Бездна №234 (1/1)

Эсист лежала в ванне, обняв огромную банку, наполненную таблетками, половина из которых уже путешествовала по её кишкам. Она уже не может быть спокойной, не может также улыбаться и пытаться убежать от мысли, что, чтобы она не делала всё напрасно, не может продолжать питать надежду, которая уже так засохла, что при малейшем касании могла превратиться в пепел. Насколько бы Эсист не могла раньше хвастаться своей целеустремлённостью, сейчас она иссякла. — Мивако будет злиться за то, что я выпила её таблетки, — продолжала прогонять ?плохие? мысли из своей головы Эсист. — Надо будет извиниться, когда я выйду. Мивако сама предложила ей пить таблетки, тогда, пятого, шестого, седьмого, восьмого или девятого августа, когда Тошио, осмотрев её, сделал диагноз ?депрессия?. Эсист, после всего осмотра, который занял по времени полдня со всеми очередями и ожиданиями результатов анализов, лежала в комнате, укутавшись одеялом, словно гусеница в коконе. Мивако постучала и тихо зашла. В одной руке у неё был стакан воды, а во второй лежали три таблетки разного цвета и формы. — Эсист, ты спишь? — Нет. — Тошио сказал мне, чтобы я поделилась с тобой своими лекарствами. На эти слова, девушка вылезла из одеяла и села на колени. Волосы торчали в разные стороны, глаза слипались, а внутренняя сторона щёк была искусана и, поэтому, Эсист постоянно чувствовала во рту вкус крови. — У тебя миллион видов таблеток. — Не переживай, он сказал, какие именно таблетки мне надо тебе давать пить. К тому же, я не бездумно ведь пью их: у меня целая система, какие таблетки в той или иной час я должна пить. Если бы ей что-нибудь подобное сказал кто-нибудь другой, она тут же выкинула бы таблетки и послала его куда подальше, но Эсист знала Мивако уже очень давно. Если она захочет убить её, то просто зарежет. Мивако никогда не позволит ей умереть на ровном месте, зная, что её конец даже ещё не на горизонте. Прокручивая эту мысль у себя в голове, девушка взяла таблетки из её рук и проглотила, запив водой. Эти таблетки не были горькими, как большинство таблеток с шершавой поверхностью, а были гладкими и безвкусными. — Насколько это мне поможет? — спросила Эсист, думая, какое действие эти таблетки окажут на её организм. Если при ранении и ударах она не чувствует боль, но при этом чувствует оргазм и возбуждение, как обычно, то как организм отреагирует на таблетки (да и на другие химические препараты в принципе)? — Их задача заключается в том, что на месте мёртвых нервных клетках появилась защитная плёнка, что защищала остальные ещё живые клетки от смерти. Я объясняю это всегда так. Всё же, насколько бы Мивако не могла пугать, в открытую вряд ли бы она стала пытаться убить, таким образом, Эсист. В другом углу ванны, в нескольких сантиметрах от пальцев ног расположилась огромная лужа её собственной рвоты чёрного цвета, в которой чётко можно было видеть таблетки, одна половинка которых была яркого цвета и имела белый рисунок, а вторая была белой и на ней, как правило, был рисунок соответствующего второй половинке цвета. Рисунки были милыми и максимально жизнерадостными: сердечко, солнышко, цветочек, квадрат и прикреплённая к нему ?З?, которая была перевёрнута на 90° так, чтобы весь рисунок был похож на коробку с бантиком. Но все эти яркие цвета и милые рисунки погрязли в черноте, вызванной жидкостью, которую Эсист выпила. Всего одна столовая ложка заставила желудочный сок свернуться внутри желудка и стать похожим на желе. Зачем Мивако это пьёт и как она после этого не умирает, Эсист не могла понять, да и не пыталась. Внезапно в дверь постучали. Осторожно, боясь создать лишний шум своим стуком. От тонких пальцев стук был звонким, поэтому Эсист сразу узнала, кто находился по ту сторону двери прежде, чем Мивако спросила:[Эсист, ты в порядке? Можно мне войти?]Эсист продолжала лежать в той же позе, что и последние несколько часов. Лишь ответила согласием на её попытку войти к ней. Мивако зашла в ванную и уставила свой взгляд сначала на луже блевотины, а потом на банке таблеток. Что-то изменилось в её взгляде, когда, после осознания всей картины, женщина посмотрела на Эсист. Страх? Ненависть? Грусть? Разочарование?! ЧТО ПЫТАЮТСЯ СКАЗАТЬ ЕЁ ГЛАЗА?— Прости меня, — сказала Эсист, попытавшись встать, но всё бесполезно: таблетки сделали мышцы вялыми и мягкими, как если бы все кости и хрящи исчезли из её тела. — Я не хотела......[Эсист, помнишь, ты пошутила, что люди на 80% состоят из воды, а я из таблеток? Тогда ты ещё посмеялась и попросила меня не пить так много, помнишь?]— Да, помню, а что?[Это была не шутка....]Её кожа стала покрываться странными волдырями, которые росли, округлялись, а позже и вытягивались, становясь похожими на таблетки. Они отваливались от тела и из дыр, которые они образовывали, хлестала кровь. Кожные таблетки были размером с ноготь на указательном пальце, но огромное количество дыр, которые они оставляли за собой, вызывали тошноту. Красная и яркая плоть без кожи, покрытая чёрными глубокими ямами, которые гнили прямо на глазах, а гниль бледного зеленовато-жёлтого цвета вытекала из них, смешиваясь с кровью. Внутри живота Эсист что-то росло, а сам живот вздувался, как воздушный шарик. Вены, проходящие через живот стали хорошо видны. Живот стал бледным с трупным оттенком, после чего лопнул с отвратительным звуком, будто огромный шарик, набитый мякотью и фруктами, со всей силой врезали в стену. Её внутренности прилипли к стенкам комнаты, чёрная кровь заполняла ванну и Эсист чуть не захлебнулась в ней. Таблетки всплывали на поверхность.[Время так быстро летит, что нельзя понять, когда оно начинается, а когда заканчивается. Посмотри, пока я это говорило, прошло уже 5 секунд. 5 секунд! Их уже никогда не вернуть! Чтобы ты не делала, как сильно бы не плакала, вернуть их уже нельзя.] — говорил голос в её голове. Это был скрипящий шёпот, будто тихо, но со всей силой скребли ногтями по металлу. Голос, который вызывает отвращение на самом базовом уровне. — [Время идёт, и идёт, и идёт, и идёт, и идёт, и идёт, и идёт, и идёт, и идёт, и идёт, и идёт, и идёт, и идёт, и идёт. Почему ты тратишь время на меня? Ты тратишь своё драгоценное время на пустую болтовню. Посмотри! Пока ты слушала меня, ты утонула! Твоя любимейшая семья найдёт тебя грязную и замученную в луже блево-о-отины. Этот образ будет преследовать их до конца жизни! Они будут с отвращением смотреть на тебя, думая, что они будут убирать всё за тобой!]Пауза. Впервые Эсист поняла, что задыхается по-настоящему. Теперь это не было лишь иллюзией отсутствия воздуха, как во сне, когда не можешь вдохнуть воздух, уткнувшись носом в подушку — теперь она чувствовала тёплую и вязкую субстанцию вокруг себя, которая лезла в глаза, уши, нос и рот. На вкус она была ужасной, кислой и будто хотела сжечь её плоть до костей. [ЧТО ТЫ ЛЕЖИШЬ?! ВРЕМЯ УХОДИТ!!! ОНО УЖЕ НЕКОНТРОЛИРУЕМО!! ПРОХОДЯТ СЕКУНДЫ, ДЕСЯТКИ СЕКУНД, СОТНИ СЕКУНД, ЧАСЫ, ГОДЫ! ТЫ ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ ПОТРАТИЛА НА ТУПОЕ И БЕССМЫСЛЕННОЕ НАСИЛИЕ. ТЕПЕРЬ ТЫ НАХОДИШЬСЯ ЗДЕСЬ — В ЛУЖЕ СОБСТВЕННОЙ БЛЕВОТИНЫ С СОЖЕЛЕНИЯМИ О ПРОШЛОМ!!]— Хватит.... — сказала Эсист, чувствуя, как артерия, идущая по шее начала пульсировать. — Я больше не могу..... кто-нибудь, помогите мне.....[НИКТО ТЕБЕ НЕ ПОМОЖЕТ! ТЫ СГНИЁШЬ ЗДЕСЬ, ПЕРЕД ЭТИМ УВИДЕВ, КАК ТВОЮ СЕМЬЮ УБИВАЮТ!! ЭТО БУДЕТ ОЧЕНЬ ВЕСЕЛО — НАБЛЮДАТЬ, КАК ТЫ В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ПОПЫТАЕШЬСЯ ИХ СПАСТИ, ПОСЛЕ ТОГО, КАК ТЕБЕ ПРЯМО В ЛИЦО НАПРЯМУЮ СКАЗАЛИ, ЧТО ЭТО БЕСПОЛЕЗНО!!!!]— ПРЕКРАТИ![Мивако Мурой погибла из-за огромного количество ран, сделанных топором. Она была похожа на огромный кусок изуродованной плоти (ты видела это)]. Время смерти: 7 ноября 199*, 13:44 (ты знала это). Сейшин Мурой погиб из-за огромного кола в груди, который разорвал ему сердце и кровеносные сосуды (ты видела это). Время смерти: 7 ноября 199*, 13:50 (ты знала это).]— Прекрати!!Эсист изо всех сил надрывала голосовые связки, лишь бы он заткнулся, лишь бы не говорил ещё раз, что Сейшин и Мивако умрут, и что она прекрасно знала это. [Мивако Мурой погибла в пожаре, задохнувшись в замкнутом пространстве. Умерла в адских муках (ты видела это). Время смерти: 7 ноября 199*, 20:57 (ты знала это). Сейшин Мурой умер от ножевого ранения в животе. Рана загноилась, и он сгнил заживо. Время смерти: 8 ноября 199*, 00:27 (ты знала это). Ты сидишь здесь, а они умирают. Ты бесполезна. Ты не живёшь и даже не существуешь. Ты променяла абсолютно всё, что тебе дорого, на пустую и бессмысленную попытку исправить то, что невозможно исправить. Твои страдания вполне заслужены!!]— Хватит!!!! Заткнись!!!! ЗАТКНИСЬ!!! ЗАТКНИСЬ!!!! ..............................................................................................................................................................................