Глава 2 (1/2)
— Есть здесь некая женщина, которая пришла к нам на службу то ли чтобы понасмехаться над нашей верой, то ли она просто одержима. Лицо она скрывает, и имени её никто не знает, но речь её отличается учёностью, а кое-кто видел, как она беспрепятственно заходит в ворота замка.
— Королева Ингрид? — живо заинтересовался Энрико Максвелл.
— Нет. Совершенно точно нет.
— В таком случае и не надейтесь заинтересовать меня, падре. Королева — единственная женщина, которой ныне принадлежат мои думы.
Энрико улыбнулся, но голову инстинктивно чуть втянул в плечи, словно опасаясь, что за суровым взглядом бывшего наставника последует крепкий подзатыльник. Брат Александр был только рад, когда узнал, что непоседливый подопечный нашёл место среди служителей Церкви. Но чем дальше, тем больше сомнений вызывало у доминиканца это новомодное Общество Иисуса. Уж чересчур явно прослеживалось в его действиях негласное «цель оправдывает средства»; и чересчур это братство способствовало проявлению не самых лучших качеств Энрико: хитроумия, спеси, честолюбия, расцветших за годы его разлуки с «падре», как ласково именовал Александра по старой памяти Максвелл, буйным цветом. Одна оставалась надежда, что под чутким руководством умелых садовников плоды этого древа будут благими.
По прибытии в Хельсингёр Александр обнаружил, что бывший подопечный ныне оказался ему едва ли не начальником. Именно на Энрико Максвелла Святым Престолом была возложена миссия обратить молодую хельсундскую королеву Ингрид I в католическую веру и вернуть охваченную протестантским бунтом страну под крыло Рима. Необходимость согласовывать свои действия с братом Энрико Андерсона вовсе не тяготила — напротив, дипломатический талант Максвелла и умение выискивать доносчиков даже в самом близком к королеве кругу послужили Александру немалым подспорьем.
Вещи, будто бы беспорядочно усыпавшие стол, описывали историю человека, ради которого Священная канцелярия (инквизиторы старой закалки морщились, заслышав новое наименование своей институции) направила Александра в этот негостеприимный северный край; историю, которая заинтриговала его молодого собрата. Печатные книги, манускрипты, письма, короткие донесения, выписки из архивов, копии смет; отдельно от бумаг были сложены образцы руды, неотличимые для неискушённого взгляда от обычных камней, закрытые искусно притёртыми крышками склянки с солями, изъеденная коррозией изогнутая трубка непонятного предназначения, а также новенький пистоль, украшенный изящной гравировкой. Расслабленно вытянувший к очагу ноги Энрико с легкомысленным видом, будто забавляясь пустой безделушкой, вертел в пальцах перстень. Новый штрих к их истории, догадался Александр.
— Что скажете об этом, падре?
Энрико, не вставая, протянул перстень ему. Серебро, без значительных примесей, насколько можно было судить при свечах. Перстень был украшен десятью мелкими, симметрично расположенными камнями чёрного цвета, скорее всего, морионами, и крохотным круцификсом.
— Кольцо-розарий?
— Да. Такие сейчас нередки в недружелюбных к католикам странах, как моя, например.
На самом деле, Энрико, побочный сын английского изгнанника, родился и вырос в Италии. Со всех сторон волей политических перипетий и обстоятельств своего рождения лишённый прав на родовые земли, он выражался так, будто заявлял право на целую страну.
Тем временем Александр продолжал рассматривать перстень. Внимание его привлекли выгравированные лучи восходящего солнца, образующие под распятием букву V.
— Это кольцо принадлежало кому-то из Валентино?
— Совершенно точно, Луке или Иоанну. Скорее всего, Луке, как старшему, очень уж похоже на семейную реликвию.
Андерсон положил кольцо на стол и обратил взгляд на Энрико. У того на лице были написаны гордость за находку и желание поделиться подробностями, но предпочтительно после изумлённого вопроса: «Как же этот перстень попал к тебе?». Александр фыркнул и мягко подначил собеседника:
— Энрико, давай, рассказывай всё, ты же сейчас лопнешь от нетерпения.