Глава 9 (1/1)

В начале времён, когда Махал творил камень, плоть земли, и руду, её кровь, он наделил их душой. Всё вокруг наполнено жизнью. Каждый гном постигает это едва ли не прежде, чем начинает осознавать самое себя. Держа в неуклюжих пухлых пальчиках первый игрушечный молоточек, малыш учится говорить с камнем. Металл и необработанный самоцвет сохраняют в себе, словно спящее зерно, думу о множестве прекрасных форм. Мастер умеет услышать её, направить своей волей. Изделие помнит прикосновения своего создателя. Воин делится с оружием частицей своей силы, и в исступлении битвы они сливаются в одно. Бывает, что верный меч или топор предупреждают об опасности. Сказания повествуют о зачарованных клинках, скорбевших по погибшему хозяину и отвергавших чужую руку.?А что же книги??, задумался Торин. ?Тоже навсегда запоминают тех, кто резал и сшивал листы, размечал строки, прилежно водил пером??Он взял с полки книгу в заяснившемся от времени переплёте из оленьей замши, тыльной стороной ладони, чтобы не повредить когтями, смахнул пыль с корешка. Старая знакомица. Вечерами в детской отец часто читал из неё вслух, а они с братом и сестрой, прижимаясь друг к дружке, сидели на расстеленной на полу громадной, бурой с сединой шкуре горного медведя. Медведя один на один убил отец, в ту пору, когда сватался к матери, похваляясь достойными молодого жениха удалью и отвагой. Торин помнил запах этой шкуры, помнил, как ему нравилось зарываться ладонями в густой мех. В одном месте, возле правой задней лапы, была проплешина с дыркой посередине. Он помнил, как однажды пролил туда едкий раствор для травления клинков, и как потом влетело за то, что стащил его из мастерской без спроса.?Повесть о славном Азагхале, царе Габилгатола, и о том, как в битве на Равнине Пепла обратил он в бегство самого Глаурунга, Прародителя огненных змеев?. Торин раскрыл книгу, пролистал несколько страниц. Осторожно сковырнул твёрдую каплю свечного воска. Крупные красивые руны, выписанные безукоризненным уставом, по каждой странице – широкая окаёмка с узором, который ни разу не повторялся в точности. В больших, на разворот двух страниц, рисунках изображены герои и картины сражения. Рисунки раскрашены творёным золотом, тёмной охрой и киноварью. Показалось, будто после долгих зим забвения книга обрадовалась, что кто-то снова держит её в руках. Узнала ли она его?Торин вздохнул, возвращая на место этот кусочек детства. Напоследок погладил полысевший замшевый корешок. В ней он не найдёт ничего нового. Другие, незнакомые книги толпились на полках.Пыль щекотала ноздри. Он потеребил нос, уткнул его в руку, глубоко задышал ртом.- А-апчхи!! – Звонко донеслось издали.Торин улыбнулся. Его негаданная короткая радость горчила несбыточностью. Бильбо вёл себя с ним так, словно уродующий его колдовской недуг был неприятностью не страшнее простуженного горла. Словно всё ещё можно повернуть вспять. ?Вот вылечим тебя, и тогда…?Выпущенные наперёд косицы качались от движения, бусины легонько стукали по голой груди. Торин провёл сгибом большого пальца по левой косице, сверху вниз, до бусины. Плетение было старательным, но не очень умелым, самым простым, в три прядки. Он приподнял бусину, положил на ладонь. Медленно закрыл пальцы, подержал, чувствуя, как она нагревается от пышущей жаром кожи. Прижал сомкнутый кулак к сердцу.В чём Бильбо черпал силу, чтобы продолжать надеяться?