………………………………………………………………………После того, как Эсист пробыла в ванной несколько часов, не подавая никаких сигналов о своём самочувствии, Сейшин сразу почувствовал, что там происходило что-то неладное. Когда мужчина открыл дверь с помощью отвёртки и ринулся внутрь комнаты, то сразу почувствовал кислотную среду воздуха. Воздух был влажным, горячим, пропитанным неприятным запахом блевотины и отходов. В ванне, доверху наполненной водой, лежала Эсист в позе эмбриона: согнувшись пополам, лёжа на боку и прижав к туловищу ноги и руки. Волосы болтались и плавно двигались в разные стороны. Вода была чёрного оттенка, а таблетки, словно пенопласт, плавали на поверхности.— ЭСИСТ! — закричал изо всех сил Сейшин, ринувшись к ней. Он достал пробку, чтобы слить воду, после чего схватил Эсист за руки и уложил на холодном и липком коврике.Он делал массаж сердца, надавливая на грудь изо всех сил, чуть не сломав ей рёбра, делал искусственное дыхание, борясь со вкусом кислого и разъедающего язык желудочного сока. Её правое веко начало дёргаться. Грудная клетка медленно поднялась, а затем резко опустилась, и большая струя воды вылетела из её рта, как из водяного пистолета. Эсист начала кашлять, положив голову набок. — Слава богу.... — тихо сказал молодой монах, прижав руку к груди и вздохнув. — Ты как?Эсист чувствовала себя раздавленным дерьмом на дороге. Лежа на мокром и холодном полу, в мокрой одежде, пропитанной её рвотой и прилипшими таблетками. — Мне очень.... — через силу сказала Эсист, чувствуя, что ещё одно слово, и она начнёт плакать кровавыми слезами. — .....очень плохо. — Мама! — громко позвал Мивако Сейшин. Как только она появилась в дверном проёме, вопросительно смотря на них, он продолжил. — Принеси одежду, пожалуйста. Взяв полотенце с вешалки, он вытер её лицо. Когда он снимал с неё одежду, то чувствовал, насколько её кожа была ледяной и мокрой от холодного пота. Тело Эсист всё ещё тряслось в судорогах. Всё вокруг было, как в тумане. Она помнила, что её вытерли насухо, одели, унесли в комнату и дали что-то выпить. В голове всё время был шум, будто морская вода ударяется об камни и пенистая жидкость стекает между галькой. Было трудно дышать, её бросало то в жар, то в холод, сердце билось так, будто вот-вот словит передозировку от адреналина. Несколько дней она пролежала в кровати, укутавшись в мягкое одеяло и обняв подушку Сейшина. Периодически, она засыпала на несколько часов, а потом пыталась ходить и что-то делать. К пятнице ей стало чуть лучше, но её всё ещё не выпускали никуда за пределы храма. Впрочем, она сама не была против этого. Эсист бродила по комнатам и коридорам, пытаясь начать разговор с Сейшином или с Мивако, но, как только разговор начинал длиться дольше нескольких минут, её желание улетучивалось. Иногда, когда она не ела на протяжении почти всего дня, её давление резко падало, и она падала в обморок, после чего весь вечер и всё следующее утро проводила в кровати, не находя сил двигаться. — Прости, я доставляю столько проблем.... — прохрипела Эсист, спрятавшись под одеялом, когда Сейшин принёс ей стакан воды после очередного падения давления. — Ничего. Всё в порядке. Эсист вылезла из одеяла и через силу выпила этот стакан воды, который ощущался таким огромным, что, казалось, в мировом океане воды было меньше. После этого, они начинали насильно заставлять её есть, стараясь скормить хотя бы половину того, что было в каждой тарелке. Какое блюдо не находилось в тарелке, будь то любимая или нелюбимая её еда, она не ощущала вкуса и просто клала в рот одну ложку за другом, даже не пережёвывая пишу. Только после этого удалось сократить количество обмороков за неделю, после чего её физическое состояние чуть-чуть улучшилось, и она могла ходить вокруг дома часами, не чувствуя усталости. Но это не сделало её эмоциональное состояние лучше. Депрессия как была, так и осталась, и с этим Мивако, и особенно Сейшин, уже не знали, как справиться. Однажды вечером, Эсист одиноко сидела на кухне, смотря на пустой стакан воды, на стенках которого было несколько крупных капель воды. Из-за таблеток её аппетит стал гораздо слабее и даже ложку каши или дольку яблока она проглатывал с трудом. Съеденная несколько часов назад еда слишком долго переваривалась. Сейчас она чувствовала себя странно. Всё тело размякло, нервные окончания и клетки будто распухли и двигались в двое медленнее, чем обычно. С расслабленным телом слишком сильно контрастировали её мысли и эмоции. Если бы она попыталась визуализировать их на листе бумаги, то получила бы огромный холст разноцветных каракуль, где ничего нельзя было разобрать. Как картины Сая Твомбли, которые Эсист встречала на страницах книг в библиотеке Сейшина. Внезапно на кухне, в дверном проёме, появился молодой монах с пустой кружкой, в которой когда-то было кофе. — Что делаешь? — спросил он, подойдя к раковине и начав мыть кружку. — Как себя чувствуешь? Таблетки хоть немного помогают?— Не знаю. Не так сильно, как мне хотелось бы, — Эсист сказала это тихим голосом, пытаясь каждое слово проглотить. — Не стоит ожидать того, что спустя одну неделю их употребления у тебя всё наладится. В конце концом, это всего лишь таблетки. Главное — не стать от них зависимой, иначе будешь всю жизнь их пить, — увидев, что Эсист ещё сильнее пала духом, он подошёл к ней поближе и погладил по голове. — Хочешь прогуляться со мной до церкви? Думаю, тебе не помешает подышать свежим воздухом, а то ты в последнее время сидишь всё время дома. Эсист удивлённо уставилась на него. Он никогда до этого не предлагал ей сходить с ним в ту заброшенную церковь. Последний раз это было......очень давно. Неуверенно встав, она взяла протянутую ей руку и вышла с ним на улицу. На дворе было начало осени и, поэтому, сейчас было чуть холоднее, чем раньше. Эта заброшенная церковь на восточной стороне гор была его тайным местом, куда он мог прийти и собраться с мыслями. Эсист точно знала, что Мивако, да и в принципе все старики, знали об её существовании, но никто не мог подумать, что кто-то туда иногда ходит. Они шли по вытоптанной дорожке, вокруг которой была трава, что доставала до самых коленок. По этой же дорожке она прибежала в эту церковь и встретила его. Иногда, смотря назад, в своё прошлое, девушка понимала, что её жизнь просто переполнена случайными совпадениями. Из всех деревень, она забрела именно в Сотобу, а из всех возможных людей, которых она могла встретить, она попалась на глаза именно Сейшину. Когда люди впервые увидели их вместе, то подумали, что Эсист его дочь: уж слишком они были внешне похожи. Однако, узнав её возраст, эта сплетня разбилась вдребезги — между ними была не такая уж и большая разница в возрасте, по крайней мере, не такая большая, чтобы Эсист могла быть его ребёнком. Они пришли к церкви, открыли полуразвалившиеся двери и встали на месте, смотря на неё, будто в первый раз. Она осталась точно такой же, какой была несколько лет назад. Те же прогнившие доски, те же огромные и грязные витражи с мучениками, те же скамейки, некоторые из которых уже развалились и покрылись плесенью, те же журналы и книжки, прогнившие и прилипшие друг к другу намертво. Эсист продолжила стоять на одном месте, а Сейшин подошёл к самой крайней скамейке, что была ближе всех к алтарю и, сев на неё, рукой позвал девушку сесть рядом с ним. Неловкое молчание. Они смотрели в пустоту, подбирая слова. — Ты ведь не просто так позвал меня сюда? — риторически спросила она, подозрительно посмотрев на него. — Да. Я хотел с тобой поговорить наедине. С тобой в последнее время происходит что-то странное, и я решил напрямую спросить у тебя. Что с тобой?Эсист отвела взгляд в сторону и начала смотреть на витраж, где заживо сжигали женщину. Её руки и ноги были прибиты к кресту, её кожа была сильно растянута на скелете, из-за чего можно было видеть каждую кость на её теле. На голове были грязные слипшиеся волосы, слепленные в большие пряди. Огонь был вокруг неё и почти что не касался её тела, но, тем не менее, на её лице была изображена гротескная агония. Глаза готовы были вылезти из орбит, челюсть отвисла, а брови нахмурились настолько, что можно было видеть каждую складку на лбу.— Эсист, — позвал её Сейшин, похлопав по плечу. Она настолько сильно погрузилась в этот витраж, что несколько минут ничего не замечала. — Скажи что-нибудь...— Я не знаю. Наверное, я в депрессии. По крайней мере, так говорит Тошио.....Он смотрел на неё суровым взглядом, из-за чего она виновато опустила голову. — Я прекрасно это знаю. Я хотел услышать, почему ты в депрессии. Эсист хотела ему сказать всё, что чувствовала у себя на душе, правда хотела, но что она могла ему сказать? Насколько бы он не мог верить в разного рода ерунду, он не сможет на полном серьёзе слушать её бред про [Бездны] и неизбежную собственную смерть. Вдохнув воздух, она попыталась успокоиться и сжала руки в кулаки. — Понимаешь, я чувствую себя....