Глава 17 (1/1)

Золото такое гладкое, что в него можно смотреться, как в зеркало.Странно, думает Торин. Он ведь помнит, откуда оно взялось. Это растёкся по полу Зала Королей кипящий расплав из котлов в кузнях. Загубленная статуя, приманка для дракона. Знак его постыдной неудачи. Но сейчас по сторонам не высятся колонны, со стен не свисают вышитые полотнища с родовыми узорами кланов и картинами былых побед. У зеркала нет ни конца, ни края. Торин бредёт по нему, опустив голову. Как давно? Время здесь не властно. Его тень, двойник из того, зазеркального мира, шагает вместе с ним. Они смотрят друг на друга сквозь преграду. На двойнике золочёный парадный доспех: литые пластины, чеканные головы воронов, на поясе – ножны с мечом. Плечи тонут в густом меху, лоб венчает дедова корона.Их общие шаги колеблют зеркало, от ступней разбегаются волны. Золотая твердь вспучивается буграми, по ним змеятся трещины. Мир теней рвётся навстречу. Кружится голова. Зеркало раскачивается, дыбится, лопается кусками. Они с двойником тянут руки, цепляются за обломанный край. Осколок поднимается стоймя, словно льдина в водовороте – и падает изнанкой кверху.У золотого зеркала изнанка серая, как зола в сердце кострища.Серая башня одиноким перстом грозит небу. Щерятся обломанные зубья стен. Из туч сыплются серые хлопья. Торин знает: пламя недавно отбушевало. Волосы и мех пропахли дымом. Удушливой гарью пожарища горло скребёт непоправимость беды.На плитах у подножия башни в пепел пятном ржавчины въелась кровь.Что-то страшное совершилось здесь. Почему он не помнит??Бегите…?Слово – бестелесным шёпотом из-за грани.Он опускается на корточки, трогает ещё тёплый след чьей-то смерти. Всё новые хлопья покрывают его, тают, застывают бурыми потёками. Скоро спрячут совсем.Торин вдруг понимает: это не пепел, это снег.Зима на Воронью Высоту приходит рано.Бильбо стоит на парапете башни, крестом разметав руки. Босыми ступнями, привыкшими к ласковым лугам Шира – на обледенелых зубцах. Небо у него над головой зловеще рдеет.- Торин! Ты успеешь! Я держу его.Перед Торином на возвышении лежит самоцветная глыба. Опал в тонкой корке породы – великаньей мощи удар разрубил его пополам, обнажив огненное нутро. В рану опала раскрытым переплётом вросла книга. В вечном граните выбита вещая тайнопись.Торин должен прочесть её. Воскресить, облечь плотью слов могучее заклятие. Предотвратить непоправимое.Он всматривается до рези в глазах. Вереницы кособоких, хромых строчек сталкиваются, наползают друг на друга. Словно кто-то перемешал в мешке россыпь чёрточек и углов и вытряхнул не глядя. Торжественный чёткий устав расплывается невнятными каракулями пьяницы. Торин кладёт руку на камень, напряжением воли силится заставить руны говорить.Грозная поступь сотрясает башню. Тонкая фигурка Бильбо наверху качается, вздрагивает, упорно заступает путь надвигающейся погибели. Полы кафтанчика трепещут флагами. В волосах застёгнута мифрильная цепочка, на середину лба свисает бусина. Внутри живёт, бьётся вспышками синего света крохотное сердечко.- Торин! Поторопись!Вместо несокрушимой крепости гранита пальцы тычутся во что-то крохлое, сыпучее. Хватает лёгкого прикосновения – табличка, свидетельница тысячелетий, раскалывается на черепки. Заравнивая пьяные чёрточки рун, глиняный прах ручьём стекает на заснеженные плиты.Древняя тайна умирает неразгаданной.- Торин, беги! Я держу его. Беги!Тучи грохочут готовым пролиться огнём.Он бежит. Но не прочь. Бежит по лестнице, на башню к Бильбо. Ветер хлещет наотмашь. Ступени окованы панцирем льда. Он скользит, падает, поднимается. Тяжёлая шуба мешает, путается в коленях, он скидывает её. Корона слетает сама.Он рвёт из ножен меч. Как будто впереди враг, с которым воин может схватиться оружием. Занесённый к тучам клинок рассекает струи снежного пепла.Ветер воет сотнями глоток. Машут два исполинских огненных крыла.Он продолжает бежать. И уже знает, что не успеет.