29. Обувь (Shoes) (1/1)

Стальной обруч сжал голову, давя на виски все сильнее и сильнее. Казалось, еще немного — и череп попросту лопнет, не выдержав этого давления. Билл медленно поднял руку и слегка дрожащими пальцами коснулся лба. Ничего, ни единого намека на металл. Несколько крупных капель пота скатилось по шее. Странно, разве в конце мая в Дерри бывает такая сильная жара? С утра, конечно, вовсю светило солнце, но сейчас по небу плыли пушистые облака, которых становилось все больше и больше. К вечеру, без сомнения, станет пасмурно. Тогда отчего так душно? Билл неуклюже расстегнул две верхние пуговицы рубашки. Быть может, погода тут вовсе ни при чем. Его душат воспоминания. Да, именно они. — Будь уверен, как только мы закончим наше сотрудничество, я непременно выставлю тебе счет по полной программе. Не боишься? Как же он был рад, когда Роберт согласился помогать ему. Тогда он даже и не думал об оплате, полагая, что речь пойдет, максимум, о крупной сумме денег в далеком будущем. Кто знал, что ценой их многолетнего сотрудничества окажутся его разбитое сердце, израненная душа и сломанная жизнь? Билл спешно зажал рот рукой, душа рвущийся наружу истерический смех. Вот только лишнего внимания со стороны прохожих ему сейчас и не хватало. Дурак, ну какой же он, черт возьми, дурак! Теперь-то он не сомневался, что Роб все подстроил, гребаный мерзавец, с самой первой их встречи. Холодно и расчетливо. Не было никаких случайностей — лишь продуманные до мелочей действия, которых наивный, юный Билли Денбро ожидал от своего нового знакомого. Ведь так легко все спланировать, когда знаешь, о чем думает твой собеседник, читаешь его мечты, эмоции и желания, словно открытую книгу. Правила таковы, что до положенного срока память твоя не пробудится, что бы мы тебе ни сказали и ни показали. Да, Билл бы не поверил, даже если бы Роберт с самого начала рассказал ему всю правду, точно так же, как не поверил его словам несколько дней назад. Но ведь Роб мог просто уйти, не позволять их отношениям заходить так далеко, не поощрять их. Держать дистанцию, остаться только приятелем, с которым видишься редко и по делу, но на которого можно под настроение подрочить в душе. Я могу впустить тебя в свою жизнь, по-настоящему впустить. Но ты никогда не станешь моей жизнью. Наверняка Роберт, гад такой, прекрасно понимал, что в отличие от него, для самого Билла он как раз и станет всей жизнью. Это было буквально на поверхности с самого начала, он не мог, просто не мог этого не осознавать. Зачем тогда он все равно позволил им сблизиться? Чтобы хорошенько помучить напоследок за вынужденное бодрствование, чтобы забрать с собой в небытие, если Неудачники все же одержат верх? И ведь добился своего, скотина. Билл слишком хорошо осознавал, что даже если сейчас они вместе с друзьями сотрут Оно в порошок, это ровным счетом ничего не изменит. Как жить дальше и ради чего, если сам смысл твоей жизни утерян? Если большая часть твоей жизни была обманом? — Один не в меру наглый малолетний засранец в компании своих дружков однажды пришел и провел древний ритуал. И выиграл, знатно надрав мне зад. Его воля связала нас до следующего ритуала. Ну а потом засранец подрос и начал лезть туда, куда не следует, а мне пришлось покинуть те самые родные трубы, чтобы не дать ему убиться, ибо ритуал обязал меня, как проигравшего, хранить жизнь победителя. — И долго ты будешь это делать? — Пока не истечет цикл. — А потом? — Потом повторю ритуал, выиграю и убью его. Медленно. Все до тошноты просто, не так ли? Билл с тяжелым вздохом убрал руку от лица и уставился на собственные ботинки. Черные, из мягкой кожи, изготовленные каким-то новомодным