пустой. В буквальном смысле пустой. Все вокруг умирают, и никто ничего не может с этим поделать. Ведь ни я, ни ты и ни Мивако ничего не сможем сделать. Из-за сильного ощущения близкой кончины вся жизнь и любая деятельность теряет смысл. Зачем идти на работу? Зачем есть? Зачем спать? Всё равно ведь эта деревня вымрет или какая-то поехавшая женщина сожжёт её, — последняя её фраза звучала очень странно вне контекста, но Эсист не стала заострять на этом внимания. — Это очень.....грустно....Сейшин молча слушал каждое, сказанное ею, слово. Он мог просто сказать, что она преувеличивает и на самом деле всё не так страшно, как себе представляет, но какой смысл врать? Это эпидемия ничем хорошим не закончится. Да и, если подумать, хотел бы он сам услышать на её месте такие слова от близкого человека?— Эсист, я очень ценю то, что ты переживаешь за нас и не хочешь, чтобы мы умерли, но ты слишком сильно изматываешь себя. Своими волнениями ты только сильнее себе вредишь. — Кто бы говорил, — с упрёком прервала его Эсист. Из её уст раздался нехороший смешок. — Ты сам о себе не заботишься и будто всеми силами хочешь измотать себя до полусмерти. Не спишь целыми сутками, пьёшь кофе почти каждые два часа, почти весь день на работе и даже когда тебе предлагают помощь и дают возможность отдохнуть, ты отказываешься. Последний месяц ты будто вообще живёшь отдельно от нас и даже почти не разговариваешь по собственному желанию. Ты ничуть не лучше меня живёшь. Подобная тирада упрёков насчёт его образа жизни вывела его из колеи. Легко найти отговорку и не чувствовать себя виноватым, но только не когда тебя обвиняют по делу, с которым ты спорить не можешь. — Хорошо, с этим я спорить не могу. Ты хочешь, чтобы я немного отдохнул или проводил больше времени с тобой? — смотря, как она неловко отвела взгляд в сторону, он продолжил. — Да, ты во многом права, но всё равно не забывай, что молиться за души умерших и быть на похоронах — моя обязанность. Хорошо, я не буду несколько суток писать свой роман, и мы вместе отдохнём, но мне всё равно надо будет его закончить, не забывай это.— Да.... — прошептала она.Сколько Эсист ещё хотела ему сказать! То, как она не хочет, чтобы он уходил к Сунако. То, как она сходит с ума из-за невозможности их спасти. То, что Бог — это подлая сука, помогающая только тем, кто покупает товары с его рожей! Но она не могла. Просто не могла. Они долгое время ещё сидели в церкви, прижавшись друг к другу. Эсист впервые почувствовала себя спокойно. Будто бы всё плохое, все те эмоции, что она испытывала, все те мысли, что проникали в её голову — просто взяло и исчезло или же просто изолировалось от её разума. На следующее утро Эсист вместе с Мивако готовила завтрак, постоянно о чём-то болтая. С самого утра девушка была бодрой и весёлой, стараясь быть подобной самой себе. — Что?! Ты сегодня собираешься пойти на работу?! — недоумённо спросил Сейшин, уронив ложку с жареным рисом. Та звонко ударилась об тарелку, и рис рассыпался по столу. Мивако недовольно посмотрела на него и, сразу же взяв тряпку в руки, начала собирать весь рис со стола. — Но ведь ты даже толком не успела оправиться! — Я чувствую себя уже намного лучше. Я же буду просто сидеть за кассой в магазине — не будет никакой физической нагрузки. Мне не помешает немного поработать. — Тебе точно лучше? — ещё раз спросил Сейшин, слегка наклонившись к ней. Она хотела сказать огромное количество слов про то, что она чувствует себя прекрасно, но сдержалась и просто ответила: ?да?. Если бы Эсист сделала то, что хотела, это выглядело бы очень подозрительно и ненатурально. — Почему в доме в последнее время стало пахнуть табачным дымом? — спросила Мивако, когда Эсист уже ушла. — Ты серьёзно начал курить?— Нет. Я вообще решил больше не курить. И да, Эсист недавно начала курить. Обратившись к Тошио, она попросила научить её правильно это делать. Вчера она только-только начала делать успехи и вся её вчерашняя одежда ими провоняла. Иногда ей становилось плохо от сигарет, но она всё равно продолжала их курить. Ей просто нравилось чувство, когда табачный дым путешествует по горлу, будто бы высушивая его, попадает в лёгкие, отравляя их, и опьяняет её мозг. Сидя за кассой с банкой цитрусового сока, она повторяла себе ?я должна стараться, я должна продолжать пытаться!?, будто это была молитва. — Что ты бормочешь? — спросил один из немногих за этот день покупателей, когда она отбила ему банку пива и пачку конфет. — Ничего, — сухо ответила она, положив по его желанию продукты в пакет. — Спасибо, — натянув улыбку на лице, сказала она, провожая покупателя. — Приходите ещё.Мысль, что у неё всё ещё есть люди, которые заботятся о ней и дом, где она может спрятаться, грела сердце. Это дало ей частичку сил и волю жить дальше, продолжая пытаться.?Вы с ним — абсолютные противоположности друг другу. Я не хочу тебя или его обидеть, но вы совсем друг другу не подходите. По крайне мере, я сделал такие выводы за всё это время? — вспомнила Эсист слова Тошио. Ей стало очень неловко и стыдно за себя, поскольку эти слова очень сильно врезались в её мозг, и она приняла их, почти что, за чистую правду. Сейчас она смотрела на это глазами новой себя. Той части себя, которая перестала видеть в этом проблему. Да, у них разные вкусы и интересы, но это не повод считать себя не подходящими друг другу людьми![Какой душевный монолог] — сказал Бог, лёжа на брюшке на холодильнике с газировкой. [Так приятно смотреть, как ты утешаешь себя этими невинными мыслями]— Что тебе от меня надо? — спросила она, сделав несколько больших глотков сока. Тот уже успел согреться, и от его вкуса во рту теперь вяжет. — Хочешь унизить меня или окончательно сломать?[Пытаюсь донести до тебя ту простую истину, которую ты не смогла увидеть больше 58-ми лет назад.]Эсист резко повернулась всем телом в его сторону. — Что? В смысле 58 лет?! — с недоумением спросила она. [Да. Ты уже больше 58-ми лет пытаешься спасти Сейшина и Мивако. Неужели ты не замечала, как вся человеческая жизнь просачивается сквозь твои пальцы?]Это мысль воспринималась, как очередная пуля в сердце или очередной нож в спину. Заткнув уши руками, она начала мычать себе под нос, стараясь заглушить его слова. Но для Бога нет никаких замков — он мог в любой момент пробраться внутрь её головы, прогрызть своими клешнями туннели в мозге и превратить его в кашу, попутно заполнив его дерьмом. — Я тебя не слышу! Я тебя не слышу! Я тебя не слышу! Я тебя не слышу! — повторяла она много-много раз, даже когда работники магазина начали косо на неё оглядываться и крутить пальцем у виска. [Поступай, как хочешь, но знай, что я прав и ты ничего не сможешь с этим сделать]Когда Эсист открыла глаза и увидела, что он исчез, она несколько раз похлопал себя по щекам, закрыла глаза и начала мотать головой из стороны в сторону. Нет! Она не позволит этому ублюдочному жуку сожрать её разум окончательно, он уже и так многое у неё забрал! Думая об этом, Эсист взяла брелок в виде тянущейся игрушки и начала его тянуть и сжимать, словно тесто или пластилин. Её руки были настолько горячими, что игрушка сразу нагрелась и начала растягиваться. ?В конце концов, — подумала Эсист, — ничто не мешает мне наслаждаться жизнью. Если я не смогу их спасти, и они всё равно в конце умрут.... — она заткнулась. Её эмоциональное состояние постоянно металось из одной крайности в другую. Девушка, которая до этого старалась вытягивать из себя всевозможные положительные эмоции, за несколько секунд помрачнела до состояния грозовой тучи, —....НЕТ!....я всё равно могу наслаждаться своим существованием! Я могу купить любимый сок....опять...перечитать свою любимую книгу.....в сотый раз.... — её внутренний голос, который до этого говорил бодро, вновь начал сбавлять темп. Подбежав к холодильнику, она схватила железную баночку яблочного сока и, вскрыв её в сию же секунду, начала жадно пить, — НУ И ЧТО?! Я ВЕДЬ МОГУ АБСОЛЮТНО ВЕЗДЕ ОТЫСКАТЬ ПЛЮСЫ, ТАК, РАЗВЕ Я НЕ СМОГУ ОТЫСКАТЬ ХОТЯ БЫ ОДНУ ПОЛОЖИТЕЛЬНУЮ СТОРОНУ В СВОЁМ НЫНЕШНЕМ ПОЛОЖЕНИИ? ДА, МОГУ! НАДО ТОЛЬКО ХОРОШО НАПРЯЧЬ СВОИ ИЗВИЛИНЫ И ТОГДА, Я ОПРЕДЕЛЁННО СМОГУ ИХ УВИДЕТЬ!!!!!!!?Схватив себя за плечи, она расплескала весь сок по полу, заляпав себе ботинки и носки липким соком. В магазине будто бы все оглохли, ибо никто не пришёл спросить, что тут случилось, когда Эсист начала смеяться и кричать. Это был недобрый и фальшивый смех. Он был настолько натужным и мучительным, что её лёгкие даже не успевали полностью заполниться воздухом, как она тут же начинала громко смеяться, растрачивая весь воздух за несколько секунд. Всё начало раздваиваться не только у неё перед глазами, но и в реальной жизни. Мир вновь, уже в сотый раз, трескался и разваливался из-за её нервного срыва. Эсист со всей силой кинула банку об пол. Та звонко ударилась об него, разливая сок и начала брякать об плиточный пол, катясь всё дальше от неё. ?