Бездна №113 (1/1)

Когда Эсист проснулась в новой [Бездне], то недовольно поморщилась и ещё сильнее закуталась в одеяло. Слишком много жертв и никакого прогресса. Спина Сейшина соприкасалась с её спиной. Единственным звуком в комнате было редкое шуршание одеяла. Мысли Эсист были вялыми и тягучими, как расплавленная в духовке жвачка. Хотелось пролежать в позе эмбриона под тяжёлым и мягким одеялом как можно дольше. Потом, когда физические ощущения медленно начали функционировать, она поняла, что всё тело сковали судороги. Она тяжело дышала и всё ещё мыслями находилась в предыдущей [Бездне]. — Что случилось? — сонно спросил Сейшин, проснувшись от её тихих стонов и повернувшись к ней. Эсист на него смотрела, но ничего не могла сказать. Язык крепко прилип к нижней челюсти. — Тебе приснился плохой сон?Она слегка кивнула. Она всегда объясняла свой испуганный вид с утра тем, что у неё был просто плохой сон. Сейшин протянул ей свою руку и прижал к её груди.— Эсист, у тебя жар, — говорил он. — Возможно у тебя температура. — Ничего. Я просто всю ночь пролежала под одеялом. Просто слегка вспотела, — отнекивалась она, еле сдержавшись от того, чтобы убрать его руку со своего тела.Перед глазами плыли образы трупов и огромных языком пламени, которые приближались к их храму. Перед тем как начнётся утро, а вместе с ним и бесконечные смерти, убийства и попытки исправить и спасти свою семью, она всеми силами старалась расслабиться и насладиться тишиной этой ночи. Эсист не хотела засыпать, ведь тогда вся ночь сольётся с её быстрым сном, но её слабый организм требовал, чтобы она закрыла глаза и растворила своё сознание в мире иллюзий и кошмаров. Поедая на завтрак панкейки с мёдом, Эсист понимала, что этот день будет таким же спокойным и предсказуемым, как и во всех остальных [Безднах]. От этой мысли, сладкие и мягкие панкейки становились пресными и тошнотворными на вкус. Когда Сейшин спросил, почему она так мало поела и почему она такая мрачная, Эсист лишь сказала, что плохо выспалась и ушла из кухни. Работая в магазине, она старалась придумать новый план, как можно было поступить в этой ситуации. Если шики победят в этой бойне, то наступит конец света и абсолютно все разумные существа умрут. Если победят люди, то они в скором времени начнут сходить с ума, убивать друг друга в подозрении предательства, кончать жизнь самоубийством или попадать в психиатрические больницы. Эсист испробовала всевозможные варианты, как поступить в любой ситуации, которая могла произойти в деревне, но всё всегда было одинаковым в конце — либо она что-то сделает в какой-то момент не так, либо Бог вставит свою палку в колесо. Остался только один вариант развития событий, который она никогда до этого не рассматривала — переезд. — Эсист, ты в порядке? — спросил Сейшин за обедом, смотря на неё подозрительным взглядом. В одной руке он крепко держал ручку кружки, в которой было горячее кофе. Второй рукой он разделывал курицу на мелкие кусочки, чтобы потом спокойно брать их палочками. — У тебя с самого утра неважный вид. Может быть, мы съездим в больницу? Кожа Эсист стала на несколько оттенков серее, её небольшие кровеносные сосуды, проходящие через всё тело, стали отчётливо виднее. Внутренние органы, мышцы и кости казались ей чрезмерно тяжёлыми, настолько, что она не находила в себе силы поднять их и встать. — Возможно... — еле выдавила из себя она. — ....я просто переутомилась от работы. Возьму больничный и всё пройдёт. — Люди стали в последнее время умирать. По словам Тошио, самые первые симптомы болезни — усталость, неважный вид и сильное желание спать, — сказал Сейшин, положив кусок курицы с рисом себе в рот. — Всё равно для профилактики сходим с тобой в больницу, когда буду свободен. Она чувствовала себя настолько подавленно, что не могла ничего делать. Стоило только начать мыть посуду, как тут же хотелось разбить её, стоило начать убираться, как тут же хотелось сломать метлу, стоило заговорить с кем-то на тему, которая не была ей интересна, и разговор тут же терял смысл. Ей оставалось только бродить по комнатам и иногда гулять на улице. От того, что яркие и сжигающие заживо всё живое на земле лучи солнца не попадали на её нежную и чувствительную кожу, она стала ещё бледнее. Наступая и касаясь поверхностей в доме, на которые несколько часов падал солнечный свет, Эсист недовольно морщила лицо, будто прикоснулась к нагретой сковороде. Чтобы она не делала, она не могла приблизиться к победе ни на сантиметр. Казалось, что победа находиться слишком далеко от неё или что её и нет вовсе, словно она мираж в пустыне, о котором Эсист вычитала в одном из журналов. Единственное, что она могла пытаться сделать — уговорить Сейшина переехать вместе с семьёй куда угодно, лишь бы уехать из этой деревни. — Мы должны переехать, — сказала она, однажды. — Люди умирают один за другим, а Тошио даже не знает, что это за болезнь. Если это действительно эпидемия, и никто всё ещё не придумал лекарство, то и мы можем умереть. Разве переезд не кажется в такой ситуации логичным решением?— Эсист. Это очень серьёзно, — спокойно сказал он. — Переезд — это гораздо более сложное мероприятие, по сравнению с которым покупка машины кажется мелочной. Чувствуя, что если она что-то не сделает в сию же секунду, то вся её решимость уйдёт и тогда, как бы она не пыталась, ей не получится его убедить в переезде, Эсист решительно сжала ладони в кулаки и стиснула зубы. — По-твоему, лучше оставаться в деревне, где любой из нас может подхватить болезнь и умереть, чем попытаться осуществить ?сложное мероприятие? и остаться в живых? — спросила Эсист с раздражением. Насколько бы Сейшин не был понимающим человеком, который всегда готов слушать и анализировать ситуацию, переубедить его в чём угодно было практически невозможно. — Нет, я не это имел в виду. Мы не можем просто взять и переехать, потому что нам не позволяют финансы. Сколько тогда денег будет стоить аренда квартиры, перевозка отцовской кровати, подходящая одежда для городской жизни, не в кимоно же нам идти. Я уже не говорю о том, как к этой идее отнесутся родители — отец из-за чувства долга перед деревней не согласится, а для мамы жизнь уже окончилась, и она не захочет переехать. Ты же понимаешь, что абсолютно всё против твоей идеи?