5. Паразит (1/1)

Вороной лошади не оказалось, зато была белая кобыла арабских кровей. Себе Себастьян выбрал серую, в яблоках, она была самая спокойная из всех. Он вдруг понял, уже глядя в грустные глаза лошади, что ни за что на свете не хочет сплоховать перед Фантомхайвом.А также припомнил: обязательно сплохует, ведь достаточно уже одного мимолетного опасения, чтобы запустить тот скрытый, необъяснимый, но неумолимый процесс внешних сил противоречия.Они ехали верхом, вдоль подножия скалы; одна ее часть причудливо развалилась, подобно корню дерева, и поросла целиком цветами, их было видно издали, крошечные цветы, голубое покрывало; эту часть скалы прозвали ?дамской ножкой? или ?туфелькой?. Лучи света дотягивались до нее из облаков неровными столбиками, которые Себастьяну напомнили кошачьи лапки: покатые и пушисто-рыхлые. Кот наступил на башмак хозяйки, привлекая к себе внимание.У самого кончика туфли Сиэль свернул в лес, он ехал впереди и задавал темп и направление, и на своей белой тонконогой, нервной лошади напоминал принца из сказки.?Куда он меня ведет???— подумалось Михаэлису, внутри него разливалось янтарное пятно: следовать за этим юношей было приятно.Какое-то время ехали молча, огибая стволы деревьев, пока впереди не появилась прогалина. С нее, едва услышав шум ездоков, умчался олень. Сиэль заметил:—?У вас аккуратные движения, без суеты. То, что мне нужно,?— терпеть не могу вертлявость и нервность?— утомляет. Особенно?— в слугах.Себастьяну показалось, что это было сказано нарочно, как раз ради последнего сравнения. Ему указывали на то, на что следует обратить свое внимание. Запомнить это хорошенько.?Что я должен ответить? Что я вообще могу ответить?? Но ответ пришел сам собой:—?Благодарю.Губы Фантомхайва тронула призрачная улыбка:—?Но на лошади держитесь и правда неуверенно.—?Все потому, что в двенадцать лет неудачно упал с отцовского коня. Конь сломал хребет, а я чудом не погиб.Сиэль развернул лошадь и остановился, чтобы посмотреть на Себастьяна. Это был особенный взгляд, он говорил о том и так, что Себастьяну вдруг стало стыдно за свой страх. Сиэль читал его мысли, потому что мгновенно отчеканил:—?Наперегонки, Себастьян, до озера. Вы его видите? —?При этом на солнце, в его руках что-то тускло заблестело, это был стек.—?Вижу. —?Темно-изумрудный поднос лежал под линией горизонта, точно неловко брошенный и слегка помявшийся.—?Первому право одного желания. Вперед, без лишних слов! —?Лошадь Сиэля сначала пошла рысью, а когда раздался свист хлыста, она неожиданно рванула, как пущенная стрела.Тотчас внутри Себастьяна что-то сжалось,?— трепещущее и нерешительное, и тем более нерешительное, чем дальше становилась белая точка,?— а затем оно вырвалось импульсом в конечности: пальцы тихо сжали поводья, а ноги слились со стременами, они же пришпорили лошадь бездумным рывком, пуская ее вскачь. Лошадь как будто заведенная и только и ждала?— дала с места, пуская клубы пыли. Гонка началась.Еще прежде, чем они преодолели длинную прогалину, Себастьяну удалось сравняться с Сиэлем, они почти одновременно влетели в редкий, сосновый лес и запетляли между стволов, снова спугнув оленя, возможно, того же самого: бедолага всхрипнул, удирая с пути всадников.В паре метров мелькнул узкий белоснежный круп кобылы и ее развевающийся хвост.Себастьян снова пришпорил лошадь. Еще в начале прогулки он едва ли ее чувствовал, как стоит чувствовать всаднику, но что-то поменялось. Причиной стала целеустремленность или поставленная задача, но он нашел способ наладить связь с животным?— лошадь оказалась отнюдь не ленивой тихоней, а послушной и взрывной умницей.Она неслась стремглав, не жалея сил: выносливая и ровная, но не такая импульсивная, как арабский призрак.Они снова оказались в лесу, в какой-то момент второй всадник пропал из виду, и Себастьян с ноющим чувством понял, что, должно быть, сильно отстал. Ощущение оказалось противоречивым: с одной стороны неловкость перед Фантомхайвом, а с другой?