Повествований об Азагхале и Глаурунге обнаружилось с добрую дюжину. В любых видах, от сухих летописных отчётов до цветистых стихотворных баллад. Нашёлся даже сборник любовных песен, сочинённых якобы от лица некой девицы, воспылавшей чувствами к храброму царю. Некоторые весьма пространно описывали ужасающий облик исполинского бескрылого дракона. Если им верить, Смауг рядом с ним сошёл бы за средних размеров ворону. Торин бы даже сказал, что сочинители упивались этими повергающими читателя в трепет подробностями. Сколько в них было от преувеличения, призванного приукрасить повесть и восславить доблесть героя? Ни к чему в это вникать. Нигде не было и самого туманного намёка на превращение, которое происходило с Торином.Попался ещё рассказ о разорении крылатыми драконами Севера гномьих поселений в Серых Горах, с многословными и запутанными рассуждениями о том, что за причины подвигнули их заняться поисками нового обиталища именно в эту эпоху. Торин захлопнул книгу. Взвилось облачко пыли, мельчайшие крупички вспыхнули в пучке света. Солнце стояло уже низко на западе, лучи стелились почти вдоль. Он сдерживал себя, запрещал поддаваться разочарованию и гневу. Ещё слишком рано. Целый сонм непросмотренных свитков и книг пока хранил свои тайны.Плечи сутулились. Гребень выпячивался на спине как горб, заставлял мышцы напрягаться. Они нудно, противно ныли, загривок начинал неметь. Выпрямлять спину было трудно. Хотелось сгорбиться ещё больше, идти наклонившись, свесив руки и полуприсев для равновесия. Пока Бильбо был рядом, он не показывал виду. Когда они расстались у полок с книгами на Всеобщем наречии, Торин уходил, до последнего ощущая на себе взгляд, будто тёплую ладонь. Он держал осанку, гордо разворачивал плечи. Теперь, в одиночестве, можно не притворяться.Он сунул руку под волосы, с силой растёр чешуистый загривок. Застоявшаяся кровь, расходясь, заколола изнутри. Так бывает, когда во сне отлежишь руку. Граница чешуй подползала вплотную к затылку. Он дотянулся вниз, насколько хватало руки, внимательно ощупал треугольные зубья и провалы между ними. Каждый крепился по-отдельности. До тех пор, пока они не спаялись воедино, хребет мог выгибаться и двигаться, как положено природой. Но Торин представлял, что его ждёт. Скоро зубья срастутся между собой, и тогда гребень согнёт его, поставит на четвереньки как зверя. Болезнь сдирала с него не только кожу. Она ломала тело, перекраивала по-своему кости, жилы и плоть.Соседние с ?Хроникой Серых Гор? книги свалились набок, перекрыв свободный промежуток. Торин поднял их, собираясь втиснуть обратно толстенную бесполезную ?Хронику?. Коготь чиркнул по чему-то шершавому. Из-под корешков выглядывал самый краешек сложенного вдвое листа. Пожелтевший уголок был почти неразличим в пыли.Сердце бухнуло о рёбра.С чего вдруг? Вроде бы, ничего особо примечательного. Не какой-нибудь тростниковый свиток или древний пергамент, покорёженный в драконьем пламени. Просто листок бумаги. Скорее всего, пометка, которую оставил для себя кто-то из служителей библиотеки. Напоминание о том, сколько новых книг ещё не успел внести в опись. Или каким из его подопечных на этой полке нужно подклеить выпадающие страницы и починить застёжки на переплётах. Не стоило бы и внимания на неё тратить.Но предчувствие позвало внятно и властно.Торин торопливо схватил в охапку ближайшие книги, почти кинул на пол кренящуюся стопку. Дёрнул к себе листок, тот поддался не сразу – его что-то держало. Расправил заломленные складки. Надпись была сделана не чернилами, а грифельным стерженьком. Тёмно-серая крошка местами смазалась, местами осыпалась совсем.?…динствен……сущест…………о Малых гн..мах…..т..бл..чк……бнаруж… при разбо…… ..линность…н..подтверж…на……подробн…. зри….. ..тный…?.Малые гномы. Загадочная, обособленная ветвь гномьего народа. Сгинувшая настолько давно, что само её имя в памяти поколений почти истёрлось, как эта грифельная крошка. Торин припомнил когда-то слышанное: среди учёных велись споры, справедливо ли причислять Малых гномов, наравне с Семью Родами, к детям Махала. О них не рассказывали наставники на уроках. О них молчали предания. Даже всезнающие летописи ограничивались скудными обрывками.