Каждый их новый разговор ничем не отличался в своей сути от предыдущего. Эсист просила Сейшина переехать, стараясь приводить новые аргументы, а он в свою очередь приводил те же самые аргументы из раза в раз, которые напрочь разбивали её собственные. Каждый их новый такой разговор забирал по маленькой частички и без того хрупкой надежды, которую она старалась сохранить. Больше у неё не осталось никаких надежд, и эта ценилась навес золота. У неё происходили нервные срывы, даже когда они не разговаривали друг с другом. Они были короткими, но настолько частыми, что даже Мивако спросила, не сошла ли она с ума. Тогда, в попытке хоть как-нибудь себя успокоить, Эсист решила выпить своей крови, разрезав локтевую вену, но, в самый неподходящий момент в ванную зашёл Сейшин и, увидев, как скальпель почти входил в локтевую вену, отвёз её в больницу. Эсист ничего не запомнила, что они говорили Сейшину, кроме того, что ей желательно пить различные успокоительные. Хотя, подумала Эсист, смотря на список таблеток, вряд ли ей могли помочь какие-то там препараты. — Сейшин, нам нужно серьёзно поговорить, — сказала Эсист однажды вечером, пытаясь в очередной раз убедить Сейшина хотя бы задуматься над её идеей. — По поводу твоей идеи переезда? — спросил он, не отрывая взгляда от бумаги. — Да. — Эсист, я уже не раз тебе говорил, что это невозможно, — сказал он, прикрыв половину лица рукой. — Это невозможно не только потому, что даже с пенсиями моих родителей, нам будет не хватать денег, но и потому, что это будет неправильно по отношению к деревне. Они надеются на нас и на то, что мы будем с ними даже в самые тяжёлые времена. — Да плевать им на нас. Если им нужен тот, кто смог бы молиться за души умерших, то пусть обратятся к другому храму. Если нужно, то я начну ходить в школу и получу образование, чтобы потом работать. Я сделаю что угодно, если ты согласишься переехать. — Ты ничего не знаешь о жизни. Это только на словах так просто звучит — в реальности всё будет далеко не так радужно, как ты там себе представляешь у себя в голове. — Можно подумать, что ты знаешь об этой жизни больше! — закричала Эсист, стукнув руками об стол. Стол содрогнулся, рука Сейшина дёрнулась и в итоге слово ?смерть?, которое он в этот момент писал, превратилось в каракулю. Даже когда остриё его карандаша порвало несколько страниц, которые надо будет теперь переписывать, он оставался спокойным. Лишь аккуратно положил карандаш рядом, смял все страницы с громким звуком в огромный шар и крепко сжал в кулаки свои кисти. — Да, знаю. Я жил в городе и понимаю, что даже вдвоём там жить почти невозможно, не имея зарплаты выше средней. Не спорь с человеком, который старше тебя и который знает, что такое ?реальность?. — Боишься ты, а не знаешь! У нас всех всего два выбора — ?умереть от болезни? и ?переехать?. Дело заключается не в финансах или в деньгах, а в том, умрём ли мы здесь, толком не пожив или всё-таки переедем и сможем постепенно восстановить все удобства для жизни и жить дальше. Ты не можешь этого понять или что?! Что мне нужно тебе ещё сказать?!Эсист кричала, еле сдерживаясь от того, чтобы схватить его за грудки и начать трясти. Она жалела, что не могла попасть в его черепную коробку, в этот разум, который казался бездонной пропастью, и понять причину его постоянного отказа переехать. — Эсист, прошу, успокойся. Тебе вредно нервничать. — Не уходи от темы. Если тебя действительно волнует, сколько нервных клеток я трачу, то не провоцируй тогда их умирать! Ты даже не хочешь рассмотреть вариант ?переехать?, как возможный!— Я вот что тебе скажу — реальность жестока, чтобы ты с ней не делала! — сказал Сейшин, всё-таки сорвавшись на крик. — Никто из нас не сможет жить в городе, да и не захочет. Ты думаешь, что мама или папа будут спокойно жить в городе, в абсолютно другой среде, где они ни разу не были?! Не смеши меня! Если ты правда думаешь, что мы сможем жить где-нибудь ещё, кроме деревни, как самая обычная и нормальная семья, то тебе срочно нужно пересмотреть свои взгляды на жизнь! Эта деревня сковывает нас настолько прочными цепями, что мы не можем покинуть её и хотим на этих цепях повеситься! — слышать его крик было слишком непривычно. Эсист села на пол, зажмурила глаза, опустила голову и подняла плечи. Она закрыла уши руками, чувствуя, как слёзы покрывают её глаза, стекают по щекам и крупными каплями падают на колени. — Прекрати надеяться на невозможное, иначе ты разобьёшься об суровую реальность! СЛЫШИШЬ МЕНЯ?! — он схватил её лицо руками и поднял к себе. Его широко раскрытые глаза смотрели на неё и будто бы хотели разорвать на части. Увидев её красное и заплаканное лицо, к которому прилипли несколько прядей, он замолчал и отпустил её. — Я ПРОСТО НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ УМЕРЛИ!!! — закричала она, отталкивая его и поднимаясь с пола. — ЭТО ЧТО-ТО ПЛОХОЕ?! ИЛИ Я ПРОШУ СЛИШКОМ МНОГО?! Она убежала из комнаты, оставив его одного. Он сгорбился над столом, оперевшись одним локтём об него и закрыв лицо другой рукой. До этого не должно было дойти, подумал Сейшин, просто не должно было. Он ждал, что она в скором времени придёт, и они смогут нормально поговорить, но, когда наступил вечер, и Эсист всё ещё не вернулась, он начал волноваться. Она не пришла на обед. Ни один из жителей деревни, кого он спрашивал, не видели её. Он позвонил Тошио и тот сказал, что вообще не видел её. — Ты пошёл её искать? — спросила Мивако, зайдя в его комнату и увидев, как он надевает на себя футболку. Мокрый после ванны халат, который на нём был, уже висел на вешалке. — Да. Вдруг с ней случиться то же самое, что и с дочерью Шимизу-сана? Мивако понадобилось дольше двух секунд, чтобы вспомнить, кто такой Шимизу-сан и что произошло с его дочерью. — И где ты будешь её искать? Хоть эта деревня и небольшая, но искать одному человеку другого человека — всё равно, что искать одному муравью другого муравья в песочнице. — У меня есть, по-твоему, другой выбор? — спросил он, после чего вышел из храма, взяв на всякий случай с собой фонарик. Эсист не знала, куда бежала в порывах истерики. Сердце разрывалось на мелкие куски, будто его прокрутили в мясорубке и залили кислотой. Она ненавидела всех. Сейшина за то, что он накричал на неё и ещё раз разбил её слабые надежды. Всю семью Киришики, которая начала все эти смерти и, косвенно, являлась причиной её смерти и началом всех этих [Бездн]. Бога, который использовал её желание спасти свою семью только ради того, чтобы в очередной раз прокормить себя её страданиями. Себя за то, что вообще продолжила жить и решила отдать душу за вечный мучительный цикл. Когда она ?очнулась?, то поняла, что была в заброшенной церкви, сидя на той же скамейки, где всегда сидел Сейшин. Её охватило странное, но знакомое чувство — дежавю, которое в последнее время стало неотъемлемой частью её существования. Внутри была тишина. Лучи солнца просачивались сквозь трещины и дыры на крыше, падая на пол и на скамейки. За этими длинными лучами солнца была лишь темнота, в которой сложно было различить полуразвалившийся алтарь. Ноги дрожали, по ним пробежало возбуждение от длительной пробежки по возвышающейся поверхности. Эсист старалась успокоиться. Хотелось морально за что-то удержаться, скрыться в этом, словно птенец в скорлупе, и забыть обо всём хотя бы на несколько минут. Ей сложно было понять, почему они вообще поссорились. Причина лежала на поверхности, но она была либо невидима, либо просто настолько маленькой, что её обычный глаз не мог её увидеть. Мысль Тошио, которую он сказал, будучи пьяными, что Сейшин и Эсист не подходят друг другу, навсегда отпечаталась в её памяти и постоянно подвергалась анализу. Не сказать, конечно, что эта мысль начала обретать смысл после их ссоры, но она превратилась в страх. Страх того, что однажды она станет неоспоримой правдой. Страх, что они возненавидят друг друга. Что тогда она будет делать, спросила себя Эсист, что она будет делать, если это произойдёт. Закрыв лицо руками, она сгорбилась, почти касаясь носом своих коленок. Что у неё останется, если это произойдёт?