Глава 12 (2/2)

— Помнишь ещё, как креститься? — тот кивнул. — Давай.

За нетерпением в интонации падре скрывалось еле сдерживаемое «Чёрт возьми!». Придержав цепь левой рукой, Алукард растерянно осенил себя крестным знамением.

— Держи, — приказал Александр, протягивая ему чётки. Алукард приподнял брови, полуусмехнулся: «Злопамятен же ты, святой отец», но, приподнявшись и встав на колени напротив, осторожно взял в одну руку распятие, в другую — ворох бус.

— Отпусти. Отпусти, пускай висят, а то перепутаются. А теперь начнём от первой бусины, повторяй за мной: «Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус».

— Радуйся, Мария...

— Боже, отвори мои уста, и уста мои вознесут Тебе хвалу...

Не лучше ли, когда время на исходе, обратиться к готовым словам, в которых выражено самое главное? Не легче ли следовать путём проторенным и изведанным, в конце которого ожидает издревле возжённый lux aeternae, вечный свет?

— И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты. Явился же Ему Ангел с небес и укреплял Его...

А чего не выразят слова, то передадут руки, большая загрубевшая ладонь поверх костлявой узкой руки с разводами давнего ожога, пальцы поверх пальцев, помогающие удерживать и перебирать отполированные прикосновениями ониксовые бусины; врезанные на всю жизнь в предплечие буквы «Iesus Christus in celis [10]» касаются чужого шрама от недавней раны на правой руке.

— Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto [11]...

Два дыхания, перемешивающиеся в одно в общей молитве, в словах Священного Писания, звенящих, резонирующих переполняющими их смыслами и значениями для двоих людей в тесном каземате.

— ...тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас! Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?

Не забыл ли ты, пёс Божий, что ордену твоему завещано было не карать, но восхвалять, благословлять и проповедовать?

— ...последовали преподанным в нем примерам и удостоились исполнения данных нам обещаний. Через Христа, Господа нашего. Аминь.

Не убить я обещал — освободить. Через скорбь и страсти — к свету правды Твоей...

Слёзы. Александр почувствовал тепло капель, упавших на всё ещё соединённые руки, тогда постепенно вернулись прочие ощущения: промозглая сырость и запахи подземелья, тепло человеческого прикосновения, путаница тронутых сединой чёрных прядей на преклонённой голове. Он наклонился, прижался губами к горячему, будто уже тронутому дыханием пламени, лбу.

— Я пока что не покойник, — прошелестел спокойный шёпот с ноткой печали.

Александр не спеша высвободил из сплетшихся рук чётки. Расправив, надел их Алукарду на шею, а затем бережно приподнял склонённую голову за подбородок и запечатлел на губах алхимика короткий братский поцелуй.

Костёр Владислава Дракулы, известного по прозвищу Алукард, вспыхнул на рассвете на городской площади маленького городка Лендельфинген, также именуемого Санкт-Ингбертом, основанного франкским королём Арнульфом Каринтийским, оставившим после своей смерти малолетнего наследника, последнего короля из династии Каролингов в Германии. Посреди бушующего огненного моря птица Гермеса извернулась, пожрав свои крылья и укротив собственную хаотичную природу, но не осталось после неё, как обещал трактат, камня алого и белого цвета, воскрешающего мёртвых. Ничего не осталось.

[10] Иисус Христос на небесах

[11] Слава Отцу и Сыну и Святому Духу