Часть 1. Глава 6. (1/1)

В моем кармане завибрировал купленный мне телефон. Я сидел рядом с папочкой, когда мне позвонили. Символы выстраивались в аккуратную линию букв имени М О Н И К А.

Я не хотел брать трубку, потому что боялся того, что последует за этим действием. Им уже давно позвонили из школы, они давно обо всем знали, но хотели прийти домой и начать разговор. Но меня в комнате не было.

Помню, как тупо смотрел на экран вибрирующего устройства и как Диди похлопал меня по плечу. Это было приятно. Его самая нелепая и невербальная поддержка была словно вдох чистого воздуха в мои прогнившие враньем и стыдом лёгкие. Вспоминая все эти до жути важные в то время, но настолько неловкие моменты, я не знаю, что ещё сказать. Пытаясь описывать их понятнее для вас, я начинаю переосмысливать свои действия, обращая внимание на то, что раньше меня даже не волновало. Это так странно и… грустно. Я был так зациклен на всем, абсолютно на всем, совершенно не думал о том, что все можно исправить. Винил во всем, ненавидел, я не говорю, что сейчас что-то изменилось, но именно это теперь открылось мне в новом свете. В этой жизни нет ничего, что ускользает из наших рук. Дерьмо случается. Это не изменить, но именно от меня все зависело.

Дальше в моей голове был страшный сумбур мыслей и воспоминаний. Недели проносились, перед глазами маячили лица. Я плохо запоминаю лица, наверное, потому, что плохо их вижу, но в основном я делаю акцент на ярких деталях. Например, за те дни я много видел девушку с красной головой. Ее волосы были такими яркими, что я замечал ее огненную макушку еще в квартале от нас. Приходила она ко мне. Все время со мной разговаривала, что-то спрашивала, записывала в синий блокнот. Психологов мне за жизнь точно хватило. А она отличалась от всех других. Хотя бы своими волосами. Помню, как она сказала, что тоже выросла в детдоме, а сразу понял, что ко мне ее отправили в качестве поддержки. Наверное думали, что раз уж мы оба из детдома, то начнем понимать друг друга без слов, как будто бы я сразу перед ней раскроюсь, как только узнаю, что у нее нет родителей. Максимум из жалости, большего от меня не ждите при таком отношении. Я мало с ней разговаривал, в основном вообще не отвечал, а потом наблюдал с лестницы вместе с Чаком, как она сидит с Моникой и Паркером на кухне. Меня так все достало, что я решил избегать ее. Не удалось, сразу скажу, потому что тогда она стала меня преследовать даже в школе. Меня, кстати, в новую перевели. Я называл это школой для убогих, потому что тупее людей, чем там, я еще нигде не встречал. Одного моего одноклассника перевели сюда за украденный пистолет у отца пневмат, поэтому не посадили, но все же сюда привели. Тот все время косился в мою сторону и ржал, как будто я ему клоун какой-то. Драться мне запретили, поэтому я начал разрабатывать план мирного начищения его рожи. Паркер поймал меня однажды за производством заточки, но тот лишь посмеялся, а на следующий день вместо уроков взял меня в участок. Это была его работа, расслабьтесь. Он работал в местном следственном комитете, поэтому не часто бывал дома, а иногда и вообще с шумом уезжал на очередной вызов. Каждый раз, когда такое было, я выходил из комнаты и смотрел, сидя на верхних ступеньках лестницы, как он бегает по дому, а когда он уходил, то оборачивался и кивал мне. Это стало нашей небольшой традицией. Каждую субботу я видел Эрика с мамой. Он долго на меня дулся за то, что приезжаю всего раз в неделю, а еще осмелился меня упрекать в том, что я бросил работу! Я не могу избить этого обнаглевшего, но в качестве отмщения подзатыльник ему всегда прилетал. Мама снова, как и раньше, делала нам печенье, она неплохо начала ладить с Моникой, иногда я даже виделся с Лилией, когда та приезжала за какими-то вещами или в город по делам. Я был немного удивлен, когда понял, что когда она приезжает, то всегда навещает нас. Это было что-то удивительное, наверное, вот, что это значит, быть нормальной семью. Мне нормальность только снилась. Я много раз обдумывал предложение Диди иногда заходить, поэтому однажды заглянул в тот бар. А потом еще раз. И опять. И так прошло уже несколько месяцев, как каждый четверг и понедельник, когда меня не забирали со школы, я заходил в это уже ставшее родным место. Когда Диди не было, но я приходил, они меня не прогоняли. Чаще всего я просто сидел, пил колу и делал уроки. Бьянка часто за мной присматривала, готов поспорить по приказу папочки, сама бы она в жизни не стала. Эта стерва отменно знала биологию и анатомию, она и отвечала за мою школьную программу и дополнительные уроки. Помните удар от Дэниела? Это ее фирменный. Знает, чертовка, как убить человека медленно, но верно. Хорошо, что тот хоть нож не вытащил, иначе бы я умер от кровопотери раньше, чем успел бы вам хоть что-то рассказать. А так я буду медленно резать свое сердце о лезвие из-за того, что эта мышца не перестает сокращаться… Простите, пугать не хотел. Наш маленький урок анатомии закончен, поэтому давайте вернемся в мои никому не нужные воспоминания. Хотя может и нужны, вы же читаете.

