Часть 3. Глава 5. (1/2)
Несмотря на то, что Паркер меня отпустил - никто не забыл вызвать меня в суд для официоза, обещания хорошо себя вести и больше не связываться с плохими дяденьками. Работа с психологом для трудных подростков, благотворительные работы - суд после обеда благосклонен к несовершеннолетним мальчикам с тяжёлой судьбой.
Думаю, страшнее всего было видеть даже не весь процесс, не проходить через бесчисленное количество синей формы, что обращались с тобой как с животным или ”нечеловеком”, испорченным юностью, сколько получить обратно телефон и увидеть не замеченную мной ранее панику. Бесчисленные беспокойные сообщения от Эрика - ему, скорее всего, мало, что объяснили, - в каждом вопрос о самочувствии и, конечно, допросы, чего я опять такого сделал, что загремел аж в суд с замятой уголовкой. Мне ничего не оставалось, кроме как предложить обсудить все вечером - а он…знал на тот момент? Пожалуй, это теряется постоянно в моей памяти: к кому на тот момент я имел наиболее уязвимое положение. Ах да… это случилось же буквально около года назад, но не тогда, а сейчас. Он узнал накануне моих 21, а значит… тогда было его искреннее недоумение, выраженное маленькими буковками, грезящими о проблемах дворовых мальчишек девятнадцати лет. Сам он, совершенно точно, раскачивался на стуле, подпевая Бейонсе в колонках у своего стола, может быть учился, а может лишь делал вид, но писал мне сообщения без тени сомнения, что сможет мне помочь.
Сможет мне помочь. </p>Я листал телефон, удаляя навязчивое беспокойство вперемешку с рекламой, пока не наткнулся на самое убийственное: ”Заедь ко мне, пожалуйста. Мы поговорим” - мама никогда не писала смс. Да, крайние случаи были, но их пересчитать на пальцах одной руки: смерть дядюшки Жане, ветрянка у тетушки Нэн и умершая от жары рассада. Моя мама никогда не предпочитала мёртвые буквы живому голосу - в списке ни одного звонка от нее. Я оцепенел. Даже сейчас вспоминая, мурашки по коже, тогда же мой ужас и передать нельзя было. Смесь неожиданного с ожидаемым - разрывная смесь в моих мыслях.
Казалось, идти туда было бы хуже смерти, и я рвался бежать в противоположную сторону. Даже Паркер был тем лучшим местом, чем Дом. Я не хотел, всем своим нутром чувствовал, что мне не стоило туда идти, не стоило показываться на её глаза, знал, что надо дать ей переварить и успокоиться. Вон, моё лицо на первых каналах страны! Разве не мог я сопоставить и предугадать..?
Чайник. Свист. Льется вода. Шум телевизора. Ворох смазанных звуков встретил меня, как только я открыл злополучную, вечно застревающую и норовящую развалиться дверь. Я уже упоминал, квартира наша была маленькой, все словно на ладони предстало почти сразу, если бы её тонкая фигура не пряталась от меня на кухне. Для меня она будто не двигалась. Застыла. Мой сделанный вперёд шаг почти заставил меня упасть, потому что, заткнув себе рот, чтобы не сматериться при матери и не разозлить её ещё сильнее, я задел какого-то кота. Да, на нашей улице полно было этих тварей, которые гоняли моего любимого безымянного пса, а моя мама, наоборот, их подкармливала, а особенно наглых пускала к себе пожить до момента их ”расхотелось”.
Мам, ну сколько раз я тебя просил…
Я сделал ещё шаг. Она выпрямила спину - сделала вдох, прежде чем заговорить. Я буквально слышал её движения. Я смотрю на свои руки, которые уже пылают оттого, как сильно я их тёр друг о друга, испытывая неудобные для существования чувства. Она заговорит первой или…?
- Зачем ты пришел? - вопрос сначала создал порыв для ответа, но потом заставил нахмуриться. Я ведь все правильно прочёл. Даже с моим зрением я чаты не мог перепутать.
