Глава 7 (1/1)

В носу щипало. Это от лука, твёрдо напомнил себе Бильбо. А вовсе не потому, что сердце исходит кровью при виде того, как эта зловредная колдовская хворь ломает Торина. Гордого, сильного Торина, привыкшего быть первым, тем, от кого зависят и на кого уповают другие, не наученного принимать помощь. Каково это, оказаться пленником собственного тела, в котором завелась и хозяйничает какая-то неведомая дрянь? Из плена сбегают, но что делать, если твой тюремщик и палач поселился у тебя внутри? В болезни нет стыда. Как примирить с этим Торина, не мучая ещё больше и без того израненное самолюбие?В глазах всё расплывалось, на ресницах набухали капли. Руки трудились почти вслепую. Нож сорвался, чиркнул по пальцу. Бильбо охнул, торопливо промокнул глаза рукавом. Осмотрел нож и доску – красных капель не было. Лезвие не добралось до кожи, сняло только краешек ногтя. Он перевёл дух. Не хватало ещё осквернить кровью еду. Возможно, гномы относились к этому иначе, но он лично знал немало хоббичьих семей, в которых после подобного происшествия несостоявшийся обед отправился бы в корыто свиньям.Многие в Шире до сих пор верили, что порезать палец во время готовки – к скорому несчастью.- Ты что? Поранился? – спросил Торин.Бильбо помотал головой.- А носом почему хлюпаешь?Вот ведь неисправимый нрав! У самого на теле живого места нет, а беспокоится о нём. Бильбо улыбнулся сквозь слёзы:- Как любит говорить один мой знакомый гном – ?так, пустяки?. Луковое горе.Он открыл сковороду, поскорее спихнул с доски лук. Было не до опрятности. Несколько кусочков просыпались по сторонам, он подобрал их, кинул к остальным. Подлил ещё воды, отодвинул сковороду на край костерка, где не так жарило. Пускай тушатся на медленном огне. Можно забыть о ней на какое-то время.Он повернулся к Торину.Торин сидел, упираясь коленями в подбородок, как бы отгораживаясь ими. Плащ валялся на полу. Увидев, что Бильбо смотрит, он поднялся на ноги. Одним быстрым, слитным и плавным движением, не отталкиваясь рукой. Бильбо, и близко не нюхавший воинской выучки, не взялся бы повторить. А Торин выпрямился, развернул плечи. Медленными шагами приблизился к Бильбо, вступил в яркий свет от костерка. Замер, только подёргивались подогнутые к ладоням пальцы. Он не позволял им сжаться в кулаки. На влажной от пота шее суматошно билась жилка.Ещё когда уговаривал его снять плащ, Бильбо бесповоротно решил: ни за что не станет ахать и причитать, как квохчущая наседка, не унизит Торина жалостью.Рыжий огонь костра безжалостно высвечивал картину разрушения.Плечи Торина, его руки, могучие руки воина и кузнеца, перевивались, как толстыми чёрными змеями, лентами чешуй. Издали, не видя отслаивающихся лоскутов мёртвой кожи по сторонам, их можно было принять за наколки или родовую раскраску. Ряды чешуек смыкались безукоризненно ровно, направленные более вытянутыми концами вдоль руки вниз, каждая слегка находила на соседнюю. Форма их была безупречной, простой и зловещей одновременно. Глянцево-гладкие, блестящие, они казались выточенными из обсидиана. Бильбо вдруг понял, что их цвет точь-в-точь повторял цвет волос Торина – не угольные и не воронова крыла, они имели какой-то ещё, особенный оттенок, он не взялся бы точно определить его, но этот оттенок делал очевидной их принадлежность Торину. Бильбо счёл бы их даже красивыми, если бы увидел где-то ещё. К примеру, росписью на какой-нибудь статуе. Или на чучеле убитого дракона, в гномьих чертогах среди собрания редкостей. А не когда они разъедали изнутри тело Торина, расползались по нему, уничтожая на своём пути его собственную плоть.Бильбо поднёс палец, осторожно прижал одну чешуйку, поводил по ней туда-сюда:- Ты чувствуешь?