брендом. Очень удобные, словно сделанные исключительно для него. Отчего-то вспомнилось, как Роб выбрал их для него на каком-то сайте. Билл тогда сильно сомневался, можно ли приобрести хорошую обувь вот так, без примерки, но Роберт пролистал несколько страниц и уверенно добавил их в корзину. Даже сейчас это воспоминание отдалось теплом в груди, словно туда поместили небольшой уголек. О чем он только думает? Довольно! Нет и не было никогда между ними никакой привязанности. Не было симпатии. Даже доверия — и того не было. Все это ложь и обман. Жестокий морок Оно, чье поведение было всего лишь продиктовано ритуалом. Было ли в их отношениях хоть что-то искреннее? —Во всех моих бедах виноват ты. Билли, знал бы ты, как я сейчас хочу откусить тебе голову. Хоть что-то? Эти мысли — тяжелые, болезненные, вязкие — одолевали Билла с самого прибытия в Дерри. Он ощущал обиду, разочарование, жгучую злость, но вместе с ними тоску, смятение и даже какую-то отчаянную надежду. Слишком многое связывало его с Робертом Греем. Они не просто общались, но и прошли через множество испытаний бок о бок. Неужели это не оставило никакого следа? Тем не менее ярость и желание отмщения горели внутри так ярко, что почти затмевали все остальное. Как костер, в который кто-то неустанно подкидывал дрова, оставаясь где-то в тени, на задворках сознания. Билл никак не мог вспомнить хоть что-нибудь, способное дать ему хотя бы маленькую зацепку, хотя бы кроху уверенности, что Роб все же обманывал его не во всем. Как же отчаянно он пытался ее найти, гнал от себя подальше воспоминания о Джорджи, гнал память о друзьях и о той боли, которую причинил им всем Пеннивайз тем далеким летом двадцать семь лет назад. Больше всего Билл хотел поговорить с Робертом. О, как же отчаянно он этого хотел! Стремление разобраться во всем и поставить точку схлестнулось внутри с не менее сильным стремлением уничтожить врага любой ценой, и вместе они буквально разрывали рассудок на части. Сразу по приезду в Дерри Билл прямо из номера, снятого в ?Дерри-таунхаус?, попробовал позвать Оно. Он почти час стоял, склонившись над раковиной, и, как дурак, звал, звал и звал... Но ему никто не ответил, хотя Билл мог бы поспорить на свою шкуру — Пеннивайз его прекрасно слышал. Билл уже собрался было отправиться в город и попробовать найти Оно другим способом, но стоило ему буквально на секунду прилечь на кровать, поддавшись головокружению, как его измотанный до предела организм провалился в сон. Билл проспал до самого вечера и даже едва не опоздал на встречу с друзьями. Друзья его детства... Они все так изменились, но в то же время остались прежними. Словно и не было этих двадцати семи лет. Их мечты, стремления, а также страхи и проблемы остались точно такими же, как и в четырнадцать. Билл улыбался им. Шутил с Ричи, флиртовал с Беверли, восхищался Беном. Одним словом, делал все то, чего от него ждали. Вероятно, только Майк и приметил, что их Большой Билл при любой возможности стремится избегать смотреть всем в глаза. Сам же Билл ощущал себя словно в какой-то дурной пьесе. Он знал всех этих людей, помнил так, как не помнил, должно быть, своих родителей, и в то же время этим воспоминаниям было чуть меньше суток. Что это за дружба, что за странная привязанность? Почему он ощущает неконтролируемый прилив радости и едва ли не любви при одном лишь взгляде на эти знакомые и одновременно совершенно чужие лица? Все они почти три десятка лет жили каждый своей собственной жизнью, обросли связями, знакомыми, приятелями, друзьями и возлюбленными. Разве могут несколько лет школьной дружбы — в случае с Беном, Майком и Беверли и вовсе речь шла о нескольких месяцах — перечеркнуть почти