НЕТ!!? — подумала Эсист. [Ты никогда не спасёшь их. Они всегда будут умирать до тех пор, пока от тебя самой ничего не останется. Ты никогда не сможешь зажить нормальной жизнью, как раньше, даже если попытаешься. Ты будешь гнить, гнить и гнить, пока даже твои кости не превратится в пепел] — сказал Бог. Эсист продолжала это отрицать, даже когда мозг медленно начал осознавать правдивость его слов. Это был тот самый защитный механизм, о котором говорили люди в очках на страницах журналов в больнице. Именно благодаря отрицанию чего-то очевидного, говорили они, люди и продолжают жить, поскольку без неё они либо сошли бы с ума, либо покончили бы с собой. Эсист выбежала из магазина и начала бегать по Сотобе, не останавливаясь дольше, чем на одну минуту. Либо она просто хотела убежать от невидимого монстра, либо просто хотела уничтожить день — это не понимала даже она сама. Но, подбежав к дому Маэды Мотоко, она остановилась и, вместо того, чтобы продолжить бежать, вошла внутрь. Женщина стояла спиной к ней за столом и медленно нарезала лук, а когда на доске уже не было для него места, она скидывала его в кастрюлю, где он уже не помещался. В комнате никого, кроме неё не было, а ничьих голосов в другой части дома не было слышно. В углу комнаты был ящик с инструментами, среди которых ей сразу бросились в глаза отвёртка и молоток. Эсист даже не понимала, что вообще здесь делает и не понимала, что собирается сделать прямо сейчас. Воспользовавшись тем, что женщина никого вокруг не замечала, Эсист схватила огромный молоток, диаметр боека которого был несколько сантиметров. Сжав ручку молотка покрепче, она нанесла им удар по её голове, врезав прямо в затылок. Женщина отлетела в сторону и упала на колени, хватаясь изо всех сил руками за столешницу. Крича как резаная, Мотоко попыталась наброситься на Эсист так же, как и тогда, когда девушка её задушила, но она замахнулась и ударила ещё раз и попала по виску. Когда Мотоко грохнулась на пол, Эсист начала её бить молотком по голове. Голова — одно из самых уязвимых зон, когда у тебя в руке молоток, потому что только здесь молоток может быть полезным. Она била её и била; разрывала кожу головы, оставляя на молотке небольшие частицы, пробивала кору головного мозга и превращала в кашу мозги, маленькие кусочки которого запутывались в синих волосах. Мотоко уже лежала без сознания на полу, в луже мочи, дерьма и блевотины. Даже кончики её пальцев перестали дёргаться. Будто боясь, что она всё ещё может быть жива, Эсист продолжала бить молотком по всем местам на голове. Только когда в голове была огромная дыра, в которой было мозговое пюре с кровавым соусом, она закончила. Глаза женщины вылезли из орбит, язык вывалился изо рта, словно какой-то слизень, а волосы стали ещё темнее. В ванной, начиная смывать кровь со своих рук, она посмотрела в зеркало. Девушка не сразу поняла, что всё её лицо было вымазано в крови, а волосы слиплись длинными и толстыми прядями. — Во что....во что я превращаюсь?!.... — спросила она своё отражение в зеркале, схватив себя одной рукой за голову, а второй закрыв часть своего кровавого лица. В дверном проёме появился мужчина, — можно было предположить, что он был мужем Мотоко — который смотрел помутневшими от анемии глазами. [А разве непонятно?] — риторически спросил он, стоя на одном месте. [Ты всю жизнь мучила и убивала людей. Ты, в отличие от всех остальных нормальных людей, никогда не видела в этом чего-то ужасного — по крайней мере, ты не осознавал свои деяния настолько ужасными, какими их могли видеть другие люди. Ты — убийца с садистскими наклонностями и всегда такой будешь]. Эсист отошла на несколько шагов назад и врезалась в холодную и влажную стену, уложенную плиткой. Вновь закрыв уши руками, она зажмурила глаза и опустила голову вниз. Волосы свисали с неё отдельными липкими прядями, закрывая лицо. — Заткнись! Не смей этого говорить. Я не хотела совершать все эти преступления! [Будешь продолжать оправдывать себя? Как жалко... Но, твои садистские наклонности вышли на новый уровень, когда Сейшин сам попросил тебя мучить его, разве нет?] — Эсист широко открыла глаза и замерла. Она всеми силами хотела мычать и не слушать его слова, но та отвратительная частичка её разума, которой было всё в мире интересно, заставила всё тело подчиниться себе. [Подумай, ты могла переродиться в абсолютно другого человека, стать настоящим и нормальным человеком, которому будут отвратительны убийства, которому будет хорошо, что во время пожара никто не пострадал, любить тех, кто делает хорошие поступки и проклинать тех, кто совершает преступления, но тебе не дали этого шанса. Этот человек принудил тебя совершать почти тоже самое, что ты совершала, будучи безликим существом. Ты бы не стала так жестоко убивать Маэду Мотоко, если бы не привыкла к насилию, которое преследовало тебя всю жизнь. У тебя был хотя бы один эпизод в жизни, где бы ты жила, как нормальный человек?] — риторически спросил он. [Нет. Сейшин прекрасно знал, что ты творила и потому использовал это в своих личных целях, используя твой неокрепший и несостоявшийся разум. Подумай только, как сильно он испортил твою жизнь, которая только-только начала формироваться, только ради того, чтобы удовлетворить своё собственное эго....]Эсист набросилась на него, оперевшись ногами и ладонями об стенку и оттолкнувшись от неё. Он не успел даже глазами моргнуть, как девушка толкнула его, после чего вцепилась руками в его горло изо всех сил, сжимая его как можно сильнее. Он не двигался, не пытался ослабить её хватку или просто столкнуть с себя, что, в принципе, и мог сделать. Он просто лежал, не шевелясь, и лишь иногда дрожал, когда его мышцы расслабились и всевозможные телесные жидкости вышли наружу. На его лице застыла улыбка, ведь он был прав и он победил в этой странной, моральной войне. Когда его веки упали вниз, скрыв за собой глаза, Эсист убежала из дома со слезами на глазах, которые смывали со щёк уже застывшую кровь. Она чувствовала свою беспомощность перед его словами и не могла сказать что-нибудь в ответ, кроме просьбы заткнуться. ?Заткнись! Заткнись! Заткнись! Заткнись! Заткнись! Заткнись!? — повторяла она Богу, который остался в том доме. Защищала ли она Сейшина или же шла против ненавистного ею Бога? Скорее всего, ответ будет более ужасным, чем можно себе представить — если она из-за Бога возненавидит Сейшина, то, что ей остаётся делать там, где ничего, кроме деревни и её семьи, нет? У неё больше никого нет, отчего её ненависть ко всему живому во Вселенной всё росла и росла. ?ЧТОБ ТЫ.....ЧТОБЫ ВЫ ВСЕ СДОХЛИ!!....ЧТОБ Я СДОХЛА!!! ДА ЧТОБ ВООБЩЕ ВСЁ ИСЧЕЗЛО, НАКОНЕЦ!!!? Когда Эсист, исчерпав свой очередной лимит истерики, вернулась в магазин, то просто села на пол между стеллажами и смотрела в пустоту. После конца истерики всё вокруг становится, как в тумане — ничего не хочется, ничего не чувствуешь, ни о чём не думаешь и ничто не способно до тебя достучаться. Тело казалось таким лёгким, что оно вот-вот полетит вверх, словно гелевый шарик, причём долетит до начала космоса и будет там, в невесомости, парить! Эсист видела фотографии Земли из космоса, но их качество было слишком плохим. Когда они с Сейшином смотрели документальный фильм о космосе, потому что она хотела увидеть космос во всей красе, она была в настолько сильном восторге, что ей хотелось купить что угодно с изображением звёзд, Млечного пути, чёрной дыры или других планет. В магазине, куда она теперь возвращалась после конца истерики, ей довелось увидеть весьма интересную вещь, которую она раньше не видела и не могла представить, что увидит в этом магазине. Это была книга объёмом не больше 150-200 страниц, которая ровно и непринужденно лежала поверх журналов о садоводстве. Яркими и неряшливыми буквами, словно названия детской книжки, название гласило: ?Руководства по правильному самоубийству?. Чуть ниже, уже обычными белыми буквами с чёрной обводкой, было написано, что красочные иллюстрации и точная инструкция прилагаются. Взяв вместе с этой книжкой пачку сигарет, которые Тошио зарекомендовал, как самые лучшие сигареты в этом магазине, Эсист спрятала их вместе с книгой в сумке. Однажды, одним из вечеров, пока Сейшин принимал душ, Эсист открыла книгу. Внутри были такие же гипертрофированные изображения людей и окружающих их предметов: вот фрагмент толстой руки, начиная с пальцев и заканчивая локтём, где нам показывают пунктирными линиями, какой надрез и какой длины желательно сделать, чтобы наверняка можно было умереть. Рядом с рукой показывали бритву конкретной марки, рядом с которой маленькими буквами в скобках было написано: (Это не реклама! Просто именно эта марка бритв была признана журналом ?Всё для людей?, как самая лучшая марка острых бритв). На следующей странице была написана инструкция, в которой подробно говорилось, как правильно провести вскрытие вен, чтобы достичь желанного результата. Помимо вскрытия вен, были также различные методы повешения, отравления с помощью различных препаратов (Это не реклама! Просто, согласно статистике журнала ?Самоубийство — это выход?, именно от этих препаратов велика вероятность получить отравление), передозировка в чётких дозах и так далее. После каждой такой статьи, была всегда написана одна фраза, которая была чуть больше всего остального текста:?