— возможность исполнить желание победителя, каким бы оно ни оказалось, которая сулило приятное ощущение из источника?— того самого, который давеча открыл в нем господин.Впереди выросла водная гладь.Себастьян остановил лошадь и огляделся: на берегу никого не было, но спустя несколько секунд появился Сиэль, который резко натянул поводья. Взметнулись комья песка, уже у самой кромки воды. Всадник удивленно посмотрел на Себастьяна, как на призрака,?— что и говорить, он был уверен в своей победе.—?Вы лгун, Михаэлис: хорошо ездите верхом, более чем! —?воскликнул он в сердцах.Себастьян смущенно улыбнулся и развел руками, на самом деле внутри него все кипело и взрывалось от ликования:—?Сам не знаю, как так вышло. Уверен, дело в лошади: за ее флегматичным нравом брызжет во все стороны раскаленная лава. Пшах… пшах.Сиэль фыркнул, мол, очень смешно. Он спешился и стянул с рук перчатки, скрывавшие тонкую, прозрачную кожу. Свет солнца жадно приобнял ее и приластился. ?И все же точно кошка?,?— припомнил про себя Себастьян.—?Я умею проигрывать,?— заявил юноша. Гордый, но не уязвленный, в этот момент он был сосредоточием всего прекрасного, что только могло случиться этим утром в подобном лесу.Или какая-нибудь темная сказка, подумалось Михаэлису. Случись проходить мимо чудовищу, которое заметит чудного принца: уж его белоснежную кожу сложно не приглядеть. Но чудовище не убило бы принца, о, нет… Оно бы любовалось им до смерти.Любоваться… любить?—?И держать слово? —?подхватил мужчина, он склонил голову набок и прищурил левый глаз, так как свет попадал прямо на лицо, окрашивая мир в волшебный оранжевый. Таким же оранжевым были озарены его детство и юность. —?Видите ли, я пока хочу придержать свое желание при себе.—?Боже, загадайте какую-нибудь ерунду вроде ?попрыгайте на одной ноге?! В этом лесу никого нет, к моему облегчению, и сочтемся на этом.—?Боюсь, это будет слишком легко, учитывая, что выиграть для меня было крайне сложно. Буквально, я из кожи вон вылез. Мне даже кажется, что моя телесная оболочка осталась позади на старте.Сиэль снова фыркнул, непонятно только, от смеха или нет:—?Дело же в лошади из ада, которая каким-то чудом оказалась в конюшне обычного пансионата.—?И все же…Синева глаз пронзила Себастьяна насквозь, как будто пытаясь отыскать в происходящем подвох или злой умысел. Наконец, Сиэль ответил, но уже с ноткой легкой усталости, словно все это его успело утомить:—?Мне все равно, можете держать желание при себе хоть до посинения, я свое слово всегда сдержу. —?Он сорвал с куста крупную ягоду и положил в рот:?— В рамках разумного, разумеется.Слово ?разумного? с жующим ртом послышалось как ?разуфного?. Все это в глазах Себастьяна лишь добавляло спутнику очаровательности.—?Я это понимаю. Благодарю вас, мой господин. —?Ему удалось произнести это без ощущения дискомфорта, с легкостью, как если бы он был на службе каким-нибудь дворецким много лет. На него бросили косой взгляд, но ничего не сказали.Они возвращались.—?Расскажите о своей неудавшейся невесте. Чего же ей этакого не хватило, чтобы завоевать ваши сердце и руку?—?Боюсь, у меня нет ни одного дурного слова на ее счет,?— признался Себастьян. —?Возможно, иначе мне было бы легче перенести утрату. Добрейшее существо, не знал никого светлее и радушнее. Я ее не заслуживал, поэтому и не захотел испортить ей жизнь…—?Звучит, как заученная фраза. Вы говорите от души или потому, что знаете, что так полагается сказать? Кажется, одно из двух: вы верите в настоящую любовь, или эта партия была вам крайне невыгодна.—?А вы не верите в любовь?—?Разумеется, не верю.—?Не нахожу партнера по жизни седлом, которое можно примерить и которое может не подойти.—?Некоторые вещи неуместно сопоставлять. Я хочу партнера равного себе, комфортного, а остальное?