Глава 6 (1/1)

Торин незаметно пошевелил лопатками. Толстое сукно плаща было мягким и гладким, отличной выделки. Если провести по нему ладонью, шершавые подушечки пальцев и мозоли почти не цеплялись. Но даже такое прикосновение его воспалённая кожа едва могла выдержать. Болезненная щекотка донимала почти беспрерывно. Лопатки горели, как искорябанные железной тёркой, от них зудящий жар двумя полосами спускался к пояснице. Торин помнил, что за картина предстала ему в зеркале. Это шелушились и трескались швы между чешуями посередине спины и пока ещё здоровой кожей на боках.Он думал о ледяных струях горного водопада, прозрачных, как жидкий хрусталь. Какое наслаждение подставить им измученную спину!Плечи, живот и ляжки тоже чесались, хотя и меньше, а на левом предплечье от напряжения мышц что-то натягивалось, почти готовое порваться. Торин старался пореже пользоваться левой рукой. Правое предплечье, лопнувшее, ещё когда он корчился в монетах, почти целиком покрывали чешуи. Серело только несколько пятен полупрозрачной кожи, уже омертвелых и нечувствительных.Если он слишком сильно двигал лопатками, острия гребня напарывались на сукно. Торин чувствовал, как они протыкают его, высовываются наружу, как их овевает прохлада – долгожданная после лихорадочного больного жара под плащом. В этом было нечто противоестественное – ощущать холод, тепло, осязать прикосновение частью тела, которой раньше не существовало. Даже не отражение в зеркале, а такие вот простые ощущения убеждали, что перемены безжалостны и неостановимы. Что ещё вскоре вырастет или отвалится?Торин завёл руку, осторожно, кончиком когтя подцепил сукно, снял с пропоровшего острия. Напротив двух самых больших зубьев в плаще уже зияли несколько дырок. Он не удержался, костяшками пальцев поскрёб лопатки. Содрогнулся от короткого облегчения. Бильбо хлопотал у костра, всецело поглощённый готовкой, и не смотрел в его сторону. Хорошо. Чем меньше он узнает этих омерзительных подробностей, тем Торину будет спокойнее.Костёр теперь горел на одной из высоких площадок, нависающих над сокровищницей – той самой, куда выводил ход от тайной двери. Торин перетащил туда треногу, в которой снова развели огонь. Бильбо принёс второй мешок, брошенный где-то на подступах к сокровищнице. Деловито достал из него сковороду, небольшую оплетённую бутылку с подсолнечным маслом, доску, внушительных размеров кухонный нож. Даже кусок мыла! Прежде чем приняться за готовку, сполоснул руки в плошке с водой. Торин наблюдал за ним, слушал шебуршание, позвякивание, плеск – эти мирные неприметные звуки переносили в домашний уют.Он отправился в кузни за углём, провожаемый беспокойным взглядом Бильбо – тому вовсе не нравилось отпускать его одного так далеко. Вернулся, неся на правом плече полную верхом здоровенную железную бадью. Бильбо тихонько присвистнул: ?Ничего себе! Ну и силища! Всё никак не привыкну, хоть и видел, какие камни вы ворочали, когда строили стену?. Торин довольно хмыкнул. Он мог бы и Бильбо посадить на другое плечо! Бильбо сказал ?вы?, обо всех гномах, но его восхищённый взгляд предназначался одному Торину. Это восхищение было наградой. От него внутри разливалось тепло, не имевшее ничего общего с лихорадкой.Капюшон больше не прятал голову. Бильбо настоял. Заявил, напоказ засунув руки за пояс: не станет, мол, готовить обед гному, который выглядит как привидение из сказки про Чёрный Капюшон, и за стол с ним не сядет. И точка.?Вообще-то, синий?, поправил Торин. Что за сказка, он не имел ни малейшего понятия. Да и стола у них никакого не было, он сидел на одеяле перед расстеленной на полу тряпицей. Тем не менее, Торин послушался. Он не помнил, когда в последний раз слушался кого-то с такой лёгкостью. Наверно, ещё матери.