ДА НИЧЕГО! Вечер. Она просидела весь оставшийся вечер в церкви, не меняя даже позы. Спина ныла из-за того, что Эсист не меняла позы, и позвоночник был напряжён несколько часов. Когда девушка выпрямилась, позвоночник хрустнул так звонко и громко, что этот звук распространился эхом по всему помещению. Теперь Эсист стояла в магазине, смотря на различные наборы канцелярских резинок. В каждой упаковке было больше двадцати штук. Были упаковки, в которых они все были одного цвета, или, наоборот, разноцветными. Бледных оттенков или кислотных. На любой вкус и цвет. Все они стояли примерно одинаково, поэтому сравнивать цены не имело смысла. Она даже не выбирала, какого лучше цвета ей купить канцелярские резинки — она просто стояла и смотрела, даже не фокусируя на них зрение, отчего все эти пачки выглядели как пятна, сливающиеся друг с другом. — Вы будете что-то выбирать? — спросил её продавец, когда она полчаса стояла и смотрела на различные товары. — Просто мы через пять минут закрываемся....— Да-да, я просто выбираю... — сказала она, слегка повернув голову в сторону продавца, но не отрывая взгляда от резинок. [Ты ненавидишь Сейшина, не так ли? До такой степени, что готова разорвать его на части? Думаешь: ?как он посмел на меня накричать?! Я же стараюсь ему помочь, а он, тварь неблагодарная, ещё вздумал отвергать меня!!??]?Заткнись, я не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Если ты думаешь, что я буду после всего, что ты сделал, тебя слушать, то просто возьми и убейся!?[Сама убейся, бесполезный кусок испражнений. Ты даже с собственными эмоциями совладать не можешь. Можно подумать, ты просто так решила купить эти резинки. Это твоя тупая месть? Способ успокоиться? Желание помучить? Это ведь из-за ссоры, не так ли?]?Заткнись...заткнись.....заткнись!...ЗАТКНИСЬ!!?Эсист взяла первую попавшуюся на глаза упаковку и расплатилась за неё. Её карманы на шортах были настолько большими, что в них можно было спокойно спрятать кисти рук по самые локти. Положив упаковку в один из карманов, она посчитала, сколько у неё ещё осталось денег. Смотря на монеты и несколько бумажных купюр, странная пустота образовалась где-то у неё в голове. Она шла, держа деньги у себя на ладони на виду у всех. Был бы здесь ветер, то он бы уже давно унёс купюры, но его не было. Ветра никогда не будет. Бродя по тёмной дорожке неизвестно куда, она думала, что могло пойти в её жизни не так, виновата ли она сама в этом или же виноватых не было. Громкий стрекот цикад, карканье птиц где-то на деревьях, силуэты которых напоминали различных чудищ, шарканье её ботинок об землю, покрытую толстым слоем пыли. Посмотрев на свои ноги, Эсист увидела, что на ней были тёмные, голубые штаны, которые не прикрывали даже щиколоток. На ней не было лифчика, а огромная футболка Сейшина с нарисованными на ней крестами висела на ней, показывая очертания её грудок. Обычно она никогда не выходила на люди в подобном наряде, но сейчас ей было уже откровенно всё равно, в чём она была. Хотелось даже снять с себя всё и пробежаться по ночным улицам голышом, но Эсист тут же отказалась от этой идеи. Гуляя по ночным улицам, она слышала разговоры, прерывающиеся смехом, но это были разговоры восставших — нелюдей, или же мёртвых существ, которые медленно начали заселять пустые дома в деревне. Внезапно, свернув за угол, Эсист увидела единственный источник света на улице — торговый автомат с напитками, вроде кофе, чая и газировки в железных баночках. Автомат имел четыре лампочки размером не больше глазного яблока, которые слабо светили, иногда моргая. Сам автомат был старым, надписи выцвели, а на панелях были вмятины. Рука девушки автоматически вставила в специальный отсек монету и выбрала случайную банку просто ради того, чтобы увидеть, как банка приближается к ней, резко поворачивается на 180 градусов и громко падает вниз. Когда она сидела на крыльце закрытого кафе, держа обеими руками железную банку с чаем, то подумала, почему в жизни не может быть так же, как и при выборе товара в таких автоматах? Ты потратил нужное и чётко выраженное количество усилий, чтобы достигнуть той цели, к которой ты решил стремиться. Чтобы не было какого-то подвоха в конце, чтобы не было так, что эта цель и все твои усилия не имели смысла, чтобы ты, в конце концов, получил в конце именно то, ради чего и начал стараться!Подняв строго вертикально открывашку, она долго смотрела на влажный пар, который выходил из небольшого отверстия. Внезапно, банка на долю секунды расстроилась у неё в руках. Казалось, что в эту долю секунды она держала несколько банок, которые находились рядом друг с другом с разницей в несколько миллиметров. Можно было бы обвинить во всём то, что она перестала фокусировать своё внимание на ней, если бы подобное не повторилось и с её руками, а затем и с землёй и окружением вокруг неё. В голове начал раздаваться шум, словно помехи в радио. Сделав глоток горячего чая, она почувствовала себя так, будто каждая молекула чая превратилась в мелкого опарыша и начала прилепляться к её языку и пытаться проникнуть в него. Всё прекратилось, когда Эсист увидела рядом с собой Сейшина, лицо которого невозможно было разглядеть. Лишь по белым волосам, которые будто бы светились в темноте, она поняла, кто перед ней находится. В руках он держал выключенный фонарь.— Вот ты где, мы тебя потеряли, — спокойно сказал он, подойдя к ней поближе и протянув ей руку. — Мы за тебя волновались....— Кто ?мы?? — безразлично спросила Эсист, сделав ещё один глоток горького чая с кислинкой. — Ладно, Я волновался, — сказал он, глубоко вздохнув. Опустив руку, он сел рядом с ней. На нём уже не было кимоно. На нём были белая футболка с нарисованным на ней текстом (Can I go to heaven for what I have done? Help me cleanse my own sins), брюки бледного, болотного цвета и чёрные ботинки, на поверхностях которых уже был тонкий слой пыли, осевший по пути сюда. — Но маме тоже было бы не очень хорошо, если бы ты пропала, хоть она и не показывает это, — она молчала. Эсист не игнорировала его, чтобы позлить — просто молчала, не имея желания хоть что-либо говорить. — Хорошо, я должен это сказать. Я не считаю, что в нашей ссоре виноват кто-то один. Мы оба не должны были оскорблять друг друга и кричать. Я понимаю, что ты хочешь, чтобы мы жили счастливо, но тебе надо было хорошо подумать, понять мою собственную позицию и не переходить на крик. Я не должен был срываться и вываливать на тебя всю ту тираду с цепями и разбитыми надеждами, учитывая, что у тебя были проблемы с нервами, — его тот образ, когда он кричал на неё (его глаза были широко раскрыты, брови нахмурены, а волосы лезли в лицо) всплывал в её голове, не позволяя воспринимать сказанные им сейчас слова, как нечто адекватное и разумное. Эсист сильнее сжала банку в руках, отчего та помялась, а чай начал медленно вытекать и пачкать руки. Сейшин достал несколько салфеток, которые всегда на всякий случай лежали у него в карманах, и протянул ей. — Мы можем согласиться в нашем несогласии и попытаться понять друг друга. Эсист, скажи хоть что-нибудь. [Он думает только о том, чтобы ты помирилась с ним и стала снова ублажать его странные фантазии. Он использует тебя, разве ты не видишь? Разве ты не хочешь ?преподать? ему урок, показать, что и ты способна однажды кинуть нож в спину?]?Заткнись?