На вид броня выглядела совершенно непроницаемой, неспособной ничего ощутить. Но Торин сказал:- Да. Только… по-другому. Иначе, чем кожей. Не сумею объяснить.Правое предплечье, целиком покрытое чешуёй, словно одели в обсидиановый наруч. Вниз до запястья тянулся приподнятый гребень, прямой, как лезвие. На локте, откуда он начинался, рос загнутый крюком коготь, второй такой же зарождался у основания ладони. По всему животу чернели разрозненные пятна, но пока свободной кожи там было больше, чем чешуй.Бильбо посмотрел ниже. Увидел, что ремень от штанов делся неизвестно куда, а сами штаны буквально на честном слове болтаются на бёдрах. Правая штанина разорвана от середины ляжки до самой щиколотки, на левой – несколько длинных разрезов вдоль ляжки до колена, один клок выдран и свисает наружу. Такие же разрезы располосовали плечи его кафтанчика. Достаточно один раз взглянуть, как свет перебегает по изогнутым когтям, которыми теперь оканчиваются пальцы Торина, чтобы понять, откуда они взялись. В разрезах просматриваются полосы чешуй, обвивающие ноги, а правая лодыжка, как предплечье, закована в сплошной чёрный панцирь.Смешно, но Бильбо только сейчас пришло в голову:- Торин, а где твоя остальная одежда?Торин буркнул что-то неразборчивое. Но Бильбо уже и сам догадался. Мог бы не спрашивать.- Ты её порвал.Торин фыркнул:- Благодарение Праотцу, что не всю. Пришлось бы щеголять перед тобой в набедренной повязке.У него ещё хватало присутствия духа шутить! Торин смотрел сверху вниз, усы шевельнула усмешка. Бильбо прикусил губу. Образ Торина в набедренной повязке завладел его воображением. Он обошёл кругом. Волосы закрывали Торину спину ниже лопаток. Густая и тяжёлая грива, перепутанная от сна, долгого небрежения. Тонкие седые прядки вились в ней, как прожилки в мраморе. Бильбо спешно соображал, клал ли он в один из мешков гребёнку? Или посчитал её вещью, мало необходимой в деле срочного спасения жизни??Если нет, придётся пальцами?.Вынырнуло воспоминание: ?И тогда я спросил мою Идунн: ты позволишь мне заплетать тебе косы??. Это Глоин как-то раз на привале рассказывал взахлёб внимавшим молодым гномам о своём сватовстве. Бильбо в это время помогал Бомбуру отмывать в ручье котёл и миски после ужина, и не слышал всей повести. Но уяснил – этот вопрос о косах равнялся у гномов признанию в любви.Добраться туда, куда выводила эта ниточка размышлений, как брошенный колдуньей из сказки волшебный клубок, Бильбо не успел. Торин переступил, повернулся к огню – показывая себя Бильбо, отдавая всего себя ему на суд, как и обещал. Тень перестала заслонять спину. На уровне лопаток из-под покрывала волос высовывалось что-то треугольное, острое, как бы цельнолитое из блестящего обсидиана – ни бороздок, ни рисунка чешуй на нём не было. Ещё два таких треугольника, но немного поменьше, торчали выше и ниже. Торин начал поднимать руку – замедленно, словно рука была самостоятельным существом и противилась. Бильбо опередил. Шагнул ближе, чудом не напоролся носом на острие. Собрал в обе горсти спутанную волнистую гриву, приподнял и перекинул наперёд.Торин напрягся, мышцы закаменели. Наверно, он ожидал знака испуга или отвращения. Но Бильбо только мельком отметил зубья выростов, протянувшиеся от шеи к пояснице. Самый нижний пропорол ткань штанов, они повисли на нём – теперь понятно, благодаря чему они не свалились с Торина окончательно. Бильбо смотрел на шелушащиеся края вдоль границы чешуй, на висящие скрюченные ошмётки, на вспухающие язвы. Некоторые из них уже лопнули, взорванные изнутри, почерневшие лоскуты кожи раскрылись во все стороны. На других корки были туго натянутыми и твёрдыми, как будто их испекли на огне, как обжигают глину.