Наше издательство не пропагандирует суицид, мы просто хотим, чтобы вы не сломались и не потеряли окончательное желание хоть что-либо делать из-за неудачной попытки самоубийства. Мы ценим ваш выбор, но всегда, даже сто раз подумав насчёт своего решения по этому поводу, проконсультируйтесь лучше лишний раз с психологом/психотерапевтом/друзьями/родственниками. С наилучшими пожеланиями, издательство ХХХ?. Эсист лежала на матрасе, устроив позади своей спины гору из подушек и одеял, поскольку в их доме не было кресел, а подобные конструкции вполне могли заменять их. Рядом с этой конструкцией была пепельница, в которой уже было несколько, не до конца выкуренных, сигарет. Перед глазами всё плыло, а мозг отказывался работать, но девушка всё равно читала страницу за страницей, выкуривая одну сигарету за другой. Все способы и методы самоубийства казались либо слишком сложными, либо неосуществимыми в тех условиях, в которых она существует. Самый простой, по её мнению, методом самоубийства было повешение на дверной ручке. Для этого нужна была только дверь с вытянутой дверной ручкой, на которую можно что-нибудь привязать и любая верёвка, длинная ткань или что-нибудь в таком духе. В воздухе вокруг неё танцевал сигаретный дым. Он всегда двигался, закручивался в необычные формы, растворялся в воздухе и пропитывал собой всевозможные поверхности. Когда в комнату вошёл Сейшин, он недовольно поморщился, прикрыв нос двумя пальцами. Его волосы постоянно норовились попасть на лицо и прилипнуть к нему. На нём был белый халат, а на плечах было полотенце, которым он иногда вытирал уже почти сухие волосы. — Это от тебя, значит, воняет сигаретами? — риторически спросил он, подходя к ней ближе с зажмуренными глазами. — С каких это пор, ты у нас куришь? — спросил Сейшин, увидев пепельницу и сигарету в её руках.— Уже давно, если говорить честно. Ты просто не замечал раньше, — спокойно ответила Эсист, потушив четвёртую сигарету, раздавливая её об край пепельницы, пока она не согнулась пополам. — И зачем тебе это? Тебя же выносит от запаха сигарет. — Это было давным-давно. Мои вкусы уже успели поменяться. Закрыв книгу, она откинула её как можно подальше от себя, после чего отодвинула пепельницу, взяла в руки подушку и прижала к себе, лёжа на диване. Сейшин подобрал книгу, долгое время просто рассматривая её, листая страницы и пробегая по тексту глазами. Его лицо в один миг из равнодушного превратилось в злое. Он громко захлопнул книгу, которая издала звук, похожий на взрыв хлопушки, и подошёл к Эсист, сев на колени. — Зачем ты это делаешь? Хочешь покончить с собой? Думаешь, что сигареты быстро убьют тебя? Мне жаль, но даже если ты будешь выкуривать несколько пачек в день, тебе не удастся быстро умереть. — Я не надеюсь умереть от сигарет или пытаться покончить с собой. Я курю сигареты просто потому, что хочу. Здесь нет никакого скрытого смысла, — спокойно говорила Эсист. — К тому же, я же тебе всё рассказала, хотя у меня есть, что ещё можно добавить. — И? — разорвал Сейшин долгую тишину, которая наступила после её слов. — Говори, что ты можешь ещё сказать. Она посмотрела на него мучительным взглядом, после чего сильнее прижала к себе подушку. — Я разочаровалась во всём, Сейшин. Это разочарование ничто не сможет уничтожить, и оно разъедает меня, словно кислота. Я ничего не смогу в этом мире сделать и, в то же время, ничего не могу сделать даже сама с собой — любое слово и любое действие бессмысленно. А если ты хочешь правду, то я хочу умереть от мысли, что возненавижу тебя, но я прекрасно понимаю, что ничего не смогу с этим сделать....и что даже умереть не смогу....— Почему ты можешь возненавидеть меня? — спросил Сейшин, смотря на неё удивлённым взглядом. — Что я не так сделал?— Потому что ты дал мне слишком много власти над собой.... — сказала Эсист. Она взяла очередную сигарету из пачки, зажала зубами так, что у неё рот искривился в зверином оскале, зажгла зажигалку и начала втягивать в себя как можно больше дыма, пока другой конец сигареты не начал сверкать, подобно пламени. Поднявшись с матраса, она достала сигарету изо рта скрещёнными указательным и средним пальцами. Сорвав второй рукой с него халат, она тут же прижала горячий конец сигареты прямо к его соску, крутя сигарету то на 90 градусов в одну сторону, то на 180 градусов в другую. Он закричал от боли, оттолкнув Эсист от себя и закрыв грудь рукой, сильно жмурясь. — Что ты делаешь?! — спросил он, отстраняя, время от времени, от своей груди руку, смотря на образовавшийся пузырёк с жидкостью прямо рядом с соском. Кожа вокруг покраснела, а сам ожог начал вонять горелым мясом. — Не ты ли просил меня это делать? — сказала она, подняв сигарету с пола, на котором образовалась чёрная, прожжённая дыра. — Я просто делаю то, о чём ты просишь, в чём проблема?Она толкнула его и села на его живот, когда тот упал на матрас. Эсист уже хотела сделать ещё один ожог на втором соске, как тот тут же закрыл грудь халатом и с презрением посмотрел на неё. — Это выглядит ненормально. Прекрати это делать!— С какого момента это вдруг стало ненормальным? — она зажала сигарету между зубами и всё ещё со своим звериным оскалом вновь оголила его грудь перед собой. — Тебе же нравится насилие над собой, — сказала она всё ещё с зажатой между зубами сигаретой, проводя её горячим краешком по его груди, втягивая дым в себя и оставляя на его груди пепел и еле видные следы ожогов. Он прикусил нижнюю губу, боясь, что может сильно оттолкнуть её, отчего она может либо подавиться сигаретой, либо выронить её и поджечь всю комнату. — Нет, мне не нравится мазохизм, и я это делаю не в сексуальных целях, поверь мне, — сказал он, когда она втянула в себя много сигаретного дыма, отчего треть сигареты за считанные секунды сгорела. Схватив его за нижнюю челюсть и опустив её, начала выдыхать дым прямо в его рот, говоря, чтобы он полностью его в себя вдохнул. Он смотрел на неё с недовольством и даже ненавистью, но всё равно заглотал весь дым через поцелуй, после чего еле сдерживался от того, чтобы не начать кашлять. Он слишком давно не курил и его лёгкие уже давно отвыкли от табачного дыма. Когда Эсист затушила об пепельницу сигарету, он успокоился и начал завязывать халат обратно. — Ты из-за этого начала сходить с ума и уходить в депрессию? Из-за того, что я тебя втянул во всё это дело? — она ничего по этому поводу не сказала. Лишь кинула пачку сигарет в сторону и те все выпали из пачки и рассыпались по полу. Даже несмотря на то, что в комнате было темно, их всё равно было прекрасно видно. И Эсист и Сейшин долгое время смотрели то на сигареты, сияющие во тьме, то на друг друга. — Меня пугает то, что ты начинаешь сама хотеть совершать надо мной насилие, как самый настоящий садист. Я просто боюсь, что однажды ты окончательно сойдёшь с ума и начнёшь желать совершать насилие. — Ты ведь знал, что я убивала людей раньше, не так ли? — внезапно спросила она, лёжа на животе, положив ту же самую подушку под себя. Сейшин неловко отвёл взгляд в сторону. Его грудь очень сильно болела, и он постоянно раскрывал халат, смотря на неё. Следы от сигаретного пепла всё ещё остались — немного пепла попало и на лобковые волосы.— Да.... — наконец сказал он сквозь стиснутые зубы. — Тогда я приехал во второй раз и, всё-таки, зашёл в ванную комнату. Прости, что не рассказал тебе. Я просто хотел покончить со всем этим, чтобы ты больше никогда туда не вернулась. — Но ты ведь не просто так мне предложил начать всё это. Ответь, пожалуйста, на мой вопрос, Сейшин: попросил бы ты меня об этом, не зайдя в ту комнату?— Я не знаю, я ведь не умею отматывать время. Но могу предположить, что, скорее всего, всё равно бы предложил. Просто.....я считал, что ты, как человек, который делал подобные вещи, не будешь осуждать меня и не посчитаешь сумасшедшим. — Но ты всё равно использовал меня и моё прошлое. Сейчас я нахожусь в настолько нестабильном эмоциональном состоянии, что могу в какой-то момент сломать тебе кости или ещё что-нибудь в таком духе, — сказала она слегка одержимым голосом. Всё ещё сидя на матрасе, она нахмурила брови и сузила глаза, смотря на его грудь, прикрытую халатом. — Нельзя давать человеку, который в прошлом стрелял в людей, возможность вновь пользоваться винтовкой. Он возьмётся за старое. Ты подумал об этом? Что, если я маньячка? Что, если в какой-то момент я жестоко убью тебя из-за импульса, потому что ты ничего с этим не хотел делать?— Я не понимаю, ты отчитываешь меня или что? Если отчитываешь, то вспомни, что я специально сто раз тебя спросил, хочешь ты это делать или нет. Если бы ты тогда отказалась, я бы тут же замолк, и мы оба об этом забыли. Даже за все эти годы ты ни разу не сказала, что не хочешь это делать и что тебе это неприятно — скажи бы ты мне это, и я перестал бы это делать в сию же секунду. — Думаешь, я бы сказала тебе? Да я всё то время, что жила тут, хотела стать для тебя идеальной женой, стать достойной для тебя, если говорить прямо. Я делала это потому, что боялась, что, в противном случае, ты не будешь мне доверять так, как никому другому, и мы не сможем установить те тесные связи, о которых постоянно говорят нормальные люди, — она легла на бок и, зажав подушку между животом и согнутыми коленями, спрятала в ней своё лицо. — Наверное, надо перестать употреблять слова ?