[Я говорю тебе истину. Он — грязный человек, который на людях прикидывается нормальным. Ты единственная, кто знает об этой его извращённой сущности, и потому он и не может просто так отпустить тебя. Ты должна позволить себе выпустить своих внутренних демонов и показать, на что именно ты способна!!]— Да, ты был прав, — наконец сказала Эсист, сделав ещё один глоток чая, и, положив банку между их бёдрами, начала вытирать липкие пальцы. — Мы оба повели себя неправильно, — она сказала это так быстро, что после фразы весь остаток воздуха застрял у неё в горле. Каждое слово было мучительным. — Но что мы будем с тобой делать дальше? Просто извинимся друг перед другом? Это не решит наш конфликт, из-за которого мы с тобой и поссорились. — Извинения, по-моему мнению, всегда бесполезны. Это всего лишь слова, которые ничто не показывают и не доказывают, — Сейшин взял банку с чаем и сделал несколько больших глотков. — Пока что, я не придумал решение нашего конфликта, хотя думаю о нём уже полдня. Давай для начала вернёмся домой. [Убей его! Изнасилуй, бей и мучай его до полусмерти! Ты ведь именно этого и хочешь!]Эсист вздохнула и еле нашла в себе силы встать с крыльца и взять его за руку, которую он тут же ей протянул. Она была, как всегда, тёплой, крепкой, но всё равно очень нежной и хрупкой в момент, когда внутренние стороны их ладоней прикоснулись друг к другу. Но, где-то на самом дне в желудке что-то свернулось и начало медленно путешествовать по её телу и поступать к горлу. [Ну же! Сделай это, наконец. Попытайся поразить меня своей жестокостью! Ты всё равно не успокоишься в полной мере, пока не доведёшь его до полного понятия боли. Какая вообще разница, что он о тебе подумает — как только он умрёт, начнётся новая [Бездна] и он обо всём забудет. К тому же, он ведь сам попросил тебя мучить его. Он это делает ради какого-то там ?искупления?, так, разве сейчас не повод заставить его искупить свою вину перед тобой? Он не может тебя обвинять в изнасиловании, ведь у тебя был повод для этого поступка и он сам же тебя просил так делать, если, вдруг, причинит тебе боль. Всё вполне себе честно]Когда они пришли домой, то Эсист сразу же крепко обхватила его руку и увела в их комнату, ничего не сказав Мивако, которую они встретили на входе. Она быстро перебирала ногами, быстро пройдя половину храма. — Что случилось? — спросил Сейшин, когда она плотно закрыла дверь в их комнату. Матрас с одеялом и подушками уже был разложен им на татами. Ничего не говоря ему, Эсист подошла к нему вплотную, прижавшись к груди, взяла своими руками его лицо и закрыла его губы своими. Его тело сковало лёгкое оцепенение. Слегка холодные из-за ночной прохлады губы были готовы раздуться и взорваться, забрызгав её лицо своей мягкой, словно дольки мандарина, плотью. По позвонкам пробежали мурашки, залезая между ними и напрягая сухожилия. Его руки сами взяли её за голову, а пальцы запустились в волосы, неистово вцепляясь в них, будто готовы были вырвать их с корнем. Эсист чувствовала спазмы ниже живота, которые сейчас отдавались болью. В голове была огромная каша неразборчивых мыслей, в сердце была пустота, в которой ничего не было, кроме гнили, капающей со стенок сердца. Девушка ненавидела себя за то, что собиралась сделать, но остановить себя было уже нельзя. Отстранившись от него, Эсист вцепилась в его футболку и начала тянуть её вверх, обнажая перед собой его грудь и живот. Слова уже не были здесь нужны — это снова началась та самая игра, которую Сейшин сам же начал несколько лет назад. Она велела снять с себя абсолютно всё и лечь на матрас. Тот покорно сделал всё, что девушка ему велела. Смотря на её одержимые глаза, которые пожирали его обнажённое тело и пальцы, которые тут же начали гулять по его телу и надавливать в различных местах, он начал тяжело дышать и слегка прикрыл глаза. Слюна тут же начала сгущаться, став по консистенции жидкой карамелью. Прижавшись к его телу, Эсист обхватила его лицо ладонями и глубоко поцеловала, будто бы стараясь просунуть свой язык как можно глубже, прикасаясь к нёбу и заталкивая его собственный язык как можно глубже. Сейшин начал задыхаться, когда их напряжённые языки начали переплетаться друг с другом, его начало тошнить, когда его собственный язык начал касаться глотки. Стоны, сдавленный кашель, тяжёлое дыхание, хрипы и громкие звуки глотания слюны были новой симфонией в их выцветшей, кислотной, сексуальной жизни. Отстранившись от него, она распаковала пачку с резинками, взяла первую попавшуюся, растянула её до размеров головы и несколько раз обернула её чуть ниже головки члена. Когда он подозрительно на неё посмотрел, то Эсист лишь попросила не переживать по этому поводу. Прикоснувшись влажными от слюны губами к головке, она тут же полностью погрузила его внутрь своего горла. Он тяжело дышал, всеми силами стараясь сдерживать свои стоны. Ему хотелось уже кончить, просто до мозга костей хотелось кончить!...но резинка, сжимающая его начало головки, не позволяла извергнуть семя. От постоянного непрекращающегося возбуждения, всё его тело немело, по телу постоянно бежали мурашки, а сам Сейшин дрожал всем телом. Эсист водила языком по головке, слегка проникая в отверстие, проводила им по вздувшимся венам до самых яиц. Член пульсировал, дёргался, медленно увеличивался в размерах после очередного оргазма и немел, когда очередная порция спермы перемешивалась с предыдущей, раздражая его мочеиспускательный канал. Эсист чувствовала, что нечто отвратительное, нечто низкое и подлое охватывает её разум, подчиняя его себе. Словно тот самый монстр из страшных историй, который живёт внутри души каждого человека, чтобы однажды захватить его тело и уничтожить всё вокруг стал чем-то большим. У Эсист этим самыми монстром была она сама, тот пятнадцатилетний скелет туго обтянутый бледной кожей с чёрными венами, за спиной которого миллион жестоких убийств. Запустив пальцы между резинкой и покрасневшей плотью члена в местах соприкосновения, она потянула её в разные стороны, увеличивая диаметр в два раза, после чего отпустила. Молодой монах не выдержал и закричал. Эту боль нельзя было описать словами. Когда тонкая силиконовая резинка со всей силой врезается в чувствительную кожу и словно разрезает её, все нервные окончания переплетаются именно там. Сейшину казалось, что даже если бы его кишку вытащили наружу и начали разрывать огромными тисками — это было бы не настолько больно. Если бы он мог это описать, он бы назвал боль горячим цветком, листья которого расползаются по всему телу, обжигая каждый его сантиметр. Небольшие бусинки крови образовались под тонкой кожицей. Словно много-много точек на бумаге, оставленных красной гелевой ручкой. Сперма, которая успела за ту секунду излить, стекала по члену вниз. Несколько капель попали на лицо Эсист, которая их тут же слизала. Сейшину хотелось остановить её, сказать, что это уже слишком, но тут же заткнулся. А что значит ?слишком? в понятии боли? Как можно измерить боль и сказать, что пора перестать? Он был сам виноват в этом — он САМ начал всю эту игру, хотя мог продолжать скрывать свои около аутосадисткие наклонности. Когда Эсист спросила, стоит ли ей перестать, он лишь прикусил язык и сказал, чтобы она не останавливалась до тех пор, пока не будет удовлетворена, после чего сильно зажмурил глаза в ожидании продолжения пытки. Вот в чём человеческий грех, который отличает их от животных, подумал Сейшин перед тем, как он окончательно сошёл с ума от боли, он заключается в том, что люди либо забывают о себе и позволяют людям использовать себя до тех пор, пока от них не останется ни кусочка, либо используют других людей для удовлетворения своих потребностей, не замечая, как они, тем самым, убивают их.