— блажь поэтов и прочих сердобольных сердцем. Вы прикрываетесь благовидными причинами, но на самом деле невеста вам не подходила; ей не хватило тяжести, чтобы опуститься на землю, а не витать в облаках, что делает добрая половина барышень ее возраста. Все просто. Зачем усложняете?***Вечером Себастьян спустился вниз, к их привычному столику. Первым, что он услышал оказался обрывок фразы, произнесенной Клодом Фаустусом:—…он мне не нравится. Недалекий. Пошлый. Скоропостижное решение, и на вас непохожее.Де жа вю.—?Я не мог ошибиться, и, да, Клод, ты что-то забываешься, поэтому, закрой рот, голубчик. Ты же не хочешь меня рассердить?Клод не хотел. Он замолчал. Разумеется, говорили о Михаэлисе, но теперь тот хотя бы имеет общее представление о том, что же имеет в виду Фаустус. Себастьяну сдается, что Клод ревнует.—?Добрый вечер,?— поздоровался Михаэлис и напоролся на тусклый взгляд барона, смерившегося его сверху донизу. Барон отвернул голову, наблюдая за танцующими. Играла легкая, но уже опостылевшая музыка. Опостылевшая тем?— кто давно не танцевал.Себастьян занял свое место около Сиэля и спросил первое, что пришло в голову:—?Как ваш питомец?Сиэль сделал глоток вина из высокого бокала прежде, чем ответить:—?Погиб прошлой ночью. Из его брюха вышел паразит.—?Печально,?— отозвался Себастьян. —?Что за паразит? Простите, я в этом не очень разбираюсь.—?Червь. Он глодал моего богомола изнутри, пока не сожрал жизненно важные органы и не прорвался наружу. Представьте только, какое это мучение: ощущать внутри себя копошение, терпеть и оставаться беспомощным? Ждать своего часа.Барон тяжело вздохнул: ?Я почему-то подумал о беременности моей жены?. Он не был пьян, только чем-то подавлен. Позже, Михаэлис узнает, что Сиэль игнорировал Кельвина после пьяных разборок, устроенных им давеча.Сиэль, в свою очередь, приблизил лицо к уху Себастьяна и прошептал в ушную раковину, щекоча ее своим теплым, легким дыханием:—?Это похоже на вашу депрессию, не находите? Мой бедный… бедный питомец. Может, вытащим этого паразита или останемся ждать, когда вы схлопнетесь?Речь Сиэля носила иной характер нежели днем, была призвана сбить с толку. Во всяком случае, так решил Себастьян. Это похоже на контрастный душ: сначала отвращение при визуальных образах, а затем волна удовольствия от близости красивого рта и зыбкого, ангельского дыхания.—?Мне сейчас видится наш диалог игрой, в которой я должен вам понравиться, и я хочу это сделать, но ума не приложу, какой вы, именно потому, что вы тоже играете,?— ответил Михаэлис.—?Вам проще подстраиваться под человека, чем быть собой. Вы настолько отвратительны, когда настоящий?—?Скорее, я не имею понятия, какой я настоящий.—?Это все ваш паразит. Считайте, что я уже приготовил пинцет, анестезию и ватку. Хотя… ватка лишняя?— крови будет слишком много. Кататься на лошади вы умеете хорошо, а что насчет?— плавать?Музыка, играющая на фоне сменилась, а следом за ней и настроение в обществе. Все чего-то ждали, и дождались, поворачивая головы на яркую вспышку: та вплыла в зал в сопровождении управляющего пансионатом и еще парой мужчин.Приглашенная певица была облачена в сверкающее и струящееся платье с перьями, напоминала весеннюю птицу. Она начала сразу высоко, а затем невыносимо печально, о каких-то неведомых землях. Ни один путник, будь он кочевником, торговцем или просто отчаянным, не зайдет так далеко. Вот о чем была песня.Кельвин о чем-то тихо под нос охнул?— ведь он боготворил все красивое.Эффект от шепота Сиэля еще не испарился из тела, а застыл в ушной раковине, распространяя от себя жгучее эхо. Под невыразимо чувственную музыку, перед глазами Себастьяна проносились видения. Там был розовый сад, но это не тот сад, в который можно легко попасть.