В носу снова защипало, ещё злее, чем когда он резал луковицу. Кончики пальцев зависли в волоске от изувеченной плоти. Из-под кожи исходил жар – не удивляло, что гладкие корки выглядели оплавленными. Притрагиваться было страшно. Бильбо прошептал:- Очень больно?Торин качнул головой. Он больше не отнекивался, не запирался, как не скрывают ничего от лекаря.- Сейчас нет. Прохладный воздух. Хорошо. Было больно, когда плащ прижимал. Но щекотно всё время. Хочется скрести.?И ты терпел так долго?.Бильбо очень старался не суетиться, действовать с той спокойной уверенной деловитостью, какую не раз наблюдал у Оина, занятого помощью раненым.- Так. Холод. Тебе нужен холод.Он подтащил свёрнутое в несколько раз одеяло. Кивнул на него:- Садись на колени. Спиной к огню. Так будет удобнее.Вынул из мешка свёрток чисто выстиранных полосок ткани, взятых на случай, если понадобится накладывать бинты. Отмотал одну полоску, вымочил в миске с водой. От этой воды, зачерпнутой из рукотворного источника в одном из ближних залов, немели и теряли владение пальцы. Он растянул бинт в руках и приложил Торину к спине, с одной стороны от гребня, прямо на корки и оттопыренные края лопнувших язв. Чуть нажал, чтобы мокрая ткань прилипла. Торин вздрогнул всем телом.- Больно?- Нет. Нет. Хорошо. – Дрожь прокатывалась волнами, каждое слово Торин выдыхал полустоном.Бильбо размотал ещё один бинт, приложил с другой стороны. Примочки почти мгновенно нагревались и начинали высыхать. Бильбо снимал их, вымачивал заново, укладывал обратно. Торин глубоко дышал, прикрыв глаза.Бильбо до краёв наполняло чувство, которому он вряд ли сумел бы подобрать имя. Что-то вроде трепетной благодарности Торину – за то, что он вверил себя его заботе. В груди становилось тесно, как будто сердце вырастало вдвое.От Торина довольно сильно пахло по?том. Но запах вовсе не отталкивал. Скорее был даже… привлекательным, со смущением признался себе Бильбо. Было в нём нечто от запаха промоченных дождём опавших листьев. И что-то ещё, крепкое и пьянящее, от чего внутри приятно напрягалось. Он то и дело наклонялся ближе, тянул носом – бесшумно, чтобы не услышал Торин.Ещё более странно – совсем не ощущалось гнилостного смрада болезни. Сами чешуи, похоже, вообще ничем не пахли. А язвы были сухими, не сочились ни кровью, ни гноем. При всей убогости лекарских познаний, Бильбо и то видел, что они не походят на обычные ожоги. Впрочем, он сильно сомневался, что даже многоопытный Оин верно определил бы их природу. Колдовство, оно колдовство и есть.Оиновы склянки, предусмотрительно переложенные ветошью, сохранялись в отдельной сумке на ремне, которую, если необходимо, можно было достать из мешка и повесить через плечо. Пробку у каждой обматывала привязанная верёвочкой бумажка, на которой крупным угловатым почерком лекаря значилось название снадобья и наставления, для чего и как его использовать. Пока очередные бинты остужали настрадавшуюся спину, Бильбо порылся в сумке, отыскал нужную склянку. За толстым коричневым стеклом жемчужно переливалась вязкая жидкость.Он снял оба бинта. Зубами вытащил пробку. Разлилось свежее благоухание мяты, ещё каких-то неведомых трав. Он втирал мазь бережно, кончиками пальцев. Другой рукой поглаживал плечо Торина, успокаивал, отвлекал от щекотки. Лоскуты кожи уже не топорщились – вода их размягчила, они прилегали к спине. Вдруг срастутся, понадеялся Бильбо. Некоторые клочки, совсем скрученные и мёртвые, обвисшие от влаги, отваливались и оставались у него в руке. Он складывал их рядом с собой на полу – позже незаметно кинет в костёр. Частичка Торина, сожранная поселившейся в нём чужой тварью. Нутро комкал стальной кулак. Это была ненависть, тяжёлая и страшная – незнакомая Бильбо прежде, так непохожая на его обычные быстрые вспышки гнева. Он почти жалел, что Смауг лежит на дне озера, сражённый стрелой Лучника, и он не сможет убить его ещё раз. Кто бы ни был ты, причинивший это Торину – ты за это заплатишь.