Бесконечный цикл, один и тот же процесс, который повторяется много-много раз. Эсист растягивает резинку и отпускает её, после чего она врезается в чувствительную плоть и из уст мужчины раздаётся сдавленный крик. В перерывах между пыткой, девушка ласкала его тело языком, возбуждая его ещё сильнее. Соски набухли и стали липкими, на шее остались засосы и еле заметные следы от зубов. Иногда она приближала ухо к его рту, чтобы услышать его стон, но Сейшин тогда начинал водить языком по нему, прижимая между губами мочку и пытаясь засунуть язык в ухо как можно глубже. Она поднимала резинку на несколько сантиметров или, наоборот, опускала на такое же расстояние, чтобы резинка не разрезала его член на две части и, тем самым, убила его. Бусинки покрывали кожицу этого маленького сгустка плоти, сперма извергалась в небольших количествах, словно пуля, когда девушка растягивала резинку. По телу Сейшина бежали мурашки в момент, когда её пальцы вот-вот отпустят резинку. Эсист остановилась, когда он кончил кровью. Его член был похож на длинный уродливый кусок мяса, извергающий вязкую полупрозрачную кровь. Она столько раз натягивала резинку и хлестала ею по члену, что сама резинка покраснела от крови и растянулась. Радужки глаз Сейшина спрятались за верхним веком, отчего казалось, что оба его глаза стали белыми. Изо рта текла пена, пропитывая собой подушку под ним. Смотря на него сверху, Эсист видела лишь бледное тело, словно это был не человек, а какой-то призрак, между ног которого было яркое красное пятно [Ты отвратительна, но мне это больше всего в тебе нравится. Знаешь, какую сытную еду из себя представляют такие, как ты? Накорми меня ещё сильнее своей извращённостью!]Эсист чувствовала себя самым низким и мерзким человек на всём белом свете. Насколько бы раньше её причины ненависти и неприязни к нему не были сильными, сейчас они казались настолько незначительными, что хотелось убить себя прямо на этом месте. Она порвала резинку и швырнула её в угол комнаты. Та пролетела два метра и упала на пол, даже не долетев до середины комнаты. — Прости, — сказала Эсист, когда легла рядом с ним и прижала его тело к себе. Стерев пену с его лица краем своей большой футболки, она опустила ему веки и сама закрыла глаза. — Ничего... — тихо сказал он, обняв её в ответ. Открыв глаза, он начал слизывать собственную кровь с её лица, прижимаясь к её коже вплотную. — Я ведь сам тогда тебя попросил сделать это...Даже это не могло её успокоить. Эсист хотела возненавидить каждую свою частичку, желать ей смерти и собственными руками заставлять биться её в агонии, но она не умела. Даже не могла предположить, как это сделать. Она могла бы отрезать себе клитор, вырвать пальцы или выколоть себе глаза, но в чём будет от этого толк, если она даже не почувствует боли? Разумеется, такие повреждения были гораздо весомее и серьёзнее, чем перекрыть артерию, онанизма с помощью пальцев и покусываний чувствительных мест. Он не мог сходить в туалет — когда моча начинала вытекать из его члена, он тут же сгибался пополам настолько резко, что его позвоночник мог хрустнуть, раздавался мучительный стон, плавно переходящий в крик, он в конвульсиях держался дрожащими руками за него, будто бы стараясь уменьшить боль, но это не помогало. Сейшин принимал различные обезболивающие, которые ему тоже не помогали. Даже если он выпьет их тону, он будет чувствовать сильную боль, когда моча попадёт в уретру и, словно кислота, разъест её изнутри. Иногда он просыпался с мокрой простынёй между ног, пропитанную мочой вместе с кровью. — Просто за то, что я сделала, — сказала Эсист, когда они легли спать. Она всегда просила у него прощения с той самой ночи, прекрасно зная, что и в этот раз он повторит свой ответ.Она подумала, стало бы ей легче, если бы она могла чувствовать боль?— Знаешь, если честно, то я даже рад, что это случилось, — сказал он, когда его голова упала на подушку. — Это заставило меня посмотреть на всю мою психологию в этом плане с другой стороны. Что, если, позволяя людям причинять мне боль по различным причинам, я приношу им ещё большие страдания? Я ведь хотел искупить вину перед всем миром посредством боли, но в итоге эти искупления вредят людям....— Тебя волнует только это? Не то, что теперь ты можешь стать импотентом?...— Нет. Дело не только в этом. Это прозвучит смешно, но я ненавижу боль. Её можно причинять не только самому себе, но и другим людям — именно это меня и пугает. Я возвращаюсь к ней только потому, что у меня есть грехи, которые я должен искупить, даже если мне понадобится для этого вся жизнь. Так я раньше думал. Но, сейчас я уже не чувствую вину перед другими людьми. Хуже того, что со мной произошло — только ампутирование всех конечностей. — Я не понимаю тебя, — без упрёков сказала Эсист. Она чувствовала взаимосвязи между его мыслями, но не могла соединить их в один единый образ. Будто ей не хватало чего-то очень важного — огромной детали, которая позволит работать всему большому механизму. — Сколько бы ни старалась, я далека от понимания тебя!Он нашёл её тонкую и холодную руку под одеялом и крепко сжал её, после чего прижался к ней сильнее. Сейшин, всегда желающий забирать чужую боль себе во имя искупления, будто бы позволил себе успокоиться и не думать больше ни о чём. — Надеюсь, что когда-нибудь мы сможем полностью понять и принять друг друга...когда-нибудь... — он поймал взгляд Эсист, который медленно перешёл с потолка на него и резко обратно. — ....довольно глупо, если подумать....Тот инцидент в [Бездне], где Мивако сошла с ума и разорвала Бога на мелкие кусочки, оставил на ней неприятный осадок — то самое послевкусие, которое она испытывала каждое утро после неудачных попыток самоубийства в том доме. В том самом доме, который когда-то казался ей целой вселенной, за пределами которой ничего нет. Чувство безысходности, как будто ржавые гвозди, вбитые в вены. Эта деревня была словно той самой комнатой. Нет ни выхода, ни входа. Эсист знала своего главного врага, который должен умереть, чтобы спасти всех — семья Киришики. Всю свою безысходность и отчаяние она превратила в ненависть к ним, которая была просто невыносимой. Девушка не просто поставила перед собой цель убить их, а считала этой своей обязанностью, и никто не мог её переубедить. Надеяться на этих людей было бессмысленно — ублюдки сойдут с ума и устроят кровавую оргию через месяц после победы. Максимальное время, за которое она может убить всю семью Киришики — чуть больше одного часа, поэтому она, взяв топор, бежала в замок, то и дело спотыкаясь и падая. Сначала она разобралась с их ?