Часть 3. Глава 6. (1/2)
Моё первое воспоминание “после” не омрачено картинами. Я был ослеплен - сквозь повязку просвечивал белый искусственный свет ламп. Писклявый и непостоянный голос аппарата рядом. Моё тело, обвязанное битами, стягивающими мои попытки вздохнуть. Под ними то ли ползающие под кожей насекомые, то ли когтями натянутая кожа, то ли просто, одним словом, боль от каждого движения. Запах больницы. Въевшийся мне в каждый кусок тела запах, что при каждом вздохе отпечатывался лишь негативными воспоминаниями.
И вот снова вздох — меня будто наяву пронзили иглой сквозь все тело. Мои распахнутые глаза уловили рваные и отрывистые движения чёрной тени, ее постоянного потряхивания, и тяжесть: будто на меня навалилась тяжеленная туша, желающая то ли привлечь внимание, то ли причинить боль. Но я на нее смотрел — так чего она хотела? Чья-то обжигающе горячая рука сняла с меня эту мантию, возвращая зрение, но не убирая тень — та и сама вскоре исчезла - видно, я ей наскучил. И так происходило каждый раз: она то появлялась, то исчезала до момента, как ей снова станет чуть меньше скучно, нежели противно от моего вида. Не могу сказать точнее, но так я думал, не желая признавать ее за нечто существенное. Это существо без разрешения вторглось в мою действительность, хоть и не создавало диссонанс или разрыв моей реальности: словно То жило здесь всегда, в своем тесном уголке, не обремененное жизнью и задачами живого человека. Я помню первые мгновения, когда подумал, что это смерть пришла за мной. Пока не осознал, что это была часть моей души, что поселилась в голове. Она нависала надо мной, являя себя во всей красоте чёрного золота — как тогда, я ещё никогда не смотрел на себя так прямо. И даже не потому что зеркало давно не отражало моих глаз, не потому что я избегал смотреть на самого себя даже мельком, пробегая мимо, я просто отчаянно затягивал на затылке повязку, не разрешая себе Видеть. Пока эту маску не сняли с меня сейчас. Ещё бы я мог разобрать, что оно сказало в моей голове до полного исчезновения. Думаю, я видел его ещё пару раз, тот бегал неуловимой тенью из тени в тень предметов, нашего мира, из лужи в лужу, не оставляя брызгов от своих громких шагов и даже топота — теперь его я слышал особенно чётко.
Когда это происходило, я не мог проморгаться: чем дольше и глубже я смотрел во второй раз, тем сильнее оно менялось. Тень то уменьшалась, то увеличивалась, нависая все мощнее, пока в моей голове не возник шепот вперемешку с клацаньем то ли зубов, то ли пластмассовой игрушки, то ли…клюва.
- Посмотри, во что вылилась твоя мягкотелость. - зашептало оно, подкрашивая слова змеиным шипением, — Не ты виноват в произошедшем. - его руки обвили мою голову. Я не мог осознать себя в тот момент и вернуться к что-то говорящему мне врачу — несвойственная для меня тревога подпитывалась моей слабостью. Оцепенение прошло сквозь все мое тело, будто бы я превратился в булыжник у дороги. Он стоял прямо рядом с кроватью, но совершенно не видел лежащего между нами Нечта, что так ласково гладило неподвижного меня по голове, говоря теплые от яда слова: - Ты бы никогда не дал себя поймать. - его пальцы вонзились в мои и так покрасневшие и от напряжения слезившиеся и болевшие глаза, — Тебя сделали сильным не для того, чтобы сейчас ты рыдал от своей слабости.
Я… плакал?
Я не знал этого чувства с тех моментов глухого одиночества, с момента, как на меня навалились обязанности быть сильным, с момента, как я решил сделать силу своим смыслом жизни. Я не мог плакать именно сейчас - в тот момент - в секунду, когда все стало настолько серьёзно. Моя сила и убеждения в ней уход ли вместе со слезами по моим щекам, их крупицы оседали в уголках моих ямочек, на подбородке, впитывались в подушку над головой.
Мне самому нужен был этот момент. Ведь иначе, я и сам понимаю, что никогда бы не позволил открыть в себе ребёнка и просто разрыдаться от боли, от банальной потребности видеть кого-то рядом, когда мне так плохо. Однако на мои чувства отзывалась лишь та тень, и мрак внутри меня все сгущался.
Часы сменялись днями. Этот дикий вихрь ерошил мои волосы, заставляя их все больше кудрявиться, в потоке которого я видел мелькавших изредка людей. Помимо сплошного белого, отвратительно пахнущего, я запомнил Эрика. Я видел Монику, и даже Паркера. И все чаще на глаза попадалась Бьянка. Я никогда особо не уделял ей много внимания, хоть и провели мы с ней все моё детство. Та всегда была подручной босса и никогда особо не высказывалась, чтобы я её запомнил - а стоило. Она была… неким завершающим объектом нашего с Диди бытия. Стоило мне на прогулке с ним упасть, как она была рядом, протягивая пластырь. Не выучил уроки - Бьянка была моим учителем гораздо чаще босса или Николая. С ней мы проходили не один учебник, оставаясь долгими ночами в тишине, изредка прерываемой её указками и короткими: ”неверно” - на верном она внимания никогда не заостряла. И как же так получилось, что столько лет она была у меня на заднем фоне, никогда не вырисовываясь в полноценную фигуру из призрака? А ведь она была… и скорее всего не просто так поддерживала такой образ, с некой причиной дала мне составить у себя внутри Другое к ней отношение. Наверняка, это могло быть связано с её запутанным и туманным для меня прошлым. Подробности никто из нас не любит, отчего большинство судеб для меня загадка. Ей подходит её имя: змея. Она изворотливая, бесшумная и беспощадная - но то, как она сейчас держит мою ладонь и измеряет пульс, больше походило на растянутую во времени атаку. Мой язык не поворачивается назвать это беспокойством. Она не такой человек. Никогда не была и уж точно не станет, это очевидный приказ босса, но для меня важнее только то, что пришла она сама. Этот жест хотел что-то мне поведать, заставлял меня додумать, но в тот момент я был слишком уязвим для не тех мыслей.
Эрик прервал мой покой, резко войдя в палату. Скорее всего я заснул, пока Бьянка стояла подле… слишком я чувствовал себя в безопасности в тот момент.
Бесконечные вопросы о самочувствии - а по мне не видно?
Его нервная походка всегда его выдавала - пришел от матери. От этой ”деспотичной стервы” - из моих уст - ничего хорошего в этой ситуации ожидать и нельзя было.
Прекрати так сильно дёргать ногой…
Несложно было догадаться, о чем он думал: его взгляд то и дело падал то на меня - мое тело -, то на показатели жизненные показатели.
- Ты же можешь мне рассказать, что произошло? Я н-не хочу давить…
А что я мог рассказать еще? Я сказал праву. За правду получил по морде. Ожидаемо? Вполне. Такую правду даже частично не рассказывают близким.
Эрик ждал.
Боже, слышали бы вы в тот момент мой голос - жуть. Будто бы я явился из преисподней и с мертвыми, застоявшимися связками что-то пытаются произнести.
Ему я тоже рассказал правду. Мне кажется, он и об аресте моем вряд ли что-то знал. Дэниел снова явился перед моим сознанием. Смеяться было больно в тот момент, однако хотелось - если бы не он…