целую жизнь? Неужели никто из них не ощущает это нелепой наигранности? Но, судя по всему, никто не ощущал. Когда известие о самоубийстве Стэнли потрясло их небольшую компанию, Билл едва ли не физически ощутил, как начали стремительно рваться и без того непрочные узы между ними. И не сказать, что его это огорчило. Да, это он хотел, чтобы они собрались все вместе. Это он страстно желал отомстить любой ценой монстру, убившему его маленького брата. Да, это он готов был пойти на любые жертвы, чтобы добиться своего. Был готов в четырнадцать лет.Но стоя ночью около публичной библиотеки, ожидая, когда Майк отопрет ее двери, и в очередной раз изучая взглядом собственную обувь до мельчайших подробностей — Билл сомневался. Очень сильно сомневался. Разговор с друзьями детства словно отрезвил его, окатил ледяной водой. Злость и ненависть в груди все еще теплились, но на некоторое время отошли на второй план. На первый же вышло осознание простой истины — с Робертом он связан куда сильнее, чем с ними. После того, как все закончится, остальные Неудачники разъедутся обратно к своей привычной жизни, не важно, счастливой или не очень. Ему же останется только сиротливо бродить по руинам собственной. Так стоило ли оно того? В тот момент желание во что бы то ни стало поговорить с Робертом, понять, сколько из всего их связывающего было настоящим, реальным, а сколько —наигранным, достигло предела. Но стоило ему выпить, пусть и не по своей воле, индейский настой и погрузиться в видения далекого прошлого, как пожар злости в груди разгорелся с новой силой, словно туда щедро плеснули бензина. Если Оно настолько непостижимое и непознаваемое, настолько чуждое людям, то как может Оно испытывать человеческие эмоции и быть подвержено человеческим привязанностям? Ответ напрашивался только один и весьма неутешительный — никак не может. А значит все, что между ним и Робертом было — лишь игра. Грязная и подлая ложь. Потому-то Билл даже не пытался снова попробовать поговорить с Пеннивайзом ночью и наутро, потому-то и принялся уговаривать других Неудачников закончить начатое к огромному облегчению Майка. И только поездка на вновь обретенном Сильвере до Бэсси-парка помогла Биллу слегка прочистить сознание. Он увидел свой старый велосипед в антикварной лавке и не смог удержаться от соблазна выкупить его. Да только ездил Сильвер неважно, что, в принципе, неудивительно. Удивительным было другое: как он вообще остался на ходу спустя почти три десятка лет. Недалеко от Бэсси-парка Билл завернул в небольшой магазинчик, где купил набор ключей и немного масла. Расположившись на лавочке, он занялся ремонтом велосипеда, что заняло, к слову, куда меньше времени, чем он предполагал. А закончив, невольно задумался — какой же во всем происходящем смысл? Майк отправил их всех тропами памяти, чтобы они могли найти некий символ, ключ, который пригодится им для проведения ритуала Чудь. Да только Билл прекрасно понимал, что все это чушь собачья. Пусть он не помнил всего, но точно был уверен в одном: для Чуди не требуются никакие предметы. А еще — она крайне болезненна для обоих противников. Впрочем, ответ пришел довольно быстро: символы были нужны самим Неудачникам, чтобы вспомнить себя, свою дружбу и восстановить почти разрушенные узы. Потому что все, что сейчас держало их вместе — страх за собственные жизни, но не более того. А это никак не поможет им, а сделает только хуже. — Ну что ты, в искренней вере нет ничего плохого. Для того, кто верит, то, во что он верит становится реальным. Вот что от них требовалось: снова научиться верить, так же сильно, как и в детстве. Билл оторвал взгляд от ботинок и откинулся на спинку скамейки, закрыв глаза. Он что-то упускает. Что-то невероятно важное. За всем этим потрясением, яростью и желанием отомстить он теряет нечто ключевое.