В кущах махрово-изумрудных листьев молочно-розовые колени нагреты лучами полдня: золотого и зрелого. Еще в этом видении ползают насекомые: они шевелятся по вытянутым и хрустально-звонким фалангам юноши, его дыхание царапает уродливый хитин, призванный защитить от мира. Принц заботится о своих беспомощных чудовищах. Он может случайно раздавить их, но он никогда-никогда так не сделает. Впрочем… это будет прекрасная смерть.Певица закончила. Зрители вставали с мест и аплодировали, хлопал и Сиэль Фантомхайв. Себастьян зацепился взглядом за нежные ладони: аккуратную форму, капризные, покатые кончики пальчиков с розовыми и блестящими ногтями, и до того прелестными были эти руки, что видение внезапно сменилось.Теперь вместо насекомых Себастьян видел самого себя, как Сиэль обходится с ним, как с насекомым. Себастьян стал чудовищем и принадлежал принцу, был в его власти целиком, насколько это возможно. Сиэль мог положить его в карман, запихнуть в колбу, насадить на иголку, раздавить, оторвать конечности или… позволить ползать по его оголенной коже.Себастьян очнулся, когда аплодисменты смолкли и певица отлучилась передохнуть перед следующим выступлением.?Право, очень причудливое желание?,?— подумал Себастьян и опустился рядом с Сиэлем. Затем он сказал так, чтобы услышать мог только он:—?Вы правы, я все же отвратителен настоящий.Сиэль хитро прищурил глаза, всматриваясь в его лицо:—?Да, вы омерзителен. —??Как насекомое?, прочитал Себастьян в синеве. —?Я это вижу по вашим глазам: то, о чем вы думаете. Должно быть, вы с облегчением полагаете, что с бароном и Клодом вас ничего не объединяет? Но вы ошибаетесь. Вы все?— омерзительны.—?Вы восхитительный человек, Сиэль.—?Замолчите. Я не разрешал вам говорить обо мне.Возможно, остальным гостям казалось странным, что около одного молодого человека дежурило сразу трое джентльменов: они ни с кем не танцевали и мало разговаривали. Двое, как один, напоминали вышколенных доберманов, а третий?— седого бульдога. Все держались особняком и всем своим видом показывали самодостаточность.Но находились и те, кто все же хотел пробиться в замок, используя только робкий стук в необъятные ворота.Та девушка, в розовом платье, которую Себастьян пытался защитить. Она обитала в компании молодых ребят: с их стороны всегда доносился веселый смех. Они жили какой-то другой жизнью, нежели их маленькая община.Сиэль той особе нравился, Себастьян заметил это еще в первый вечер. Она часто смотрела в их сторону и загадочно улыбалась: посылала сигналы, если выражаться на языке мужчин и женщин. Впрочем, Сиэль по какой-то причине их напрочь игнорировал.Очередное видение: молодые люди на лужайке смеются и играют в догонялки, они переполнены энергией и любовью друг к другу, в то время как один из их занят возней с насекомыми. Он изучает их под лупой, хранит в баночках с формалином, насаживает на свои орудия пытки?— шпажки?— и дополняет свои коллекции. Сколько ему? Он еще юн, но его ждет в этой области неприличный успех.Неожиданно девушка подошла к злачному, темному замку и под шумок пробралась в тронный зал, к бесстрастному королю.—?Сегодня вечер, когда дамы могут приглашать кавалеров танцевать, я выбираю вас! —?все это было сказано немного снисходительным и веселым тоном, который, в свою очередь нивелировал предшествующее снисхождение. В этом голосе звучали озорство, тайна и не дюжая смелость, как и?— затаившаяся, беспощадная обида (если вдруг что).В голове Себастьяна все еще жил энтомолог с сачком и розовыми коленками, никто не мог потревожить его интровертные заботы, а потому мужчина вышел вперед и, прежде короля, ответил:—?Боюсь, мне придется вступиться за своего спутника, ибо его манеры не позволят ему признаться: на днях он растянул лодыжку и ему сложно танцевать, но я могу его подменить, если вы не против.У барышни глаза имели блеск стекла, на вкус Себастьяна, пустоватый, но?— всего же один танец он потерпит. Она перевела взгляд с Сиэля на мужчину и обратно, и Михаэлис повторил:—?Леди?Наконец, она улыбнулась и с ноткой кокетства отозвалась:—?Ну раз так… то вы правы, мы не хотим потревожить ни чью лодыжку,?