Бильбо начинает… сереть. Сначала ноги, потом выше, выше. Застывают в разлёте полы кафтанчика, тускнеет мифрильное кружево. Мягкая плоть, складки одежды, размётанные ветром пряди волос – всё обращается в камень. Сам Владыка Махал, возьми он в руки зубило и молоток, не изваял бы более искусного подобия.Он отдал свою силу. Гора забирает его себе.Сердце надрывается кричащим ужасом. Рукоять вываливается из ладони.Торин подбегает, стискивает в объятиях, пытаясь отогреть, разбудить. Каменный Бильбо вдруг становится прозрачным – словно не из мрамора, а из горного хрусталя. По нему бегут рубчики, трещинки. Ряды и ряды одинаковых правильных ромбов, острым концом книзу. Откуда ему знаком этот рисунок? Из-под трещинок сочится свет, столь же яростной, невозможной синевы, как погибшая искорка солнца в сапфировой бусине. Торин сжимает руки. Тщетно. Свет неостановимо льётся сквозь них, всё ярче, бьёт неистовыми копьями лучей. Ещё миг – и нет ничего, кроме света. Руки обнимают пустоту.Отчаянный, горестный рёв обрушивает небо.Исчезают башня, выщербленный парапет, ступени. Под ногами – блёкло-голубое ледяное зеркало. Торин помнит: где-то там, впереди, оброс белыми космами замёрзший водопад, а дальше, за обрывом, с орлиной высоты распахнулась долина перед главными воротами. Но сейчас у зеркала нет ни конца, ни края. Торин бредёт по нему из ниоткуда в никуда. Он не один: подо льдом, следуя по пятам, поджидая, скользит хищная тень. Извивается шипастый хвост, чешуи отблёскивают обсидианом, светят мутными фонарями глаза. Они смотрят друг на друга сквозь преграду.Тень терпелива. Она знает, что рано или поздно получит своё.Вламывается воспоминание:Бильбо.Его не вызволить. Не вернуть, заходится погребальным стоном предчувствие.Торин не желает верить.Поворачивается, бежит, бешено ломясь сквозь ветер. Туда, где за летящей пепельной мглой чудится тёмная круча берега, а на ней – устремлённый в небеса каменный перст.Угадав намерение, тень кидается наперерез.Зеркало лопается. Из бурлящей глубины взмывает когтистая лапа, цапает за ступню. Стальной поножень сминается, как яичная скорлупа. Торин дёргается, вопит от боли.Льдина встаёт на дыбы. Вместо чёрной морозной воды под ней – кипящий золотой расплав. Торин бросает вверх руку – удержаться не за что, съезжает, царапая льдину углами доспеха. Испепеляющий жар неотличим от холода. Его засасывает крутящейся воронкой, утягивает вниз, вниз… Вот уже не вдохнуть – жгучий лёд наполняет лёгкие, вместо крови растекается по жилам. Густое, вязкое как клей золото смыкается над головой. Глотает его……и вышвыривает на зелёный камень Эребора.Из его собственных глаз на него глядит дракон.***Сокровищница встретила тишиной.Таинственно мерцали холмы, невесомо парили в столбах света золотые пылинки. Они походили на стайки мошек, погожим осенним вечером резвящихся в безветренном воздухе. Сурово хмурились лица подпирающих колонны изваяний, недобрым багрянцем подмигивали рубиновые глаза в ободах чаш, в рукоятях клинков.Клинки жаждали напиться крови.Сокровищница прислушивалась, затаив дыхание.Нельзя, чтобы в ней снова поселился дракон.Нельзя.Нельзя…Слово металось внутри головы, ударялось о стенки черепа, отскакивало, звенело. Хотелось зажать уши ладонями. Руки болтались жгутами выкрученного мокрого белья, не было сил их поднять.Спотыкаясь, Бильбо взошёл по лестнице на площадку. Там всё было так же, как он оставил третьего дня, когда прибирался, прежде чем перенести часть их с Торином небогатых пожитков в тронный зал. Из-под опрятно подгребленной к середине кострища кучки углей пробивалась маленькая струйка дыма. Чайник, скособочившись, висел на треноге. Поодаль от огня, рядом с лекарской сумкой Оина и моточками отстиранных от мази бинтов, ровной стопкой лежали книги.Неужели всего несколько дней назад он читал Торину про заносчивого Фрама и гномов, взявших кровавую виру за оскорбление? Делился осенившей догадкой, предвкушал удачу. Торин обнимал его, щекотал губами шею, окружал своим запахом и теплом. От воспоминания о ночных ласках наливались медовым жаром щёки.