Глава 3 (1/2)
В лабораторию Александр проник после их с Максвеллом визита к королеве Ингрид, улучив момент, когда прибиравшаяся в подземелие девчонка-служанка вышла на пару минут, оставив дверь незапертой. Спрятавшись под лестницей, он выждал, пока обитатели подвала угомонятся. Девчонка закончила свои дела довольно быстро, а вот возня и шаги другого человека, остававшегося будоражащей загадкой, не утихали до глубокой ночи. Украдкой разминая затёкшую поясницу, Александр готов был увериться, что имеет дело не просто с чернокнижником, но с нечистой тварью, которая успокоится лишь с криком петуха или зовущим к заутрене колоколом. Постепенно звуки всё же прекратились, и, выждав с полчаса, Александр зажёг небольшой полузакрытый фонарь, дававший лишь тонкий луч света, и двинулся на осмотр скрытых от посторонних глаз помещений.
«Птицей Гермеса меня называют, свои крылья пожирая, себя укрощаю», — прочёл Андерсон надпись мелом на окованной железными полосами двери, узнавая описание Меркурия из сочинений Георга Рипли. Почти два десятка лет преследования алхимиков, чернокнижников, некромантов, истинных и притворщиков-трюкачей не прошли даром. Борьба с врагами церкви требовала знания не только Священного Писания, а под ежедневными словами «не введи в искушение» слишком часто подразумевалось искушение богохульными измышлениями, извилистыми и цепкими, как сорная трава.
Удостоверившись, что тишину покоев не нарушает дыхание спящих здесь же людей, Александр притворил дверь и убрал с фонаря уже накалившуюся заслонку. Дёрнувшийся огонёк высветил заставленные книгами полки и стол, по которому были раскиданы бумаги, чистые и исписанные, свежезаточенные и уже пользованные перья, нож для очинки, пара томов; на углу скучал бокал с недопитым вином. Александр склонился над записями: фрагменты текста и отдельные слова на латыни перемежались строчками алхимических символов. «Мышьяк замещает...» — палец уткнулся в незнакомый знак. Горькая земля? Небрежно выведенное обозначение дистиллята? Впрочем, сейчас было не время разбираться по мелочам.
Из-за полы плаща выскользнул и глухо стукнулся о стол носимый на груди увесистый крест. Александр хотел было убрать его под рясу, но взгляд зацепился за начертанную на полу, в свободном углу за столом, пентаграмму для вызова демонов и рядом — плиту из зелёного камня с высеченной печатью для заклинания оных. Поколебавшись, крест Александр решил далеко не убирать.
Часть книг, посвященных алхимии, горному делу, медицине, философии, натурфилософии, магии, а также теологии, была переплетена одинаково, в дорогую тонкую кожу тёмно-коричневого цвета, с заботливо выведенными на спинке названиями и вытесненным экслибрисом его Величества Арньольва II. Значит, эта часть библиотеки была собрана ещё прежним королём. Книги, помеченные экслибрисом её Величества Ингрид I, переплетались заново, похоже, только по необходимости. Молодая королева не разделяла вдумчивого отношения отца к книгам? Или бремя власти, возложенное на неё в юные годы, не оставляло времени на подобные мелочи?
Александр бегло просмотрел библиотеку, не обнаружив ни одного тома авторства Алукарда, лишь трактат Маттеуша Браны «О природе соединения спирта с водою», в котором того угораздило оставить описание дискуссии с Дракулой, стоившее Бране собеседования с Александром и ныне покойным братом Абрахамом Аркейским. Отсутствие книг авторства Алукарда лишний раз свидетельствовало о том, что с его разработками хельсундский алхимик был знаком не из чудом уцелевших манускриптов.
Редкий доминиканец обижался на прозвание «псов», бросаемое нередко презрительным тоном. В моменты откровения, обнаружения сходства, следа, доказательства, осознания, что долгие годы скрывавшаяся от правосудия жертва мирно дремлет где-то рядом, за стеной, Александра захлёстывало чувство, определённо схожее с чувством гончей, напавшей на след. Трепеща в азарте, он приник к другой двери, ведущей из кабинета алхимика, приотворил, вслушался в тишину и проследовал внутрь, обнаружив лабораторию. Предусмотрительное отделение рабочего помещения от места, выделенного для книг и записей, живо напомнило Александру визит в оставленный Алукардом дом в Далмации — будто не далее, как вчера, а не пятнадцать лет назад он осматривал куда более скромную библиотеку, отделённую от лаборатории грубой перегородкой из ивняка и глины.
У одной из стен стояло несколько перегонных кубов различной величины и конструкции. Огонь под пузатым атанором был погашен, но характерное шуршание выдавало недавно кипевшую работу; стенки печи были ещё горячими. На столе в глубине лаборатории стеклом и металлом блестела сложная конструкция из реторт, колб и запаянных трубок из различных сплавов, в одной из которых Александр опознал изъеденную коррозией деталь, над предназначением которой он гадал. Тут, однако, то ли послышавшийся, то ли почудившийся на грани слуха лёгкий топоток заставил Андерсона встрепенуться. Он напряг слух и сделал несколько шагов, зная, что, если застынет на месте, выдаст свою настороженность и заставит возможного пришельца затаиться. Звук не повторился. Александр на цыпочках вернулся в библиотеку, выглянул в коридор, удостоверившись, что звук ему почудился, и продолжил осмотр. В угловом шкафу помещались бутыли, подписанные тем же ровным почерком, которым были сделаны и брошенные на столе записи. Кислоты, тинктуры, растворы, спирты, масла... В корзине под пустым столом была сложена пользованная посуда. Поставив фонарь на пол, Александр успел разглядеть лишь ступку со следами чёрного порошка, когда, распахнувшись, гулко стукнула о стену дверь из библиотеки, и в лабораторию ворвался сам хозяин, возникнув внезапно, будто выскочив из насторожившей Александра пентаграммы на полу.
Под описание русовласого широкоплечего Рихарда фон Хельсинга алхимик королевы Ингрид никак не подходил. Он был высок — да, но при этом невероятно худ; правда, кажущаяся болезненность телосложения не помешала ему уверенной рукой наставить на незваного гостя тяжёлый пистоль. Ниспадающие на лоб и глаза длинные нечёсанные волосы и неверный пляшущий свет встревоженного движениями огонька почти не позволяли различить лица алхимика, кроме острого, чисто выбритого подбородка и характерного многим южанам носа с горбинкой.
— Выйти один на один с порождением тьмы в глухую ночь? — хрипло рассмеялся алхимик. — Смело, святой отец. Но глупо.
Александр осторожно сделал шаг в сторону, так, что за спиной осталась кропотливо, не иначе как самим хозяином собранная конструкция.
— Глупо было полагать, что от Святой инквизиции можно скрываться бесконечно, Алукард.
Разделявшее их расстояние было слишком велико, чтобы попасть в человека из пистоля наверняка, а алхимик, как полагал Александр, не захочет рисковать своим драгоценным оборудованием. Алукард сделал шаг навстречу — Андерсон предостерегающе поднял руку с зажатым в ней ножом для метания, заставив противника отступить назад. Богатый опыт инквизитора не всегда был поводом для гордости, но подчас бывал полезен, позволяя подкрепить убедительность слова Божьего оружием. А меткость натренированной человеческой руки надёжнее, чем капризного механизма.
Алукард ухмыльнулся, блеснули затенённые длинными волосами глаза.