Предчувствие кричало в голос.Чтобы добраться вглубь второй снизу полки, пришлось сесть на коленях и, до предела вытянув руки, вклиниться в неё плечами. Ещё не закостеневшие связки между зубьями гребня раздвинулись и с чмоканьем захрустели. Звук был, как будто наступаешь сапогом на раковину с улиткой. Торина передёрнуло от омерзения.Бильбо далеко и не слышит. Это хорошо.Шарящие руки наконец обхватили то, что пряталось за книгами. На свет явился свёрток, обёрнутый дешёвой грубой бумагой. Внутри что-то звонко брякало.Вместо бечёвки свёрток в несколько витков перетягивала тонкая проволока. Торин полоснул по ней когтями. Скомкал обрывки, отшвырнул не глядя, вспорол бумагу. Посыпались какие-то кусочки. Он подобрал один, рассмотрел: маленькие глиняные черепки. Кому понадобилось прятать здесь посуду?Но нет, конечно, это была не посуда. Глиняные таблички, размером примерно в две его ладони, сложенные высокой стопкой. Навскидку – примерно полторы дюжины. Не очень ровные, похоже, слепленные вручную. Некоторые расколоты пополам, ещё несколько совсем разбились – это их осколки выпали, когда он разорвал обёртку.Сердце ударяло не только в груди. Всё его тело словно стало гулким бронзовым кругом, в который били молотом, возвещая тревогу.Таблички покрывали письмена. Самый древний способ запечатлеть в изделии рук изустное слово. Его использовали до того, как научились делать листы из тонко обработанных кож, и, тем более, размалывать древесные волокна, изготавливая из них бумагу. Руны процарапывали по глине заострённой палочкой, а затем закрепляли обжигом в печи.Торин не вспомнил про широкие полированные столы и сиденья с мягкой обивкой, про удобные наклонные подставки со шпенёчками, не дающими страницам закрываться. Как был, на полу, сел на пятки, опёрся предплечьями о колени. Жадно всмотрелся. Начертание многих рун отличалось от принятого теперь. Но всё же, с грехом пополам, написанное удавалось разобрать.?Се есть повесть Мима, последнего из Нулук-кхазад, тех, кого презирающие нас нарекли Малыми гномами, а также нечистыми. Да познают враги наши и потомки их всю глубину своей неправды, и да вострепещут.Горе тебе, нашедшему мою повесть, кто бы ты ни был, ибо вместе с ней нашёл ты сокровищницу Глаурунга, и рок твой близок?.На табличку шлёпнулась алая капля, растеклась по бороздкам рун. Кровь. Он поранил ладонь об острый конец проволоки и только сейчас это заметил.?…Мы, Нулук-кхазад, пробудились во тьме, которой Враг объял мир, далеко от благословенного Запада. Мы не ведали ни Создателя, ни закона, который он мог бы преподать нам. Посему в предначальные дни, до восхода Солнца и Луны, мы признали Врага нашим Владыкой. В нашем младенчестве он являлся чёрной тенью без имени, и те из нас, кого он тайно похищал в ночи, пропадали навеки. В нашем детстве он пришёл к нам открыто, и назвал себя, и увёл нас в свою твердыню. Он учил нас тёмным чарам и многим искусствам, и способам того, как изделиями из камня и железа пресекать жизни. Он забирал и детей Эльдар, Первородных. Мы смотрели, как он ввергал их в узы, извращал их волю и тела, и давал им облик Ракхас, или орков. Нашим же делом было ковать им латы и клинки, и вооружать для битвы воинство Врага. Мы трудились, как невольники, в подземных копях его крепости, не видя красоты и света, окружённые лишь порождениями его неугасимой злобы.Многие столетия минули, прежде чем некоторым из Нулук-кхазад удалось вырваться из плена. Мы бежали на запад, и нашли прибежище в пещерах под холмами. Мы зарывались глубоко под землю, возводили там наши укреплённые чертоги. Домом нам стали багряноцветный Шарбхунд и священный Нулук-кхиздин. Там мы жили, вдали от врага, хоть и на самом пороге земель, что под сенью его длани.