Ещё не зная этого, они проживали последние отпущенные им мгновения счастья.Сердце глухо заныло. Уже привычная, по-хозяйски обосновавшаяся внутри боль добиралась до сознания будто издали, сквозь преграду. Как в детстве, когда баловались в снежки, и сплочённым белым комком попадало по толстому зимнему тулупчику. Бильбо подошёл, присел на корточки. Убрал бинты в сумку, отодвинул в сторону. Случайно задев локтем, чуть не сшиб верхнюю книгу. Поправил покосившуюся стопку. За сумкой, под свёрнутым пустым мешком из-под припасов, дожидалась своего часа вещь, ради которой он сюда пришёл.Жало. Меч, в неумелых хоббичьих руках однажды спасший Торина.Снятый с пояса в первый же день, убранный с глаз долой – от кого обороняться здесь, в Горе, где кроме них двоих никого нет?Сегодня он окажет Торину последнее благодеяние. Прекратит напрасную му?ку, освободит из клетки, в которую заточило его чудовище. ?Скорее?, подгонял настойчивый голос. ?Скорее?.Вынув из ножен, Бильбо держал меч на ладонях. Думал про бледное, лоснящееся испариной пятно на груди. Единственный изъян в драконьем панцире. Он заботливо подложил туда тряпицу, чтобы верёвки не натёрли кожу. Как наберётся решимости приставить к нему острие? Как нажмёт, вдвигая клинок в тело?Как найдёт мужество своей рукой оборвать самую дорогую жизнь?По окаёмке зрения светящимися червяками мельтешили синеватые сполохи.?Торин ждёт. Он доверился тебе. Не обмани!?Голос, без сомнения, был прав. Но Бильбо не мог заставить себя двинуться. Сидел на пятках, смотрел на своё отражение в полированной глади клинка. От незаметного дрожания рук оно кривилось, вытягивалось. Когда орки рядом, Жало светится синим, как глаза Торина. Занятно. Только сейчас эта мысль вдруг явилась на ум.От рукояти узором спускалась насечка – исполненный тончайшими штрихами длинный завиток, похожий на усик вьюнка. В точности такой же усик украшал клинок Оркриста, торинова меча. Бильбо рассмотрел однажды на привале, когда Торин точил его, протирал промасленной тряпочкой драгоценное лезвие. В груди укололо больной сладостью. Даже их мечи были родными друг другу.Он прикрыл глаза, трудно вздохнул. Положил Жало на пол у колена. Рукоять тихонько звякнула о камень.Нет, он не струсил. Не отрёкся от обещания.Он просто ещё немного повременит.Самую чуточку.Каждый миг – ещё один украденный у смерти вдох, ещё один удар сердца.Скоро они расстанутся, чтобы больше не свидеться. Никогда, даже на неведомых тропах за порогом жизни. Даже после конца времён, в Обновлённом Мире, в который верят дети Махала. У каждого народа своё посмертие. И хитрейшему из взломщиков не подобрать отмычки к дверям чертогов гномьего Владыки.В голове гудело, от одного уха к другому бултыхался прокисший кисель. Взгляд бесцельно блуждал, ища, за что бы зацепиться, чтобы дать пищу неприкаянному рассудку. Дымок над костром. Надо же – столько дней прошло, а где-то в глубине теплится огонь. Полезная штука этот горный уголь. Почему бы хоббитам в Шире не покупать его у гномов? Дочиста отскобленная сковорода, деревянный половник. Чайник на крюке, понурившийся поцарапанным носиком. Был бы полон – натекла бы лужица. Но с их последнего завтрака воды в нём осталось всего ничего.Взгляд приклеился к испачканному сажей жестяному боку. Раздёрганные петельки мыслей нанизывались одна на другую, собирались воедино.Чайник. Костёр. Да. Хорошо бы выпить горячего. Который уже день он не утолял жажду ничем, кроме воды из подземных источников, ледяной до судорог и ломоты в зубах? Как знать, может быть, после доброй кружки душистого чая ожидающее его дело уже не предстанет таким невозможным?Обманчивое хмельное облегчение ударило в голову. Вот она! Всамделишная, невыдуманная причина для отсрочки. Ещё несколько честно откупленных у судьбы минут.Торин поймёт. Не упрекнёт его.