нормальный? и ?обычный?. Я вообще не понимаю теперь их значения.Сейшин сидел с ней рядом, не зная, ни что сказать, ни что сделать в такой ситуации. Он был не просто загнан в угол, который сам же сделал, а был под дулом пистолета, где одно неверное слово и его голова взорвётся кровавым фейерверком. — Я полностью солидарен с тобой, — единственное, что он смог сказать перед тем, как боль в груди вернулась. — Говоря об ?обычных? людях, правильнее всего будет употреблять словосочетание ?психически здоровые?.—А кто или что определяет, кто психически здоров, а кто болен? Вдруг первые будут гораздо адекватнее вторых? Вдруг мы с тобой самые здоровые психически люди в этой вселенной? Или же наоборот самые больные на голову?— Скорее всего, что мы все, люди, стараемся быть нормальными и адекватными снаружи, в то время как внутри является безумцами и психопатами. Все люди двуличные, сказал Сейшин, встав с пола. — Ты куда? — спросила она, подняв своё лицо. — На кухню. Мне надо обработать ожоги. Если хочешь, то можешь пойти со мной. Эсист ничего не ответила на это предложение — лишь кивнула и встала с матраса. —Давай сразу уточним, о чём мы с тобой сейчас будем говорить. Мы будем с тобой выяснять сексуальные отношения? — спросил Сейшин, обрабатывая ожог, то и дело, постанывая от боли. Он сидел на стуле в метре от стола, на котором была открытая аптечка. Халат был спущен и грудь, живот и плечи были оголены. —Не знаю. Мне кажется, что бессмысленно выяснять то, чего у нас с тобой нет. В большинстве случаев я просто что-то делаю с тобой, не получая от этого никакого физического удовольствия. — Я всегда считал, что тебе всё равно на это....естественно ты волновалась, когда начинала всё делать, боясь нанести мне травмы, но, в целом, мне казалось, что тебе это абсолютно не мешает жить. Эсист понимала, что он абсолютно её не понимает, но это была не его вина. Что она могла ему сказать? В этот момент, когда Сейшин старался рационально разрешить начавшуюся ссору, язык Эсист стал большим и постоянно хотел прилипнуть к горлу, чтобы она задохнулась. — В любом случае, я рад, что ты, наконец-то, высказала своё мнение по этому поводу. Было бы очень неловко и нехорошо, если бы ты продолжала всю жизнь скрывать своё недовольство по этому поводу, — говорит молодой монах, прижимая к груди ткань с несколькими кубиками льда внутри. Он тяжело дышит, когда ледяной угол кубика льда касается горячего и воспалённого соска, но он всеми силами старается сдерживаться от того, чтобы не начать стонать от боли. — Прости, что прижгла тебе.. — сказала она, опустив голову вниз. — Ничего, — спокойно сказал он. — Но прошу тебя, перестань курить сигареты — ты только своему здоровью навредишь. Когда он прикрепил к груди повязку, смазанную с внутренней стороны специальной мазью, они легли спать, даже толком не разложив нормально кровать — как Эсист устроила себе ?кресло?, так они и заснули. Эсист старалась успокоиться и провести эту ночь так же, как она провела после их разговора в церкви, но на этот раз ничего подобного не случилось. Её состояние как и было ужасным, так и осталось таким же, только с разницей, что она забыла о своём чувстве ненависти, обнимая Сейшина во сне и прижимаясь к нему всем телом. Теперь, каждый раз, когда она видела сигареты в магазине, Эсист вспоминала этот бледный, желтоватый пузырёк около соска, внутри которого можно было разглядеть кровь. Казалось, что если проткнуть его иголкой, то он взорвётся, словно шарик и забрызгает его грудь этой жидкостью, обнажив горелую и мягкую от жидкости плоть. Она выкинула эту пачку сигарет в мусорку, а книгу разорвала на части и подожгла вместе с сигаретами. Когда Сейшин ушёл в Канемасу, Эсист даже не знала, о чём думать и что вообще дальше делать. Её ноги сразу же привели её к Тошио, который заканчивал делать себе переливание крови, после укуса Чизуру.— Что?! Он перешёл на сторону окиагари?! — возмутился он, когда Эсист рассказала о его уходе. — Не совсем. Он даже сам не понимает зачем. Могу предположить, что, по официальной версии, он пошёл в Канемасу, чтобы узнать, действительно ли они забрали его отца, после чего Сунако — вампирша, которая является самой главной в их армии — укусила его и не позволила ему уйти оттуда. — Не нравится мне эта версия, — сказал он, поднеся зажигалку, которую он прикрывал раскрытой ладонью, к концу сигареты, зажатой между его зубами. — Хочешь закурить?— Нет, я решила прекратить это, — отнекивалась она, отмахиваясь от табачного дыма, который он тут же выдохнул. — Почему не нравится?— Это абсолютно не в его духе. Это слишком была бы простая версия, даже учитывая, что Сейшин в отдельных моментах бывает полным идиотом. Звучит глупо, но большинство его поступков исходят не от мозгов, а от сердца — не из-за чётко выраженных мыслей и выводов по этому поводу, а из-за личных чувств или импульсов. Поверь мне, я знаю его очень давно и могу об этом с уверенностью говорить. Причина, даже если он сам её не осознает, гораздо глубже, чем может показаться на первый взгляд. — Но вы ведь злитесь на него из-за этого?— Злюсь?! — саркастично спросил он, выдохнув дым и слегка посмеявшись. Этот смех был хриплым и коротким, проникая в разум и переворачивая всё с ног на голову. — Да мне, если честно, плевать. Это чисто его решение, и я не могу отрицать тот факт, что у него насчёт окиагари и всей ситуации в деревне абсолютно другое мнение, — улыбка спала с его лица. Сделав ещё одну длинную затяжку, он выдохнул табачный дым, который окутал его, словно туча. — Но я всё-таки рад, что он, в кои то веки, сделал выбор, а не стал убегать от него. Пусть этот выбор идиотский, но это его выбор — это единственное, что я могу в нём сейчас ценить. Забавно....я всегда его воспитывал, всегда был с ним рядом, но он вернул мне нож в спину, который я когда-то в него запустил. — О чём это вы?— Я не могу тебе рассказать, поскольку обещал Сейшину хранить это в секрете. Если говорить кратко, то Сейшин однажды совершил херню, из-за которой вновь хотел попытаться покончить с собой. Мы с ним не виделись пять лет с окончания школы, и тут вдруг встретились в больнице и решили напиться. Он признался мне, что сотворил, в надежде, что я поддержу его. Но.....я не сделал этого. Я просто сказал ему, что он сам теперь ответственен за свои поступки и сам должен принимать решение ни от кого не зависящее. — Почему вы не поддержали его? — спросила Эсист. — Я испугался того, что из-за какого-нибудь одного моего неправильного слова Сейшин мог абсолютно неправильно понять все остальные мои слова и совершить ещё большую херню. Я боялся, что скажу что-то не то, и он окончательно впадёт в депрессию и убьёт себя. Я просто, если говорить совсем уж откровенно, не хотел влезать во всё это — это его личное дело, к которому я не имею никакого отношения. Подло, но вряд ли я смог бы принять в то время другое решение — именно то, что я сделал, казалось мне тогда самым разумным и правильным. Сомневаюсь, конечно, что он пошёл к ним с целью отомстить мне за это, но я вижу эту ситуацию именно так. И, пусть я и заслужил этого.... — Тошио потушил сигарету об стенки беседки, после чего выкинул её. Сначала было видно, как она легко летела к земле, постоянно вертясь, словно лопасти пропеллера, но, как только сигарета приблизилась к траве, она тут же в ней и пропала, не оставив после себя ни малейшего следа. Сжав руку в кулак, доктор со всей силой ударил им по одному из столбов, на которую опиралась крыша беседки. Столб лишь слегка пошатнулся, но не более того. На костяшках была содрана кожа и начала медленно течь кровь маленькими каплями. — ....мне всё равно из-за этого больно, потому что я хоть немного, но надеялся на его поддержку. Это я — идиот. Эсист стояла и смотрела, как он сдирает с костяшек бледные куски кожи, которые висели на нём, не зная, что и сказать. Даже Тошио, которого она всегда знала, как сильного и независимого человека, который всегда идёт к своей цели несмотря ни на что, оказался внутри абсолютно не таким, каким она его знала все эти годы. Эсист поняла одну вещи — она не понимала чувства Сейшина, она вообще не понимала, как работают человеческие взаимоотношения. Люди, их эмоции и чувства, их отношения друг к другу и логика поступков — всё это слишком далеко от неё было, есть и будет. Вот и всё. Даже если она всеми силами захочет понять, как работает человеческая психика, перечитает всевозможные умные книжки по психологии и будет заводить миллион знакомых психологов — она всё равно не сможет это понять даже на треть. — Можно вас спросить?...— внезапно спросила Эсист, разорвав тишину. — Чтобы вы сделали, если бы знали, что завтра дорогого вам человека убьют, и вы ничего не сможете с этим сделать?...