Но даже тогда не было нам покоя. Нас преследовали вражьи прислужники. Эльдар охотились на нас как на зловредных тварей, выслеживая и убивая нас ради забавы. Головки их стрел сияли, летя в цель, а свет изогнутых клинков, холодный и свирепый, был подобен свету звёзд, которым они поклонялись. Нас становилось всё меньше. Индрафанги же, наши родичи…?Торин оторвался от чтения. Нахмурился, припоминая. Индрафанги. От этого слова веяло непредставимой древностью. Как будто сняли печать с гробницы, и волосы на затылке шевельнуло мёртвое дыхание тысячелетий. Слово пришло из страшной глубины времён, поистине из само?й Предначальной тьмы, о которой повествовал скупой слог рассказчика. Пра-язык, ещё более старый, чем руны, вычерченные на табличках. Этим словом когда-то называли потомков Семи Праотцев. Семь гномьих родов, среди них и Длиннобородов, его собственный народ.Кровь всё капала из глубокого пореза на ладони, пятнала додревние письмена.Он продолжил читать.?…Индрафанги, наши родичи, отвернулись от нас. Мы взывали к ним о помощи, они же отреклись от родства с нами. Они сказали: столь уродливые и ничтожные существа не могут быть детьми нашего Создателя. Вскоре последние из нашего народа, жившие в Нулук-кхиздине, были истреблены. Эльдар захватили наши чертоги, присвоили их, и назвали на своём языке Нарготронд. Они крошили священный камень, возводя свои стены и башни на костях убитых ими.Индрафанги знали о нашем злосчастье, знали и не сделали ничего?.Кривоватые, кое-где лезущие одна на другую строчки принимались путаться перед глазами. Торин вёл по ним кончиком когтя.?…Наш народ умирал. Мы были изнурены, но не сломлены. Мы вспомнили о вражьих полчищах, о чудовищных тварях, чьи зубы острее клинков, а броня крепка как сталь. И тогда мы воззвали к Врагу.“Дай нам силу!” молили мы. “Как даёшь её троллям, и варгам, и оркам, предводителям твоего воинства. Вооружи нас, дай нам огонь и броню. Мы снова, на сей раз не по принуждению, станем служить тебе. Дай нам отмщение! У Эльдар, что истребляли нас, у Индрафангов, что отвергли нас, не будет врагов более беспощадных, чем мы. Мы разрушим их города, мы околдуем их сокровища. Своим прикосновением мы поработим твоей воле их сердца. И да стонет земля их под твоим проклятием!”И Враг исполнил наши мольбы. Он забрал наших мастеров и воинов, наших мужчин, женщин, и детей, и поселил в своей стальной твердыне …?Весь низ таблички облупился, дрожащие чёрточки рун исчезли в шероховатом сколе. Торин потянулся за следующей. Не та! В лихорадочной спешке он хватал оставшиеся одну за другой, ища нужную. Сколько их искрошилось в пыль за столетия до того, как хрупкая находка попала к эреборским хранителям?Солнце зашло, в густеющих сумерках синеватый луч его глаз метался по строчкам. С загривка вниз по гребню ползла морозная жуть.?Я, Мим, последний из Нулук-кхазад, был единственным, кто выбрался оттуда…?Вот оно! В рёбра будто ткнули тупым древком.?…кто выбрался оттуда, из грязных узилищ в подземельях Ангбанда. Я видел, как наших младенцев отнимали от материнской груди. У них вырастали клыки и чешуи, они корчились и умирали в муках. Я видел, как пальцы превращались в когти, как огонь пожирал изнутри тела тех, на ком Враг испытывал свою чёрную ворожбу. Многие сгинули без вести, и лишь крики, донёсшиеся в ночи, поведали нам об их участи. Голоса наполняли наш сон, шёпоты, что учили нас смертоносным заклятьям, слишком страшным, чтобы произнести вслух. Наша плоть вздувалась и кипела, как вода, и застывала на костях новым обличьем. Так обретал бытие замысел Врага. В нём мы рождались заново чудовищами, величайшими из всех, кого знал мир сущий.И мы радовались.