Бильбо наугад выудил один из мешочков с травяной смесью, не скупясь сыпанул в кружку. Подполз на четвереньках, оживил костерок. Тот занялся легко, словно тоже обрадовался. Проворные рыжие язычки побежали по углям, принялись облизывать закопчённое донце. Бильбо то смотрел на них, то заглядывал в чайник, наблюдая, как появляются и растут пузырьки на стенках. Крышка валялась на полу, откатившись в сторону.Всё равно вода закипела слишком быстро.Эх ты, недогадливая тетеря, укорил себя Бильбо. Почему не додумался сходить к источнику, наполнить чайник до краёв?Над кружкой поднялся пар, изошло терпкое благоухание. Запах бередил что-то внутри, оно ворочалось, силясь проснуться. А кружка была та самая, из которой пил Торин. Помнила тепло и прикосновение его губ. Когда Бильбо приложит к ней свои губы – приснится ли Торину поцелуй?- Бильбо!..Это Торин зовёт его. Он слишком долго медлит. Нужно спешить.Туман перед глазами перетекал, рвался клочьями. Бильбо поднял кружку, расплескал, понял, что не удержит. Поставил обратно.Что-то зрело, протачивало себе путь на свободу, словно запертый обвалом родник. По щеке ползла первая горячая капля.- Бильбо! Ты слышишь?Затопали быстрые, чуть прихрамывающие шаги. Два знакомых голоса перебивали друг друга.- Гэндальф!- Эй, Гэндальф, скорее!..Звуки доносились то ясно, то будто сквозь толщу воды.Рука схватила за плечо, затрясла так, что голова запрыгала, как спелая груша на ветке.- Здесь Бильбо, с ним что-то неладно!В поле зрения вплыло лицо. Растрёпанные вихры, тёмные от щетины щёки, внимательные, встревоженные глаза.Кили.Кили?!Ошпарило ужасом.- Нет-нет-нет, ты… зачем ты здесь… Торин же… нельзя, вам с братом нельзя… уходи!.. уходи!Мелькнуло, взвилось что-то длинное, серое. Ветер прошёлся по волосам. Кили отмело в сторону.- Вы, двое! Чтоб моему посоху заплесневеть!.. – Повелительный окрик родил эхо в колоннах. – Кому было сказано?! Пока я не очищу золото, даже близко сюда не суйтесь!- Но мы же были здесь уже!- И ничего!- Гэндальф, - заплетаясь, умолял Бильбо. – Уведи их отсюда. Уходите. Вы все, уходите…- Что с ним, Гэндальф? Он на привидение похож!- Бильбо, что случилось? Где Торин?- Спаси меня все благие силы! Я уже не удивляюсь, отчего ваш дядя седину нажил до срока! Мало того, что сбежали и увязались за мной. Оин мне бороду выдерет и не посмотрит, что волшебник. Так сейчас хоть под руку не лезьте!Голоса отдалились, слились в бессмысленный гул. Всё снова начал заволакивать подсвеченный синим туман.Спящий Торин на троне. Он ждёт. Нужно идти.Рассудок пытался отдавать приказы оцепеневшему телу. Выходило жалкое трепыхание. Бильбо завалился набок, упёрся ладонями в пол.Большие твёрдые руки обхватили, выпрямили, стиснули клонящуюся голову. Сквозь синеватые кудлы вновь проступило лицо. Седая лохматая борода, хмурый лоб, морщины бороздами. Глаза поймали в плен. Вбуравились в самую глубь, зацепили что-то, вытягивая на поверхность.- Вернись, Бильбо!Одна ладонь распрямилась перед лицом. Даже на расстоянии от неё исходила сила – Бильбо ощутил, как навстречу толкнулся тугой валик сжатого воздуха.- Вернись!Гэндальф добавил несколько слов на незнакомом, певучем наречии. Сложил пальцы и всей щепотью, резко и коротко, будто клюнул, ткнул в середину лба.Бильбо подбросило. От места удара стрельнули трескучие искорки, поднявшие дыбом все волоски на теле. Похоже бывает, когда стаскиваешь через голову шерстяную кофту, и только что расчёсанные волосы липнут к вязаному полотну. Он заморгал, прогоняя из-под век цветные круги. Гэндальф выпустил его голову, отодвинулся, усаживаясь напротив. Улыбнулся:- С возвращением, друг мой.Внезапно наступившая ясность слепила безжалостнее солнца в алмазных гранях. И захочешь – не спрячешься, не юркнешь в спасительное убежище тумана.Бильбо метнул глазами по сторонам. Дико, хрипло вскрикнул, увидев меч, лежащий у правого колена. Схватил, отбросил, как живую змею, готовую ринуться и ужалить.Меч угодил на самый край, качнулся, упал. Было слышно, как внизу зашуршала, осыпаясь, горка монет.Бильбо затрясся, сгорбился, закрыл лицо ладонями. Ручей пробил запруду. Ледяные пальцы обжигала солёная влага.