отцом?, Сейширо Киришики — единственным человеком в их семье. Он только встретил её у дверей и сразу же получил топором по шее и по голове, после чего упал замертво, дёргаясь и плюясь кровью. Его дорогой и элегантный костюм стал грязным от крови и пыли на полу. Сунако она нашла в зале, где та читала Библию. Увидев измазанную в крови Эсист с топором в руке, она не сразу поняла, что происходит. Только когда она еле успела соскочить с дивана прежде, чем топор врезался в его спинку, она начала звать Тацуми и кричать. Они бегали по замку, постоянно играя в прятки и догонялки насмерть. Сунако пряталась в комнатах, под столами, в коробках или в шкафу, но из-за малого количества мебели, Эсист сразу же её находила и ломала мебель, чтобы в ней больше нельзя было спрятаться. Когда осталась последняя комната — спальня Сунако — она вбежала в неё и закрыла дверь на щеколду. — Ты... — сказала Эсист и, замахнувшись топором, со всей силой ударила им по двери. — Не смей прятаться! Щепки летели в разные стороны. С каждым ударом то место, куда целилась Эсист, а именно место чуть выше дверной ручки, разваливалось. Краска облезала, а отдельные, более крупные части двери, падали на пол. Когда она выдолбила дыру в двери размером с кулак, она без проблем смогла открыть дверь. Вся рука была в огромных занозах, но её это уже даже не волновало. Когда Эсист вошла в комнату, то обнаружила, что никого в ней не было. Ветер, проникающий в комнату через распахнутое окно, развивал шторы. Подойдя к окну, она увидела в самом низу на асфальте тело Сунако со сломанной шеей. Её голова ?взорвалась? от очень сильного удара об землю. Кожа на голове раскрылась и разошлась, словно распустившийся цветок, где вместо красоты были разбитые в кашу мозги с кровью. Умышленно ли она выпрыгнула из окна, боясь умереть от мучительного отрубания головы, или же она просто по своей тупости поскользнулась и выпала из окна? Самоубийство или несчастный случай? Эсист была уверенна, что, скорее всего, это был именно несчастный случай, особенно учитывая, что Сунако боится смерти. Эсист долгое время смотрела на её труп, чувствуя, что её враг умер в самом нелепейшем положении. Перед тем как уйти, девушка взяла несколько гранат и спрятала их в кармане на всякий случай. После этого она взорвала замок оставшейся тонной взрывчаток. Тацуми должен был прийти с минуты на минуту. Ей ещё повезёт, если она спокойно дойдёт до храма, не встретив его на пути. Ей было уже плевать на всё. Она уничтожила своих врагов и их логово — это всё, что имеет для неё хоть какой-то смысл. Когда Эсист шла по лесу, медленно подходя к храму, кто-то со всей силой ударил её согнутым коленом по позвоночнику. Ещё чуть-чуть и он бы согнулся в обратную сторону пополам. Упав на землю и выронив из рук топор, она повернула голову назад и увидела Тацуми, который был зол как никогда до этого. Когда она начала вставать, взяв в руки топор, он пнул её ещё раз, только теперь носок его кроссовка врезался ей в глаз и, выхватив из рук топор, мужчина ударил им по спине. — Ты, сучка, как ты посмела убить Сунако! — говорил со злобой он, нанося новые удары по ней. Возможно, он нашёл её по запаху, возможно, просто увидел, как она шла из Канемасы, и преследовал её, чтобы убить именно в лесу — кто мог точно сказать? Она не успевала даже отбиться от его ударов, что уже говорить о том, чтобы попытаться встать. Когда Тацуми схватил руками её шею и поднял над землёй, она попыталась раскачаться, чтобы пнуть его, после чего он бросил её к краю обрыва. Она покатилась вниз. Её вырвало от того, насколько сильно и долго она крутилась, весь мир превратился в крутящиеся полоски разного цвета. Когда девушка остановилась, то увидела впереди углубление, что-то вроде трещины в земле, которая увеличивалась до размера огромной пропасти. Жители деревни называли эту расщелину ?Адской дырой?. Она встала и побежала, но тут же остановилась и выблевала кровь наружу. Если бы Эсист решила побежать, её бы занесло в сторону и это выглядело бы ещё более жалко, чем то, что она делает сейчас. Быстрые шаги приблизились к ней, и она не успела обернуться, как Тацуми со всей силой ударил её ногой по солнечному сплетению, а после, когда Эсист согнулась пополам, нанёс завершающие удары по ногам, и после снова по спине. Пропасть была совсем рядом и девушка всем телом наклонилась туда. Она схватила его за ремень и всеми силами в него вцепилась. Боясь упасть вместе с ней, Тацуми схватился одной рукой за толстую ветку дерева, а второй старался отцепить Эсист от себя. Далее всё было как в замедленной съёмке — настолько замедленной, что создавалась аллюзия, что действие и вовсе не происходит. Она согнула ноги в коленях и сделала действие, похожее на прыжок, напрягая все мышцы торса, чтобы как можно ближе подобраться к телу Тацуми. Приобняв одной рукой его за талию, она достала гранату, спрятанную в кармане, и вытащила чеку, сунув её ему в рот. Она моментально взорвалась. Все остальные гранаты под давлением также лопнули с огромной мощностью. Их головы, как и вся верхняя часть тела, разорвались на мелкие кусочки и заляпали собой ближайшие деревья, горячая кровь фонтаном струилась из горящих, лопнувших сосудов, а одежда воспламенилась. Отвратительный запах горелого мяса, от которого тянуло блевать, пропитал воздух. Несколько деревьев, что были ближе к ним, начали гореть. Раздался такой звук, что, казалось, взорвутся не они, а целая вселенная. Их тела полетели в противоположные стороны: останки тела Тацуми полетели в сторону деревьев и, врезавшись в одно из них, упали на землю, а тело Эсист, которое уже успело восстановить верхнюю часть скелета и уже начало образовывать вокруг них мышцы и проводить кровеносные сосуды, полетело прямо в ?Адскую дыру?. На дне оказались многочисленные, похожие на огромные шипы, каменные образования, которые к верху уменьшались в диаметре. Об многие из них она разбила только что восстановившуюся голову и сломала конечности. Многие, длиною в полметра, чей конец был острым, как нож, врезались в её тело, протыкая насквозь. Её тело оказалось парализованным. Часть мозга осталась на конце одного из образований, что вошло через затылок и вышло через лоб, чуть выше глазного отверстия. Чёрный глаз от сильного давления лопнул с ужасным звуком, и стекал вниз. Звук был таким, будто кто-то зажал между зубами мягкую ягоду, покрытую застывшим карамельным слоем: сначала звонкий треск, а затем странное и тихое хлюпанье. Она умрёт и ничего не может с этим поделать. Эсист хотела двигаться, хотела всеми силами выбраться оттуда, ведь она почти одержала победу, но её сознание медленно становилось мутным. Девушка не могла ничего различить, потому что всё сливалось. Тьма окружила её, тьма заставила её нервные окончания, что отвечали за восприятие реальности атрофироваться, тьма означала, что она в коме и теперь бессильна, как эмбрион в утробе. Из-за взрыва, вызванного гранатами, часть земли, где они стояли, обвалилась и засыпала её тело. Даже если на пожар сбегутся люди и пожарные, то даже не факт, что они её найдут.Внезапно в её сознании появились образы. Эсист увидела впереди Мивако, которая сидела на стуле со скрещенными на коленях руками. Она сидела посреди ничего, спрятанного в темноте. Единственное, что позволяло ей различать объекты друг от друг был неизвестно откуда исходящий источник света, освещающий Мивако сверху. Позади неё была табличка, которая несколько секунд была освещена. ?7 ноября — самый кровавый день в [Бездне]? — гласила табличка. — Если подумать, то что вообще такое смерть? — риторически спрашивает Мивако. — Это начало жизни или её конец? Смерть обесценивает всё или же, наоборот, придаёт всему вес? Мивако замолкает. Скрипучий голос Бога раздаётся в этом пространстве, будто он был везде. Он звучал с помехами, будто бы голос доносился не через его уста, а через радио или микрофон. [Бездне] №1. Мивако Мурой умерла 7.11.199*. Причиной смерти является обильное кровоизлияние, вызванное многочисленными рублеными ранами по всему телу. Убийство] — говорит Бог. Он замолкает. Мивако смотрит на Эсист и продолжает. — Я считаю, что смерть должна быть кнопкой ?