Тьма стала нам приютом, убежищем, материнской утробой. Мы помнили о наших истинных врагах, Эльдар и Индрафангах, ожидающих нас за стенами. Мы жаждали войны, ибо ненависть текла у нас в крови, неутолима и всепожирающа как пламя. Наши тела и наши дети были добровольной жертвой во имя её.Но я, Мим, был слаб. Оба моих сына, Кхим и Ибун, родились в вечном мраке ангбандских подземелий. Я забрал их оттуда, и мы бежали. Так, в слабости своей, я сделался отступником. Мы брели по пустоземью, хоронясь от всех, и наконец вернулись в нашу покинутую крепость Шарбхунд, ту, что на поганом языке Эльдар теперь зовётся Амон-Руд. Никто из нашего народа больше не жил там. Давным-давно ушли они в страну по ту сторону могилы, и кости рассыпались прахом. Если же были иные, кто выжил и возвратился на восток, нам о том неведомо.Так минуло две сотни лет.И грянула битва. Растворились врата Ангбанда. И се, могучий Глаурунг явил себя, сея огонь и погибель. Он низвергнул царства Эльдар, испепелил их деревья и города. Земля сотрясалась под его пятами. Мы поняли: пока мы, трое неверных, прозябали в нужде и убожестве, наш род восстал во славе. С ним пребывало благословение Тьмы: пламя, чешуя и когти, и самое неодолимое оружие – колдовская сила змеиного взгляда. Глаурунг сокрушил укрепления Эльдар, перебил их воинов, как волк режет овец, и водворился в священном Нулук-кхиздине. Мы же трое дрожали от страха, скорчившись в своём жалком убежище под холмом, и не посмели присоединиться к нему, нашему родичу, отнявшему у захватчиков наш древний дом.За нашу трусость мы наказаны, ибо потеряли всё.Теперь сыновья мои мертвы. Скорбь моя слишком сильна, чтобы я мог выразить её в словах. Я стою в обиталище Глаурунга, в самом сердце чертогов Нулук-кхиздина, где он хранит свои несметные сокровища. Я пришёл сюда в надежде, что он позволит мне служить ему.Знай же, ты, нашедший мою повесть: к захватчикам-Эльдар смерть придёт от пламени и от когтей. Но вероломным Индрафангам уготовлено иное наказание. Да будут прокляты предатели родни своей! Ибо Глаурунг – Праотец всех змеев. Повсюду, где бы ни прошёл, наделён он даром создавать себе подобных. Берегись золота, Индрафанг! В нём заключён твой рок.Муки детей наших взывают! Прах невинноубиенных вопиет к отмщению! Вы, пренебрегшие нами, будете сражены самым страшным оружием, коим оделил нас Враг. Через золото настигнут вас змеевы чары. Они поработят ваш разум на службу Врагу. Они исковеркают ваши тела. Всё, что пришлось вытерпеть нам, вы познаете на себе – и поймёте, на что обрекли нас своим презрением. Проклятье найдёт вас в ваших домах, среди прекраснейших вещей, созданных вашей любовью. Если пытаетесь бежать, оно догонит вас. Оно обрушится на вас, где бы вы ни скрывались. И так приумножится на земле змеево племя, Врагу во славу.Трепещи золота, предатель Индрафанг, ибо через него падёт на тебя наша месть?.Он падал.Сквозь разверстые покровы земли, сквозь скалу, всё глубже, на самое дно преисподней. Воздух гремел в ушах, превращался в пронзительный тысячеголосый крик. Это кричали дети Нулук-кхазад. Они корчились, сгорая в огне, порождённом их телами. Кожа лопалась и чернела, пламя вырывалось из рёбер. Обугленные когтистые пальцы тянулись навстречу.Они ждали его, виновника своих мук.Видишь? Шелестом золотых змеиных чешуй вкрался шёпот. За всё приходит расплата.Холод вгрызался в кости. Испарина застывала ледяной крупой. Языки пламени могли испепелить, но были бессильны согреть.Покорись. Оставь бороться.Он запрокинул голову. С вышины, из-за расколотого громом купола, смотрели два размытых пятна – мертвенно-синие, далёкие и безразличные как звёзды. Их свет жидким льдом стекал по кровожадно занесённым кривым клинкам.Ты знаешь, что я сильнее.А потом он погас, и наступила тьма.