- Ты сама же позвала, - нельзя было забывать о голосе. Мама не любила, когда я мямлил или плавающе отвечал: не достойно мужчины, как она любила повторять. Я прокашлялся: - Я хотел тебя увидеть. К тому же нам правда есть, о чем поговорить. - переняв инициативу, я еще приблизился, ярко ощущая ее холод, - Мам, я скучал. - взяв ее ладонь, я нырнул к её лицу, широко улыбаясь, - Как ты? Как себя чувствуешь? - её дрожащие руки вызывали во мне беспокойство. Вдруг она тоже, как и они все, плакала из-за меня… Её невидимое для меня лицо не казалось опасным. Я привык видеть её подавленной и ослабевшей. Когда плечи мелко дрожали под стать рукам, когда она открывала рот произнести слова, но замирала, не тратя силы.
- Мам, - я двинулся вперёд, пытаясь крепко её обнять, но вышло наоборот: неужели и мои руки начали дрожать? - Я скучал… мы же давно не виделись, а тут такое… я правда не виноват. Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Хорошо?
Оттолкнувшие меня руки были словно нож по сердце. И все же ранили больнее и сильнее, чем Дэниел смог. Она отошла от столешницы, которую крепко сжимала своими тонкими пальцами - почти сорвалась наматывать круги по комнате, пока не обернулась ко мне:
- Ты употребляешь? - мой мгновенный отрицательный ответ её не убедил. И ведь не сказать, что все разы, что она меня видела на грани смерти с впалыми глазами, изможденным телом и бессонницей от боли, на них я молился, будь это на самом деле трава.
- Почему тебя вечно нет дома? - вопросы стали сыпаться один за другим. Постоянные нервные тики и постукивания, мама за голову хваталась, заглушая непонятный шум. Я ей отвечал то, что ей нравилось, она меня прижимала к себе, но стоило сказать не то, как тут же отталкивала. Я уже и сбился со счета моего разбитого сердца.
- Ты все деньги тратил на это? - снова я лечу из ее рук, но уже на пол: не устоял. Поднимаюсь под крики и вновь хочу ее любви - единственного, что мне сейчас нужно. Однако она кричала: - Я каждый день работала ради твоих забав?
Не было даже возможности слова вставить. Она неумолимо продолжала, наращивая эмоции - я предчувствовал истерику. Она становилась все громче, теперь уже нахаживая круги по кухне. Я мог лишь безучастно смотреть и терпеть, когда она впивалась ногтями в мои плечи: я не мог ответить. Пожалуйста, перенеси на меня всю злость, все эмоции, но подари хоть каплю тепла, за которым я к тебе пришёл. Я готов был молить у её ног, хвататься за неё как за последний корабль, плывущего за горизонт из моего порта. Я не хотел ощущать свое, так заполни меня чужим, но и награди частичкой себя.
- А поджог? - она встряхнула мои руки, которыми я уже в отчаянии схватился за её юбку. - Ты мог убить и себя, и тех людей! - теперь ее ногти терзали мои щеки. - Как ты себя чувствуешь? - Я даже сейчас не могу тебе ответить, мама. Я понимаю тебя, ставлю себя на твоё место и все равно понимаю все то, что ты сама ощущала, хоть мы и разные. У тебя были причины злиться, беспокоиться, да даже если бы их не было, я бы все принял без причины, разве что с надеждой на твои объятия…
Их призрачный намёк улетел с лёгким ветром, с которым она пронеслась мимо. Её слова мешались в кашу, было непонятно ни грамма смысла, ни одного звука, отчего я просто стоял без сил на том же месте, куда упал и с которого поднялся. Глаза скатились в сторону, когда я вышел из некого анабиоза. Мама все ещё ходила из угла в угол, а я почти с ней столкнулся, так как упал к столешнице и увидел не зачеркнутые даты: мама сидит на строгом лечении, её маленькая привычка, которую она сама называла ”обрядом”, была зачеркивать крестиком даты, если она выпила все лекарства. Ни вчера, ни сегодня не были закрашены - этот темно-белый пугал.
- Мам! Ты не принимала таблеток? - я был искренне обеспокоен, не замечал, как она дернулась от моего громкого и возмущенного голоса: её накаленные до предела нервы быстро среагировали. Она остановилась.
Я в секунду её обогнул, вытаскивая из шкафа аптечку. Лёгкая молния поддалась в этот раз с трудом: из неё высыпалась часть содержимого.
- Стой на месте! Я все уберу…