Словно кто-то упорно толкает его в спину, более того, толкает всех их, направляя по одному, совершенно конкретному пути. Стальной обруч сильнее сжал голову, в левый висок вонзилась тонкая раскаленная игла. Нет, он не хочет идти по этому пути, словно овца на убой! Не хочет! Он хочет знать правду, пока еще не поздно. Пока он еще может что-то сделать, изменить, суметь обернуть все вспять. Да, Джорджи погиб, но и Стэн тоже, и сколько из них еще сложат головы прежде, чем они одержат верх? И хочет ли этого сам Билл? Он сомневался, что сможет когда-либо простить Пеннивайза. Или что сможет когда-нибудь хотя бы примириться с ним и с самим собой. Но если Оно останется живо и продолжит существовать здесь, в Дерри, одного этого, быть может, уже будет остаточно, чтобы груз, лежащий на сердце, истаял хотя бы отчасти. В миг смятения и испуга именно к тебе Роберт потянулся, несмотря ни на что. Запомни это. Билл замер, всеми силами стремясь ухватиться за это призрачное, ускользающее воспоминание. Он почти забыл тот сон, но, быть может, это все же было не совсем сном? Возможно, Оно позволяло своему глупому человеку иногда видеть и себя настоящее? Если я чего-то недоговариваю, то это не значит, что лгу обо всем остальном. Если бы только он мог поговорить с Пеннивайзом сейчас. Хотя бы недолго! Взглянуть в его глаза и понять, как он на самом деле относиться к своему Билли. Действительно ли они только непримиримые противники, которых жестокая судьба, насмехаясь, свела вместе на долгие годы, или же нечто большее? В ушах неприятно зазвенело, а к иголке в виске прибавилось еще несколько. Билл открыл глаза... и потрясенно замер. Скамейки не было, как не было и парка, неба и самого Дерри. Он висел, словно в невесомости, в непроглядной вязкой тьме. И из нее прямо в его душу смотрели два серебряных глаза. Мрак пришел в движение, и вдруг из него соткалась такая знакомая, долговязая клоунская фигура. Пеннивайз еще несколько мгновений сверлил Билла пристальным взглядом, а затем буквально выплюнул: — Не сопротивляйся, Билли! Делай то, что должен делать, то, чего от тебя требуют извне. Прекрати бороться, иначе это убьет тебя. — Роб! — Билл подался вперед, протянул руки, желая схватить, притянуть к себе ускользающий образ. — Здесь нет Роберта! Только я! И всегда был только я! — прорычал Пеннивайз, резко подаваясь назад. — Убийца твоего брата. Тот, кого ты ненавидишь и хочешь убить. — Я не хочу думать об этом — я лишь хочу поговорить, — Билл поразился мольбе, зазвучавшей в собственном голосе. — Нам не о чем говорить, дуралей! — Пеннивайз яростно оскалился. — Неужели ты не понимаешь, что скорее лишишься рассудка, чем одержишь верх над тем, что дает вам всем силу? Ненавидь меня, глупый человек! — Но я не хочу тебя ненавидеть! Не хочу! — Тогда я тебя заставлю. Яркий свет мгновенно залил все вокруг, вынудив Билла зажмуриться. А когда он открыл глаза, то обнаружил, что снова сидит на скамейке в Бэсси-парке. Он что — заснул? Нет, Билл был твердо уверен, что никакой это был не сон. Да только поведения Пеннивайза понять не мог. Ну ничего, вот сейчас он оседлает Сильвер, достанет Оно даже из-под земли и призовет к ответу. К черту все ритуалы и тропы памяти. К черту все! Это касается только их двоих и не должно привести ни к чьей гибели. Билл Денбро еще не знал, что через несколько часов, потрясенный гибелью Дина, он позволит потоку черной, чуждой ненависти подхватить себя и в этот раз поглотить целиком без остатка. И лишь одно стремление в тот миг поселится в его душе — убить Оно любой ценой.