- Ну вот. Кажется, всё. Теперь не трогай спину и не опирайся ни обо что. Пусть подживают. И плащ пока не будем одевать.Бильбо лукаво шевельнул бровями. Так хотелось снова заставить Торина улыбнуться.- Поздно скромничать!Торин молчал, уставившись в пол, лоб пересекала морщина.В склянке осталось ещё немного снадобья.- Повернись, - сказал Бильбо. – Обопрись на локти. На животе тоже кое-где есть такие раны.Стоя на коленях сбоку от Торина, он наклонялся над ним. Смачивал, разглаживал, накладывал тягучую беловатую мазь. От близкого холода здоровая кожа на животе взялась пупырышками. Капли воды стекали вниз, пробирались под пояс штанов, впитывались в ткань. Совсем близко Бильбо видел усеянную крохотным бисером испарины грудь Торина. Чешуи до сих пор не забирались туда, где на груди у него росли волосы. Бильбо отводил глаза, старался сосредоточиться. По щекам полз густой жар.Торин вдруг заговорил:- Даже если у нас получится. Мы найдём средство, как это… остановить. – Он опять как будто выталкивал из себя слова, преодолевая встречную силу. – Если оно замрёт и… больше не распространится. Всё равно. Я уже… не стану таким, каким был раньше.Когти со скрежетом впились в мрамор, прочертили борозды. Торин почти проскрипел:- Буду доживать уродом.Что сказать ему, как утешить? ?Ты и таким красивей всех, кого я видел?. Только представить, какой бессердечной издёвкой это прозвучит для Торина! Бильбо прижался лбом к горячему как печной свод плечу и замер. Мгновения утекали, сковорода тихонько ворчала на углях. На грудь Торину спускалась разлохмаченная косичка. Бусины не было, она наполовину расплелась. Развившиеся тонкие прядки цеплялись за курчавые волоски на груди. Бильбо хотел дотронуться, не решился. Прошептал, выдыхая Торину в плечо:- Подожди, я сейчас. Про рагу-то совсем забыл.Он боялся, что придётся отскребать присохшие овощи. Но повезло – вода недавно выкипела, а масла он добавил достаточно. Нижний слой начал запекаться корочкой. Эх! Бильбо сокрушённо вздохнул. На поварском состязании в честь Праздника Урожая за такой промах он со свистом вылетел бы с первого круга. И он ещё расхвастался Торину, заливал чего-то там насчёт дела чести. А впрочем… Подгоревшие кабачки – невелика плата за возможность позаботиться о его ранах.Он тщательно перемешал рагу, равномерно распределяя тёмные поджаристые кусочки, посолил, сдобрил приправами. Перенёс сковороду на деревянную подставку, чтобы закопчённое дно не пачкало мрамор. Самое время доставать миски, ложки, выкладывать и резать куропаток. Бильбо уже наклонился к мешку, но передумал. Затылок щекотал взгляд Торина. Он оглянулся.Торин сидел, скрестив ноги. Он больше не прятал за волосами пятно чешуй на скуле. Лицо было замкнутым, отстранённым. Бильбо знал: он считал вырванную страданием жалобу трусостью.А сам бы он? Как держался на его месте?Бильбо подошёл к нему и… что за шальная лихость подтолкнула язык?- Я тебе потом косицы переплету?Было так… неподобающе сладко, выговорить это вслух. Пусть Торин думает, что сокровенный смысл ему неведом. Из его памяти давно истёрся тот вечер на привале, хоббит, несущий грязные миски к ручью мимо увлечённых рассказом Глоина гномов. Сердцу не было дела.Торин смотрел на него. Скорлупа мрачного сосредоточения треснула, изнутри пробился солнечный луч. Бильбо сказал охрипшим голосом:- Видишь, совсем растрепались. Бусина потерялась. Я бы новую тебе поискал.В груди ворочался тёплый клубок. Губы почему-то дрожали.А Торин кивнул.