Он свесил волосы на правую, поражённую половину, прикрыл скулу и щёку. Украдкой, пока Бильбо не видел, ощупал лицо. Убедился с упавшим сердцем, что борода справа, вдоль щеки, начала редеть. Чешуи проклёвывались под кожей, волоски истончались и выпадали, уступая им дорогу.А плащ действительно был синий. Бархатного, глубокого оттенка неба поздним вечером, когда вот-вот загорятся звёзды.- Ты нарочно такой выбрал?Бильбо отвлёкся от нарезания кабачка на мелкие кубики, оглянулся через плечо.- Что?- Плащ. Почему синий?Бильбо обежал взглядом его лицо, заглянул в глаза. Отчего-то стушевался, посмотрел в сторону.- Ну, просто… ты и синий цвет, это как-то… само собой разумеется. Может, потому, что когда я первый раз увидел тебя у себя дома, ты был в синем?- Синий – это цвет нашего праотца Дурина, - сказал Торин. – Когда Махал сотворил семерых Праотцев, то погрузил их в сон до назначенного часа. Дурин Бессмертный пробудился во мраке пещер под Мглистыми Горами. Он вышел из горы и впервые посмотрел на мир. В долине у подножия трёх священных вершин лежит заповедное озеро Кхелед-Зарам. Говорят, у него нет дна. Дурин заглянул в его воды. Стоял ясный день, светило солнце. Но в глубине вод он увидел тёмно-синее ночное небо и венец из семи звёзд. Там, под Тремя вершинами, он основал наше великое королевство Кхазад-Дум.В памяти жил голос деда, его сильные руки. Дед подхватывал его, ещё почти несмышлёныша, сажал на колено. Рассказывал о начале их рода, о Праотце и бездонных водах Кхелед-Зарама. ?Венец? Такой, как этот?? Торин тянулся к дедовой короне, трогал хищные клювы воронов. ?Нет, наднитэ кидзул?, смеялся Трор. ?Звёздный Венец праотец Дурин наденет во дни Обновления, после Последней Битвы, когда мы все будем помогать Создателю заново возрождать Мир?.- Вот видишь, - улыбнулся Бильбо. – Выходит, с плащом я правильно угадал.Нож глухо стукал по доске, горка правильных кубиков уже не умещалась на узкой деревяшке. Бильбо стал высыпать их на сковороду, подгребая с обеих сторон, чтобы не просыпались мимо. Разогретое масло брызгалось и скворчало. У костра было жарко. Бильбо скинул кафтанчик, закатал до локтей рукава рубашки. Щёки раскраснелись, кудрявые прядки липли ко лбу. Мифрильная кольчуга переливчато сияла, словно сотканная из затвердевшего лунного света. Она сидела на Бильбо как родная. Бесценное сокровище его народа. Его подарок. Несмотря на туман, пеленавший разум в те дни, это воспоминание сверкало алмазным зёрнышком в паутине.- Эх, раздобыть бы хоть немножко муки! Я бы кольцами кабачок нарезал и обвалял с обеих сторон. Обжарил в масле, - Бильбо мечтательно облизнулся. – Объеденье! Даже Двалин не посмел бы отвернуть нос!Торин не обладал нетерпимостью Двалина, уверенного, что утолять голод чем-то, в чём есть хоть капля зелени, – едва ли не позор для гнома. Но и у него поползли вверх брови, когда Бильбо извлёк из мешка большущий полосатый овощ двусмысленной формы. ?Это можно есть?? Он постучал согнутым пальцем по кожуре. И поддел, спрятав в усах усмешку: ?Сомневаюсь?. После чего Бильбо объявил, что теперь превзойти себя, приготовив лучшее кабачковое рагу – для него дело чести.Торин поймал себя на том, что ждёт с нетерпением. Что бы Бильбо ни называл этим своим смешным словом. Сколько дней Торин провёл без крошки во рту? Как давно забыл, что живому телу для жизни необходима пища? Он не ожидал, как его обрадует предвкушение такого простого удовольствия – съесть что-то вкусное. Вслед за кабачком на доске оказалась толстая морковка с раздвоенным кончиком. Торин любовался, как проворно мелькает нож в маленьких ловких руках. Огонь с шорохом поедал угли, накрытая крышкой сковорода еле слышно ворчала. В свете костра волосы Бильбо были бронзово-золотистыми и сами словно светились. Торин задумался, сколько меди он добавил бы в золотой расплав, чтобы получить металл такого удивительного оттенка. Он сделал бы из него для Бильбо подвеску в виде жёлудя на фигурной цепочке. И бусины в волосы.