стоп?, а не кнопкой ?перезагрузка?, — говорит Мивако. — Она превратит всю твою жизни в историю, после которой ты навсегда исчезнешь из этого мира. После смерти ничего не должно быть, ибо тогда в ней нет больше никакого смысла. Какой смысл умирать, если ты переродишься вновь или если продолжишь существовать, но в другой форме? [Бездна] №7. Мивако Мурой умерла 7.11.199*. Причиной смерти является остановка сердца, наступившая из-за пробивания сердца большим, осиновым колом] — снова говорит Бог голосом радиоведущего. — Это не просто процесс, который ты переживёшь — это уникальный опыт, который никогда не повторится. В любом случае, чтобы бы со мной не произошло после смерти, я буду знать, что с моей личностью ?Мивако Мурой? будет покончено. [Бездна] №18. Мивако Мурой умерла 7.11.199*. Причиной смерти является остановка сердца в результате воздействия на нервную систему различных психоактивных/психотропных лекарственных препаратов. Передозировка амфетаминами, депрессантами и снотворным. Самоубийство.]— Я не хочу жить, но и не могу умереть. Никто не хочет отпустить меня и оставить наконец в покое. Я — та самая мебель, которую вы однажды купили по странному стечению обстоятельств и не собираетесь выкидывать только потому, что уже привыкли ко мне. [Бездна] №32. Мивако Мурой умерла 7.11.199*. Причиной смерти является удушье, последующее за переломом шеи. Самоубийство.]— В вашей жизни ничего не измениться, если я исчезну — вы просто привыкли, что, покупая нечто дорогое, большое или желанное, ваш вопрос по этому поводу всегда будет решён. Чтобы ни случилось в вашей жизни, я/мебель/вещь всегда будем рядом. Но я страдаю от этого. От этого вашего слепого эгоизма. [Бездна] №49. Мивако Мурой умерла 7.11.199*. Причиной смерти является повреждение внутренних органов и попадание внутрь крови от большого количества ножевых ранений. Убийство.]— Но ничего, я способна много вытерпеть в этой жизни и способна многое простить. Если я вам нужна, я буду продолжать жить и терпеть всё, что вы можете делать со мной.... — Не говори так! — закричал Сейшин где-то. Луч света появился и над ним. Он стоял напротив неё, а не сидел на стуле, как она. Была долгая пауза, видимо Бог немного растерялся, когда он появился. [Бездна] №1. Сейшин Мурой умер 7.11.199*. Причиной смерти является обильное кровоизлияние, вызванное многочисленными рублеными ранами. Убийство.]— Почему? Ты не согласен с тем, что ты, как и многие другие, удерживаете меня в этом мире и не даёте спокойно умереть? [Бездна] №69. Мивако Мурой умерла 7.11.199*. Причиной смерти является удушье, вызванное нахождением в закрытом пространстве во время пожара. Учитывая, что дверца в ванную была закрыта, это считается намеренным самоубийством]— Мне не всё равно будет на твою смерть. Я не знаю, что будет, если тебя не станет. Я даже близко не могу это представить![Бездна] №20. Сейшин Мурой умер 6.11.199*. Причиной смерти стало уничтожение грудной клетки, которая взорвалась под сильным весом. Убийство.]— Ты ничего не можешь представить. Твои слова можно отнести и к Эсист, и к Тошио и даже к Шиммею, которого ты не любишь. — Возможно. Но это всё равно не означает, что ты мне не нужна.[Бездна] №46. Сейшин Мурой умер 7.11.199*. Причиной смерти является остановка сердца из-за выпитых амфетаминов. Можно предположить, что это было намеренное убийство.]— А что для тебя смерть? — спросила Мивако. [Бездна] №84. Мивако Мурой умерла 6.11.199*. Причиной смерти является огромная потеря крови из-за большого количества ран по всему телу. Убийство]— Для меня смерть — это нечто страшное и таинственное. Я хочу, чтобы она наступила, но всё равно боюсь её. Я боюсь потерять все образы, что дополняли меня. [Бездна] №72. Сейшин Мурой умер 7.11.199*. Причиной смерти является удушье, вызванное пожаром. Позднее его тело сгорело дотла. Несчастный случай.]— Проще говоря, я не очень люблю свою жизнь, но всё равно боюсь умирать.— Ты не хочешь умирать. Сколько себя не убеждай в обратном, но ты не хочешь умирать. Ты хочешь к чему-то стремиться и надеяться на хоть какое-нибудь счастье, а это уже отрицание желания смерти. [Бездна] №91. Мивако Мурой умерла 7.11.199*. Причиной смерти является сердечный приступ, вызванный лошадиной дозой различных успокоительных, психоактивных и психотропных веществ. Самоубийство.]— Так что перестань загонять себя в могилу — даже несмотря на всё то, что ты сделал плохого в своей жизни, ты всё равно не заслуживаешь смерти. Наоборот, ты должен просто осознать, что натворил и смириться с тем, что это произошло. Чем дольше ты мучаешь себя ?искуплениями?, тем быстрее ты загонишь себя в могилу. [Бездна] №112. Мивако Мурой умерла 6.11.199*. Причиной смерти является удушье, вызванное заполнением дыхательных путей водой. Она утопилась в ванне. Самоубийство.]— Нет. Я не могу так, и ты это прекрасно знаешь. Даже если ты меня сто раз простишь, мне этого будет мало. Будет прекрасно, если ты убьёшь меня — так мы будем в расчёте, и только тогда я смогу успокоиться. Свет над Мивако погас. Сама она растворилась и не оставила после себя ничего. Сейшин продолжил стоять на том же месте, смотря туда, где когда-то была Мивако.[Бездна] № 100. Сейшин Мурой умер 7.11.199*. Причиной смерти является обильное кровоизлияние, вызванное многочисленными ножевыми ранениями. Убийство.] — говорит Бог всё тем же безразличным голосом. — Ты тоже не без греха. Я никогда не забуду, как ты исшаркала мне до крови спину за то, что я боялся горячей воды в ванне. Хотя, возможно, у всех нас всегда были причины. Будет глупо обвинять кого-то одного. Люди — это цепная реакция, где с греха одного человека начинается грех другого, — говорит он спокойным голосом, повышая интонацию в начале своей реплики и понижая её в самом конце, как бы подводя итоги их странного разговора. Как только его рот закрывается, свет над ним также пропадает, а он исчезает. [Бездна] №112. Сейшин Мурой умер 7.11.199*. Причиной смерти является обильное кровоизлияние, вызванное отрубанием головы. Убийство.] — говорит Бог. [Видишь?] — спросил Бог. — Вижу ?что?? — спросила Эсист, когда всё это закончилось. Перед глазами теперь была сплошная тьма, а чувство холода и шершавости камней исчезло. — Сколько уже прошло [Бездн], а ты всё никого не спасла. Каменные шипы исчезли, но она всё равно чувствовала, что не могла пошевелиться. Вокруг появляются обнажённые люди в разных позах, что скрещивали пальцы и обнимались друг с другом. Один копия другого, ни у одного не было отличительных черт, даже самых незначительных. Их было так много, что они образовывали стену позади Бога. Присмотревшись внимательнее, Эсист увидела своё собственное лицо на многих из них, лица Сейшина и Мивако, которые были будто бы налеплены на пустые лица этих полулюдей.