Но, как назло, именно они мне вспомнились перед смертью. Вся жизнь проносится перед глазами, а ты и успеваешь, что только следить. Мои воспоминания плохо сохранились, я уже не помню ни лиц, ни многих реплик, ни своих ответов, ни действий. Что я тогда сделал с одноклассником? Что сказал Паркеру перед очередным уходом на вызов? Устроили ли мне день рождения? Наверное, да, потому что я помню, как мама приехала к нам и мы вместе провели несколько дней. Моника была расстроена, наверное потому что у меня была мама, она думала, что таковой для меня она не станет, но это были только ее мысли. Для меня она была мамой, не такой, как моя родная, это было что-то новое и необычное, но точно было. Партика я назвал отцом, Чака и Дэниела братьями, а Лилию сестрой. Они постепенно стали для меня новым миром, новой частью семьи и моей жизни. Я уже не хотел видеть их по отдельности, не хотел, чтобы мама не жила с нами, не хотел так надолго разлучаться, чтобы видеть ее улыбку при встрече и слезы при расставании. Несмотря на запреты о посещении, Патрик и Моника меня отпускали. За это я им все еще благодарен, ведь они могли просто насильно заставить меня забыть ее, но вместо этого они, наоборот, поддерживали нас и помогали. Я был уверен в том, что с мамой все в порядке, потому что на Эрика можно было положиться, я знал, что он принесет ей продуктов, лекарств и передаст мне заключение врача. Со временем, как я взрослел, я начал больше понимать. В этих дикарях я даже начал видеть растущие умы, я понял, почему меня забрали, понял отношение других ко мне, я стал понимать мамино заболевание и уже знал, как с таким справляться. Биполярное расстройство и повышенная агрессивность в приступах, вот это я прочел на документах, которые мне отдал Эрик. В психологии я был не так хорош, но значение понял сразу. Всю свою жизнь она боролась с резкими приступами депрессии и активности, она страдала от осуждений со стороны, а сломилась окончательно из-за него, того, кого я даже отцом назвать не могу. Даже маленькие радости в ее жизни могли улучшить ее самочувствие, а я и старался ее больше не тревожить. С нее хватило отказа от ребенка. Я жил ради ее счастья, но постепенно она начала занимать меньшее значение в моей жизни. Мне было дико от этого осознавания, ведь раньше для себя я мало чего делал, а сейчас… Я стал больше общаться с миром, больше узнавать и больше чувствовать.

Диди любил со мной разговаривать. Мы не часто занимались, он не спрашивал как у меня дела, не интересовался моей семьёй или успехами. Мы просто общались. Он спрашивал моё мнение в разных вопросах, когда я чего-то не знал, то он мне объяснял, а затем спокойно ждал, когда я дополню свою точку зрения, исходя из полученных знаний. Он давал мне книги, когда уходил куда-то, или отдавал на дом, чтобы в следующий раз обсудить. Только книги, запрещая мне смотреть фильмы или читать краткое содержание. Я думал, что это был новый тип пыток, но постепенно я даже как-то втянулся. Книги открыли мне новый мир, где я мог пропасть из ненавистной мне реальности. Моя библиотека стремительно росла, а моё хобби даже стало признанным среди моих новых знакомых. Я читал все подряд, в один момент мне даже стало не хватать того количества, что давал Диди, я брал книги из школьной библиотеки, одалживал у Моники с Патриком. Несмотря на то, что я был довольно грамотным, я не считал для себя недостойным использовать грубые слова. Даже наоборот, я слишком втянулся, уже даже не замечая, как говорил мат, при этом удивляюсь реакции окружающих. В основном это был шок и непонимание, откуда уже 11ти летка знал такое. Я многое делал несвойственное ребёнку. Общался с человеком, к которому я должен был испытывать страх, но такого не было, держал в руках смертельную сталь, не чувствуя отвращения, но меня даже манила его опасность. Уже в 12 лет я мог перерезать артерию, зная, что точно убью человека. Уже в 12 я начал тренировки. Уже в 12 я был самым ловким и самым гибким среди этих верзил. Уже в 12 я уложил на лопатки Диди, отрабатывая приём. Уже в 12 я начал путь, приведший меня к предательству и смерти. Я был словно рождён для этого, это и пугало. Пугало до жути и до дрожи в конечностях, до истерик и панических атак по ночам. Но я не отступил и не собирался. В моей голове не было даже тени мысли бросить все, потому что это было не в моих правилах. Как бы плохо я себя ни чувствовал, позволить себе уйти я не мог. Это не имело ничего общего с трудностями, от которых я сбегал. Нет, это было другое. Это настолько твёрдо укоренилось в моей жизни, что если по началу могло стать проблемой, то в продолжении я уже стал частью этого мира. Это было не проблемой, это стало неким долгом и крестом на моей душе.