Он долгое время молчал, сжимая руку в кулак и смотря на разодранные костяшки. — Странный вопрос...конечно, попытаюсь его спасти. Это, конечно, самый банальный ответ, но, одновременно, и самый правильный. — А если вы не сможете его спасти?...чтобы вы не делали он всё равно умрёт....— Ты странная, Эсист...тут же нужно учитывать и отношение с этим ?дорогим? человеком и эмоциональное состояние самого человека и обстоятельства....что касается меня, то....если его убьют жестоким способом, то я, скорее, сам его убью...вернее, постараюсь найти более гуманный и менее болезненный способ его убить....хотя...у меня, конечно, такого человека нет, но многие люди на моём месте возненавидели бы себя за такое. — Это всё, что я хотела услышать.— Я зачем тебе это надо было?— Просто, интересно стало.— Только не воспринимай мои слова слишком всерьёз, хорошо? Я сказал сугубо своё мнение и его не надо возводить, как единственное правильное. Я не хочу винить себя в том, что своим решением подтолкнул тебя на нечто ужасное. Пообещай мне. — Хорошо....хорошо....После этого они с Тошио больше не виделись, да и вряд ли бы им стоило видеться. Как он однажды сказал: ?Не принимай ничью стороны, по крайней мере, не говори мне какую. Я точно знаю, что Сейшин явно не на моей стороне, поэтому он, возможно, настраивает тебя против меня. Если нет, то, в принципе, хорошо. Просто не ввязывайся в этот конфликт, если не хочешь жертв?. Работая в винной лавке перед роковой ночью, она поняла, что не хочет здесь больше работать и со всей силой разбила все бутылки в этой лавке. Ненависть заставляет кровь стать намного гуще и горячее. Вены стали набухать от сильного кровяного давления. Когда Оокава со своими подчинёнными зашёл в лавку, он увидел, что весь пол был покрыт тонким слоем вина и битого стекла изумрудного цвета. В середине стояла Эсист, измазанная с ног до головы в вине. — Что ты наделала?! — возмущённо спросил он, подойдя к ней и схватив за футболку. — Расплата. Надоело мне работать у вас и терпеть ваше отношение ко мне. Это несправедливо. Я справедливо работала по одному месяцу в полгода и делала даже самую тяжёлую работу, не задавая лишних вопросов. Но вы платили мне настолько мелкие гроши, что даже рабу было бы стыдно назвать это зарплатой. У вас не так много сотрудников, но даже так вы относитесь ко мне, как к какому-то куску говна. Он отпустил её и на ботинках появились красные круги от брызг вина. — Можешь здесь не работать. Я проконтролирую, чтобы ты здесь больше не появлялась. Эсист не сдержалась и рассмеялась. Его угроза казалась ей настолько детской и абсурдной, что в голове не укладывалось.— Как будто для меня это трагедия! Да к чёрту вы мне сдались!Один из них подошёл к ней и со всей силы ударил по лицу, попав чётко в нос. — Хватит дерзить старшим, — сказал он, смотря сверху-вниз на Эсист, что вытирала рукавом футболки кровь, которая текла из носа. — Думаешь, абсолютно любой человек можешь делать всё, что ему захочется и говорить старшим всё, что вздумается?! На людях старого поколения строиться всё, чем вы сейчас живёте. Не было бы их — вы бы жрали крошки хлеба на асфальте и считали это роскошью. Она смотрит на его лицо и вспоминает, кто это был. Тот самый Шимизу, который самым первым напал на них.— Да пошёл ты нахер со своими речами. Нашёлся мне тут умник. Он повернулся и сделал ещё один удар, а затем ещё один и ещё один. Нос ломался, но регенерировался вновь, как, в принципе, и зубы и синяки. Хотя это не отменяло тот факт, что кровь затекала в глаза, нос и рот, из-за чего было очень сложно дышать и видеть. Недостаток кислорода позволял ей падать всё глубже и глубже в бездну под названием ?эйфория?. Кровь заполняла её рот, заляпала ей глаза, заставила её дышать ею. Когда он, наконец, отпускает её, абсолютно каждый миллиметр кожи был в крови. Она использует момент, когда он поворачивается к ней спиной, уверенный в своей победе над ней, и нападает на него со спины. Её удары по его жирной коже отдавались эхом от стен. Все остальные смотрели и, наверняка, гадали, кто кого убьёт, ведь драка, которую она начала, была нешуточной. Это была самая настоящая бойня. Они рвали волосы, выбивали зубы и ломали кости. Однако, было одно отличие, которое позволяло Эсист победить в этой схватке. Человек остаётся человеком до тех пор, пока боится боли. Ведь боль является основой инстинкта самосохранения. Как только человек поймёт, что боли нет — исчезнет и страх. Если он старался уворачиваться от ударов, из-за чего наносил удары редко, то Эсист получала и отдавала одинаковое количество ударов. Когда он упал на пол и перестал двигаться, вместо того, чтобы остановиться, она наоборот села ему на живот и начала бить по лицу со всей силой. Все зубы, что у него остались, теперь валялись возле его головы или попадали в горло и дыхательные пути. Лицо было одним сплошным синяком, заляпанным кровью. Лишь после четырёх ударов, её оттащили от него и выкинули на улицу. Этот вкус горячей пульсирующей крови навсегда врезался в её память. Каждый раз, когда она будет чувствовать его, ей будет казаться, что её сейчас вывернет наизнанку. Вернувшись домой, она ничего не хотела. Ни есть, ни принимать душ. Лишь в момент драки она чувствовала себя живой....чувствовала своё тело изнутри. 6 ноября в Сотобе произошёл обстрел, в результате которого погиб один человек. Это был очередной план шики по возвращению своей власти над деревней — укусить всех, кто остался один и, подчинив его разум себе, приказать убить Тошио пистолетом. Из сотни людей с пистолетами в руках, выстрелила всего лишь треть из них. Когда всех их связали по несколько человек, многие пистолеты спрятались в траве. То чувство, когда она взяла пистолет, ей было трудно объяснить. Даже если она уничтожит каждую живую сущность в этой деревне и оставит только храм, Мивако и Сейшин всё равно умрут. В тот момент слова Тошио стали намного весомее, чем когда-либо.Этот же день. Вечер. Эсист сидела на полу посередине комнаты. Перед ней лежал пистолет, на который она пристально смотрела. Больше смысла здесь находиться не было. Насколько бы в этот момент девушка не старалась вспомнить всё дерьмо, что сделала Мивако, это было невозможно сделать. Мивако всегда было тихой, и говорила только тогда, когда она должна была говорить. Из-за этого мысль, что её нужно убить, разрывала девушку изнутри.— Эсист! — позвала её из кухни Мивако. Эсист вытерла мокрое лицо руками и, засунув пистолет между резинкой шорт и кожей, пошла на кухню. Мивако сидела за столом с чашкой чая. На другом конце стола была ещё одна чашка. ?Тот самый чай....когда я пила его последний раз?? — подумала Эсист. И действительно, как давно она просто разговаривала с Мивако и проводила с ней время? В последнее время она разговаривала только с Сейшином и иногда с Тошио, будто бы абсолютно забыв о существовании Мивако. Все их разговоры всё это время не заходили дальше перекидывания парой фраз друг в друга. — Ты не сильно занята? Не составишь мне компанию? Эсист кивнула и, сев за стол, взяла чашку в руки и сделала несколько глотков. Чай был таким же тёплым и горьким, как и в первый раз. — Давно мы так не сидели... — внезапно сказала Эсист. — Как быстро....время летит.....Несмотря на то, что она старалась не показывать свою скорбь, всё было тщетно. Пистолет упирался в живот и постоянно напомнил о себе. Он будто кричал, что есть мочи: ?ВОЗЬМИ МЕНЯ И ИСПОЛЬЗУЙ!! ВОЗЬМИ МЕНЯ И ИСПОЛЬЗУЙ!!!?. Она смотрела то на пистолет, то на Мивако. — Что-то случилось? — спросила Мивако, увидев в её поведении что-то странное.— Нет-нет....всё хорошо..... — говорила она, пряча рот за рукой и смеясь недобрым смехом. Почему она тянет время? Скорее всего, она ждала чего-то. Эсист хотела её о чём-то спросить, хотя бы перед её убийством. Внезапно, она вспомнила её слова перед тем, как девушка исчезла на несколько дней ?Он собирается бросить меня??.— Мивако, если бы ты узнала, что Сейшин собирается бросить тебя, ты бы убила его?— Зачем тебе это? Откуда ты.... Рука резко вытащила пистолет из шорт, но так, чтобы рука оставалась под столом, и Мивако не могла его увидеть. Адреналин полностью разорвал её сердце и превратил мозг в бесполезную кашу. — Просто ответь. — Да, — коротко и ясно ответила Мивако. Она резко встала из-за стола, пряча пистолет за спиной. — Почему?! Почему ты хотела убить его?! — не выдержав, закричала Эсист. Мивако оставалась спокойной, хотя по лицу было видно, что её крик давит ей на мозг и ей неприятно находится в этой сцене. — Потому что я обещала это сделать, а я всегда выполняю свои обещания. Я обещала, что, если он захочет бросить меня или сделает мне больно — то я самолично убью его....это было очень давно....я бы и вправду не вспомнила это, даже если бы знала, что он уйдёт...