— нотки задора и достоинства должны были все еще оказать впечатление на Сиэля. —?Я принимаю ваше приглашение, сэр, так и быть!Себастьян взял поданную ручку, и они с девушкой направились в гущу танцующих фигур. От нее по-прежнему исходил аромат туберозы и сандала, он спросил ее имя. Элизабет. На этот раз она ни о чем не спрашивала, но Себастьяну показалось, что разочарована. Еще бы?— ее танец отдан не тому.Когда же он вернулся к столику, Клода и барона не было, они отлучились, видимо, покурить. Сиэль пронзил его взглядом, из тех, что прожигают до центра груди.—?Что это было? —?спросил юноша, и его голос был не только бесцветен, но и суров.—?Прошу меня извинить,?— Себастьян растерялся. —?Еще с первого дня я заметил, что вы не танцуете, вы делились, что не любите, и я решил помочь…—?Выставили меня калекой и смели решать за меня.—?Я все не верно понял.Но Сиэль больше не хотел разговаривать, он поднялся на ноги: ?Следуйте за мной?. Они покинули ресторан с танцевальным залом; вскоре шум остался позади, точно они ушли от морского берега. Перед Себастьяном зазвучал размеренный стук каблуков по паркету. Он вынужден оказался признать, что строгий выговор Сиэля и даже его проницательный, наказывающий взгляд, возможно, было лучшее, что с ним случалось за последние годы. Стройные ноги, обтянутые брючинами, уверенно мелькали впереди как нечто настолько естественное, что все внутри Себастьяна удивлялось тому факту?— как он жил без этого раньше? Он мог видеть эти ноги, шагающие впереди, тысячу раз, но видит только теперь.Эти ноги?— сущее наслаждение…Он очнулся уже в номере. Горел свет нескольких настольных ламп, погружая комнату в полупрозрачное загадочное пространство.—?Снимайте пиджак и рубашку, а затем вставайте на колени,?— сказал юноша. Он кивнул на центр ковра, а сам опустился в кресло.Маленький король. Все внутри Михаэлиса встрепенулось и ожило, он спросил:—?Что вы собираетесь делать?..—?Закройте рот. Говорить разрешается только когда я позволю. А теперь на колени, ну же! Больно вы инициативны, Себастьян, так что стоит сбить с вас спесь.И Себастьян опустился, но перед этим послушно снял рубашку и пиджак, их он положил на диван, так как не решился отходить к стулу, что стоял у выхода.Его острые колени в сочетании с твердым полом подарили стабильное ощущение загадочного суда, который вот-вот случится. Себастьян представить не мог, что его ждет, хотя… он все же лжет.Это что-то должно быть невероятным.Сиэль вытащил из комода тонкий инструмент. В черном матовом оплете он казался чрезвычайно гибким и хлестким. Себастьян определенно точно узнал его.Сиэль покрутил стек в руке, давая возможность разглядеть получше.—?Сегодня моя лошадь пришла последней,?— заметил он,?— и сдается мне, причина может быть в плохом стеке. Стоит его проверить.Он поднялся и приблизился. Невыносимо красивый и недосягаемый, между ними пропасть длиной в выездковый стек. Матовый и прохладный шлепок коснулся места между лопаток, поглаживающее и невесомое движение.Обманка.Первый и второй удары оказались особенно хлесткими. Удивительным открытием стало то, как маленькая и неприметная с виду, вещь способна причинить уйму неприятностей.Жгутообразное жжение, раскаленные пятна: облизывающее плоть пламя. Но Себастьян заслужил боль, и они оба это знают. Себастьян проникался своей виной тем глубже, чем точнее и пытливей был последующий удар.Фантомхайв умел бить так, как следует: без промедления, с точной выверенной локацией, на которую следовало сконцентрировать всю свою силу. Он использовал стек не на животном, не в первые. Договор вступил в силу на ярком начале.Сиэль присел и рукояткой стека подцепил лицо Себастьяна за подбородок, подул на свисающую прядь. Глаза Сиэля были настолько прекрасны и чувственны, что телесное внешнее пламя, охватывающее Себастьяна, сместилось в центр груди. Синева раздражала, как действие разъедающего яда, и разум превратился в преисподнюю: Себастьяну столько хотелось вытворить в это мгновение, но еще больше?