувствием, никто не хотел. Рейдар и Микаэль молча смотрели на Петера, который посидел, всем недовольный, посмотрел на пустой поднос и, внезапно бросив сухое "пока", пошёл к выходу. Ему сейчас было не до друзей.