— Кто они? — спросила Эсист, смотря на них.[Твои уголки извращённого сознания. Можно сказать, что это — твои извращения. Твой разум может вечно быть с ними, и они будут заполнять пустоту, которая образовалась внутри тебя после потери души]Она чувствует отвращение к нему и к этим существам, что начинают целоваться и ласкать друг друга, плавно двигаясь, как вода. Их оргия давила ей на мозг. Она смогла их сразу возненавидеть, потому что какая-то её часть хотела попасть туда, чтобы её, наконец, приласкали. — Нет, — ответила она, убив все остальные мысли о них. — Это более пустое существование. Жить без разума, постоянно поддаваясь плотским утехам. Это не то, что я хочу. [А чего ты тогда хочешь?]— Ты знаешь, чего я хочу. Хватит задавать глупые, риторические вопросы. Я бы уже давно выбралась из этого цикла [Бездн], но ты всеми силами стараешься вставить палки в колёса. Везде, в каждых моих ошибках, есть твои следы![И? Ты смогла спасти их? Всё твои жертвы бессмысленны. У тебя были шансы начать новую жизнь или попасть в рай или в ад, но вместо этого ты выбрала отдать свою душу — самое ценное, что только может быть у человека, на желание, которое привело тебя к этому. Стоило ли оно того? Ты никогда не сможешь спасти их — пойми это уже, наконец] Люди начали рвать друг друга на части, кусать собственную кожу и кожу своего партнёра, отрывать конечности и отбрасывать их в стороны. Они начинали скукоживаться, кожа покрываться морщинами и свисать с них большими складками, обнажая скелет. Крики, стоны, плач и дикий смех раздавались со всех сторон настолько громко, что, казалось, эта огромная толпа начала сразу же издавать все эти звуки. — Вы изначально так и планировали? Я не могла их спасти с самого начала, и вы хотели, чтобы я окончательно отчаялась, чтобы забрать последнее, что от меня осталось — мой разум?[Тебе сказать правду? Ладно, я скажу] — сказал Бог после долгого молчания. [?Я? не более, чем сгустки твоего разума и сознания. Единого бога и единой, истинной веры, которая была бы правдивой, не существует. У кого-то Бог — это жестокий, но честный судья, у кого-то — это понимающий страдалец, а у кого-то — просто создатель всего сущего, не имеющего эмоций. Люди создают себе их, потому что им больше не к кому обратиться. Вы — отчаянные существа, вечно пытающийся найти свой рай. У тебя нет никакой веры, ты создала меня из крупиц чужих вер и представлений обо мне. Ты живёшь в маленьком, ограниченном мире. Проще говоря, теперь мир именно такой, каким ты его себе представляла до Сотобы. Ты просто окончательно сошла с ума] Внезапно Эсист начала дёргаться и кричать. Она не верила ни в одно его слово. Весь его монолог она заменила в своей голове на одно слово — ?да?. Её части тела разламывались, когда она пыталась пошевелиться, но остановиться было невозможно.— Сучка!! — кричала Эсист, разваливаясь на глазах. Воздух будто стал стеклом и трескался, разрезая кожу своими трещинами. Она проваливалась в пустоту, именуемую разумом, внутри которого был сплошной хаос и ад. Хаос внутри головы, как гниль, что уничтожает её. Эсист проснулась в храме, точно так же, как и всегда. Тёплое одеяло, мягкая постель, приятный запах порошка. Она была под одеялом с головой, боясь хоть на сантиметр поднять его. Внезапно Эсист слышит пронзительный женский крик, доносящийся, казалось бы, из всех щелей. Постель исчезает, комната распадается прямо на глазах за секунду, и Эсист оказывается в огромной пространстве. Пол залит красным веществом на полметра, и ей приходилось идти по нему, как по болоту. По пути она встречала горы трупов мужчин или то, что от них осталось в виде головы или конечностей, хотя встречались и просто локоны волос, зубы, глаза и внутренние органы. Не было ни стен, ни потолка — вместо них лишь темень. Внезапно она споткнулась и упала в эту жидкость, которая мгновенно затянула её в свою пучину, не позволяя вынырнуть обратно. Крик, наконец, прекратился. Её сердце, то, что от него осталось после всех тех ран, что нанесли ей люди и она сама — это сожрал Бог. Когда [Бездны] разрушились, канув в пропасть, а Эсист была поглощена отчаянным безумием, её тело перестало двигаться. Бог, который до этого был не больше головы, начал увеличиваться в размерах, а его пасть, состоящая из огромного отверстия, усыпанное острыми, как бритва, зубами, могла спокойно проглотить целый дом. Он пожирал её тело, все эти наросты, что появились на её теле и росли, скрывая за собой всё человеческое, что осталось в ней. Бог грубо рвал её кожу, отрывал глаза, раскрывал грудную клетку, чтобы рёбра были похожи на незакрытый капкан, и заглатывал сердце, которое пульсировало до тех пор, пока его зубы не перемололи его в кашицу. Эсист довели до полного отчаяния и, когда она ?созрела? для их пищи, они тут же сожрали её, оставив от неё лишь груду костей и кучу дерьма. [Я заберу у тебя свою частичку. Так будет безопаснее для всех]Сотоба. Вся эта деревня с её жителями начала разваливаться на мелкие кусочки. Воздух стал трескаться, словно стекло. По каменному шипу, который пронизывал грудь Эсист, начали распространяться красные сгустки, похожие на сорняки. Они вздувалась, становясь похожими на человекоподобных существ, которые увеличивались в размерах. Они росли вверх и растягивались в длину, пока не спрятались где-то в небе, которое тут же окрасилось в красный цвет. — Эсист, что случилось? — спросил Сейшин, когда нечто, внешне похожее на Эсист, появилось в дверном проёме. Оно тут же приблизилось к нему, даже не двигая ногами, и обняла его. Он тут же закричал от боли. Оно было горячим, как нагретый добела метал, и будто бы хотело разрезать его кожу, чтобы проникнуть внутрь него. Голова ?Эсист? проникла в его грудь, словно его тело перестало быть твёрдым, а стало таким же жидким, как и вода. Обхватив зубами голубенький шарик, спрятавшийся внутри его сердца, оно проглотила его. Из уст Сейшина сорвался странный, болезненный стон, после которого его тело тут же развалилось на мелкие частички, словно фарфор, который со всей силой кинули в стену. Настолько мелкие, что частички воздуха, по сравнению с ними, были огромными. То же самое произошло и с Мивако. После этого абсолютно всё начало разваливаться, словно карточный домик, который подожгли. Каждая частичка воздуха стала твёрдой и острой, разрывая всё в клочья. Деревья, дома, люди, животные, земля — всё начало трескаться и застывать в воздухе. Трещин в пространстве становилось всё больше и больше, пока из-за них ничего уже нельзя было разглядеть, поскольку в них отражался красный солнечный свет. А затем....взрыв. Всё это разрушилось и провалилось в одну огромную пропасть, куда падает всё живое после своей кончины и никогда оттуда не возвращается. Когда Эсист проснулась в новой [Бездне], то недовольно поморщилась и ещё сильнее закуталась в одеяло. Спина Сейшина соприкасалась с её спиной. Единственным звуком в комнате было редкое шуршание одеяла. Мысли Эсист были вялыми и тягучими, как расплавленная в духовке жвачка. Хотелось пролежать в позе эмбриона под тяжёлым и мягким одеялом как можно дольше. Потом, когда физические ощущения медленно начали функционировать, она поняла, что всё тело сковали судороги. Она тяжело дышала и всё ещё мыслями находилась в предыдущей [Бездне].