— оказаться закованным еще сильнее, не смея пошевелиться без нужного слова.—?Смотрите мне в глаза,?— промолвил Сиэль, и его голос проникал также глубоко, как и взгляд. Он ощупывал нутро мужчины, давая понять, что отныне владеет им, и Себастьян готов поклясться, что сопротивляться было невозможно. —?Вдруг я увижу на дне ваших зрачков паразита, который вас гложет? Тогда я непременно выбью его из вас силой. Буду хлестать до тех пор, пока он или вы не станете умолять о пощаде.Рот юноши исказила очень холодная усмешка, Себастьяна же охватывало возбуждение, он едва стоял на ногах от тех странных, неизведанных чувств, что занимали его разум, сердце и плоть. Нечто поглотило его и, прежде, чем он мог дать этому определение?— нет, конкретное имя?— он разлепил губы, чтобы попросить… Но Сиэль опередил его:—?Молчите. Вот так, молодец… Уже понимаете, как следует себя вести,?— хлыст снова ударил, но на этот раз значительно мягче, как бы поощряя.На самом легком ударе внутри Себастьяна что-то содрогнулось. Оно уже было на пике, но проявило себя лишь в момент падения. Все это время оно дюйм за дюймом поднималось вверх, неуловимое, как тень, лишь с тем, чтобы громогласно обрушиться, вверяя носителя в некое таинство открытия.В глазах застыла влага, она застилала собой все, включая прелестные ноги мучителя, но чувственность настолько обострилась, что мир сконцентрировался лишь на голосе, боли и эйфории.Когда Сиэль закончил, он приподнял кончиком стека черную прядь, приоткрывая глаза. Себастьян смотрел в пол, куда и следовало, как он ощущал теперь интуитивно: не поднимать глаз! Еще немного, и с прямых ресниц упадет скудная капля, а уже она может расстроить Сиэля.Себастьян вдруг отчетливо различил в себе желание не только подчиняться юному принцу-энтомологу, но и делать все возможное ради его довольства Михаэлисом и по жизни.Желание было настолько великим, что не выразить его стало невозможным. Себастьян заговорил, сбивчиво, но от сердце:—?Я могу быть вам полезным… я хочу быть вам полезным…—?Тихо! —?Острая боль от удара в предплечье. Тихо…Тишина.Сиэль сделал круг, поигрывая своим хлестким орудием, а затем сказал:—?Гляжу на вас: вам бы стремена, седло и уздечку,?— он усмехнулся. —?Погарцевал бы на вас в зале, но… не будем смущать местных барышень. Вряд ли они привыкли к виду животных, хоть и обузданных. Вы ведь обузданный мальчик, Себастьян? Вот так.Каблук опустился на затылок и надавил. Себастьян склонил голову еще ниже, выражая согласие: ?Я какой угодно мальчик, как скажете?.Внутри него продолжало содрогаться от трепета и тепла; тепло имело волнообразную форму, приливы и отливы, но?— все больше приливы, колоссальные, о чем-то шепчущие. В конце концов, он изнемогал от них, они все никак не могли найти выход из телесных рамок, настолько необъятные.Сиэль опустил ногу. Более всего на свете захотелось припасть губами к этим замшевым ботинкам, но выполнение приказа служило ветрами, что раздували внутренний океан. Пространство, в котором все происходило: движение воздуха, ветер, который не гасит волны, а лишь раздувает их в яркое синее пламя.—?Не люблю когда меня не слушают, особенно, с чего-то вдруг… дерзают принимать решения за меня. Вы это нарочно сделали? Отвечайте.—?Нет. Я лишь хотел, чтобы вас не донимали.—?Решения принимаю я, Себастьян. Всегда. О том, что вы будете делать, о том, КАК вы будете это делать. Ясно?—?Я понял, господин.—?А теперь подниметесь. Вернемся в зал. Ведите себя тихо, и я запрещаю вам сегодня разговаривать.Испытывая дрожь во всем теле, мужчина поднялся. Кожа горела, он испытывал истощение и нужду в подпитке от Фантомхайва?— своего, теперь настоящего господина. Он оделся. Он бы сказал ?да?, но его рот оказался склеен приказом. Волны внутри двигались, и оставалось наблюдать, что произойдет дальше.