Бусины, которые гномы вплетали в косы и бороды, украшали по-разному: родовыми знаками, знаками Гильдий, памятными рунами, узорами, скрывающими нечто важное для носящего их гнома. По тем, которые наденет Бильбо, Торин пустил бы переплетаться листья и травы – образы милых его сердцу зелёных созданий супруги Махала.Морковка, умело наструганная длинными узкими полосками, присоединилась к кабачку на сковороде. Деревянной лопаточкой Бильбо перемешал овощи, плеснул воды, прикрыл крышку. Водрузил на доску очищенную луковицу.Плащ давил на плечи. Если Торин принуждал себя долго не шевелиться, в надежде, что это уймёт щекотку, складки сукна тяжелели, как свинцовые. Воспалённые язвы, которых они касались, стреляли зудящей болью. Торину казалось, что их края вросли в сукно и оторвутся только вместе с кожей. Уже в который раз терпеть стало выше его сил.Там, где они сидели сначала, пока Бильбо заваривал для него чай, из монет торчала колонна. Можно было потираться об неё, хотя бы поясницей и нижней частью спины, где зубья были небольшими. Выше не получалось – гребень упирался в колонну. Здесь прислониться было не к чему. Площадка обрывалась с трёх сторон, без стенок и ограды, а с четвёртой лестница под аркой уводила вглубь переходов.Торин медленно поёрзал всей спиной. Сукно заскребло по топорщившимся ошмёткам и коркам язв. Тело сотрясла дрожь. Он прикрыл глаза, со всхлипом вдохнул сквозь сжатые зубы.- Что с тобой?Торин почти что подпрыгнул. Глаза распахнулись.Бильбо стоял перед ним, держа в руке нож. На доске валялась недорезанная половина луковицы.- Ты о чём? – Торин решил держаться до последнего.- Почему ты всё время… - Бильбо изобразил его, вразнобой подвигав плечами.- Так, пустяки. Не обращай внимания.Бильбо прищурился.- Ты так делаешь, только когда думаешь, что я не вижу. Зная тебя, уже одно это говорит кое-о-чём.Он шмыгнул носом, кривовато усмехнулся:- Ты же вот заметил, что у меня до сих пор голова болит от больговой дубинки. Я тоже много чего замечаю. Не совсем же я безглазый растяпа. – И потребовал, не дав опомниться:- Снимай плащ.- Нет.В попытке закрыться, защититься Торин сгорбился, обхватил плечи руками. Спинной гребень выпятился, острия снова проткнули злополучный плащ.- Оин дал мне с собой лекарские снадобья. Разные, от ушибов, от гнойников, от воспаления.Бильбо шагнул, положил руку ему на плечо. Тут же отпрянул, как обжёгшись:- Да ты весь горишь! Торин! У тебя жар. Ты как печка.Полные тревоги глаза уставились ему в лицо.- Там, внизу, когда ты прыгнул на меня… Было темно, и так всё быстро, и ты сразу спрятался. Я не успел как следует разглядеть. У тебя ведь там не только эти чёрные… чешуи, но и какие-то раны? Да?Торин трудно сглотнул:- Бильбо, это… отвратительно. Тебе не нужно этого видеть.В глазах плеснуло какое-то чувство, Торин не смог его опознать. Бильбо порывисто отвернулся, прошёлся взад-вперёд. Остановился по ту сторону от костра.- Торин, - сказал наконец. – Ты болен. Тебя нужно лечить. Это как если бы тебя ранили. Неужели ты думаешь, что я гнушался бы за тобой ухаживать? Обмывать, перевязывать рану? Побрезговал бы тобой?Он вдруг рассердился:- Да кем ты меня считаешь?!Он со всей силы рубанул ножом по доске. Лезвие застряло, он раскачал его, выдернул. На старом тёмном дереве белела зарубка.Вспышка погасла через мгновение. Бильбо проговорил одними губами, так тихо, что Торин еле разобрал:- А ты сам на моём месте? Что бы сделал?Торина окатило стыдом. Он опустил голову. Кивнул:- Хорошо. Я… – Замолчал, справился с голосом. – …дам тебе посмотреть на себя.Он взялся за тесёмки плаща. При мысли о том, что Бильбо увидит его непоправимо обезображенное тело, в желудке что-то мерзко шевелилось.Незаметные морщинки в уголках глаз у Бильбо собрались в улыбку, а губы кривились, как будто он вот-вот заплачет. Глаза блестели.- Погоди немножко. Луковицу дорежу. Не годится, рагу без лука.