— Но ты всё равно бы убила его? — Мивако кивнула. Спокойно, без каких-либо сильных колебаний. Эсист видела, как её правый глаз начал дёргаться и пульсировать за веком. — Кому станет лучше от того, что ты выполнила какое-то там своё обещание?! — Поэтому, с того момента я стараюсь не давать кому-либо обещания. Потому, что если ты будешь выполнять все свои обещания, то никому лучше не сделаешь, а если не будешь их выполнять, то какой вообще смысл? Пусть это больно, но я должна буду выполнить своё обещание, иначе вся моя ненависть, которую я вложила в него, будет бессмысленнойЭсист стремительно отходила назад, пока не врезалась в стенку. [Сейчас! ДАВАЙ!! ДАВААЙ!!]— Это моё проклятие, — продолжала она. — Я не могу не выполнять то, что обещала выполнить, даже если сказала это под эмоциями. Если ты не будешь выполнять свои обещания, то на тебя нельзя будет положиться. Ты врун и предатель. Из-за этого я и ненавижу себя. Не выдержав её слов, Эсист направила дуло пистолета прямо на Мивако. Та ничуть не удивилась этому действию. — Прости, Мивако.... — сказала Эсист, сделав глубокий вдох. Прежде, чем она успела что-либо сделать, Эсист зажала второй рукой пистолет, чтобы не промахнуться и сделала несколько выстрелов в грудную клетку с продолжительностью в пять секунд. Первый выстрел. Вокруг дырки от пули начало стремительно образовываться красное пятно. Мивако прикоснулась к ране и увидела, как вся ладонь окрасилась в красный цвет. Второй выстрел. Мивако попятилась назад, опрокинув стол и стул позади себя. Чашки упали на пол, и одна из них обожгла её руку. Всеми силами женщина держалась за опрокинутый стол, выплёвывая кровь и стирая её с лица. Эсист хотела сделать последний финальный выстрел, как тут, Мивако медленно встала, истекая кровью и начала идти к ней медленными шагами, шатаясь из стороны в сторону. Несмотря на то, что вся её грудь и живот были в крови, из носа, глаз, рта и ушей она текла медленными струями, а сама женщина слепо смотрела на стену позади Эсист, она продолжала идти к девушке, не останавливаясь. Она навалилась на неё и, держа её за плечи, еле стояла на ногах. — Хватит.... — говорила Эсист, колеблясь перед последним выстрелом. Она упала вместе с ней на колени и прижала дрожащее тело Мивако к себе. — Это невыносимо.....я...... — она взяла последние остатки воли в кулак и ткнула дулом пистолета ей в спину. — Я убила стольких людей, но не могу убить тебя, такого же человека, как и все другие....какое лицемерие!...Третий выстрел. Мивако перестала дёргаться и теперь лежала в неудобной позе, смотря на стену пустыми глазами. Изо рта пузырьками потекла пена слегка розоватого оттенка. Медленно веки опускались вниз, слегка дрожа. Перед тем, как мышцы полностью атрофировались, Эсист могла видеть, как её губы слегка искривились в улыбке. Только сейчас она поняла, зачем Мивако пила слабительные и не ела несколько дней, зачем вешалась или делала передозировку таблетками — она всегда была готова к смерти и принимала её, как давнего друга. Это была та часть Мивако, которую Эсист старалась игнорировать в те времена, когда жизнь казалась беззаботной и счастливой. Все те образы сильных людей в её голове, что окружали её и растили, начинали трескаться, искажаться и заполняться вязкой субстанцией. Только сейчас, осознав это, Эсист видела себя тогда глупым ребёнком, который смотрит на всё с невинными глазами. Этой [Бездне] конец. Сейчас был вечер. Солнце находилось в поле виденья прямо над горизонтом, даря своим освещением еле ощутимое тепло. Земля становилась холодной, а воздух заставлял тело невольно вздрогнуть. Какие-то отдалённые крики раздавались с площади, где деревенские обосновали свою антивампирскую базу. Труп Мивако становился холодным, кровь свёртывалась и превращалась в желе, кожа становилась синей и прозрачной, а чёрные, кровеносные сосуды были похожи на тени от веток, падающих на её тело. Воздух стал таким же мягким и ощутимым, как человеческая плоть изнутри. Эсист схватила пистолет и со всей силой швырнула его в стенку. Небольшие кусочки металла откололись от него и рассыпались по полу. Никаких чувств. Всё воспринималось так же, как во сне. [Надо уничтожить Сейшина] — сказал Бог. [Убей его, и дело с концом]Она кричала, билась об стенки, но ничего не помогало. Это то, что Эсист должна сделать, ведь это всё равно случится. [Ты уже убила Мивако, так почему бы не сделать тоже самое и с Сейшином? Или ты ненавидишь Мивако?] До пробуждения Сунако было где-то полчаса, поэтому у неё было время. Когда она шла по деревни по самому короткому маршруту в Канемасу, то волокла ногами так, будто вот-вот упадёт замертво. По требованиям Тацуми, Сейшин и Сунако должны были прятаться в подвале, куда мог попасть любой, кто знал о его существовании. Когда Эсист поднимала огромный и тяжёлый люк, её разум выбрался из странного бессознательного тумана, и девушка словно проснулась. Она сидела в кресле напротив него и молча смотрела на мужчину. Сунако спала рядом на другом кресле, уложив голову на руки. Он был в полусонном состоянии и не замечал ничего вокруг. Кожа стала бледнее, а под глазами были заметные синяки. В левой руке, в районе запястья, была воткнута трубка, куда из капельницы поступала кровь. Она встала и, подойдя к нему, слегка наклонилась вперёд. — Ты настолько сильно хочешь умереть, что просто не можешь не прийти сюда? — она прижала свою руку к его холодной щеке и, прижавшись к его плечу, прошептала. — Да? — сначала она спокойно спросила его об этом, но потом, когда он продолжил лежать без какой-либо реакции, Эсист не выдержала и отвесила ему несколько сильных пощёчин. — Да?!Он открыл глаза и смотрел пустым взглядом в пол. — Нет, — тихо ответил он. Это короткое слово стоило ему того, что он напряг огромное количество своих мышц. Когда ты слаб, и твоё сердце плохо работает, перенося кровь, то ты можешь чувствовать каждый сантиметр мышц, что изредка работают. Она не хотела делать то, зачем пришла сюда. Хотелось найти другой выход из [Бездн], но другого выхода не было. Они умрут, вопрос только в том, от какой именно руки. Мысль, что он всегда будет её бросать, и что именно из-за этого его ухода всё и началось, заставляла её внутренности сворачиваться в кашу и гнить заживо. Не желая больше растягивать эти мучительные минуты, она взяла купленный по пути сюда шприц и воткнула его в локтевую вену, после чего, со всей силой начала дёргать шток на себя, заполняя цилиндр свежей и светлой кровью. — Сейшин, зачем? — спросила Эсист, взяв его за руку. — Зачем ты меня оставил в своей семье? Ты мог сделать что угодно, но ты оставил меня у себя, — в горле образовывался огромный ком от мысли, что этой маленькой иголочкой она сначала причинит ему боль, а затем, впрыснув кровь, убьёт. — Ты показал мне этот мир таким ярким и привлекательным, что теперь я чувствую себя дерьмом, поскольку слепо поверила тебе, — крепко держа его запястье, она воткнула шприц. Неприятное ощущение, как нечто острое протыкает несколько сантиметров кожи, кожи не постороннего человека, а самого близкого из всех миллиард других людей. Эсист давно забыла, какого это — чувствовать боль. Остались лишь смутные воспоминания. — Я не понимаю тебя. Ты ничего мне не говоришь и даже не хочешь говорить. Странный ты, всё же, человек, — взяв себя в руки и поняв, что оттягивания момента лишь заставляет их мучиться ещё сильнее, Эсист, наконец, впустила в его вену яд. — Зачем я жертвовала всем?! РАДИ ЧЕГО?! Ради какого-то там молчания? Ради бессмысленных жертв?Он дёргался и закатывал глаза, чувствуя, как чужеродная вязкая кровь быстро перемешается по венам, артериям, засоряя их, а затем забивает в сердце все проходы. Она обняла его и прижала к себе крепко-крепко.— У меня ничего больше нет. Даже нет того, ради чего бы я могла дальше бороться и жить.....все меня бросают, все умирают....Умрёт ли он мучительно или же наоборот, умрёт быстро, не успев даже это понять, ей было неизвестно. Пусть она не убила его своими руками, но зато способствовала его смерти. Даже если это был самый гуманный способ его смерти, и он все равно умер бы, только уже жестоким образом, это было мучительно. Даже не зная, сколько проходит времени, она уже видела перед своими глазами, что происходит внутри его организма. Из-за её крови его собственная кровь начинает свёртываться, а кислород перестаёт поступать в мозг. Кислородное голодание. Он задыхается. Сердце, к которому проведены кровеносные сосуды, не может работать, потому что они засорены и забиты желеобразной кровью. Всё происходит до того момента, когда он умрёт от удушья. Воздух вокруг Эсист будто стал плотным. Не найдя в себе силы больше этого терпеть, Эсист вновь набрала целый цилиндр шприца своей кровью и, обхватив его обеими руками, воткнула себе глубоко в глаз. Иголка воткнулась чётко в центр зрачка и прошла сквозь него до самого конца. Сейшин испуганно посмотрел на неё, всё ещё находясь на грани смерти. По его лицу текли слёзы, когда он увидел, как она впрыскивает в свой глаз как можно больше крови. Когда кровь начала смешиваться со стекловидным веществом, её глаз вздулся, а те немногие кровеносные сосуды, что проходили через глаз, окрасились в красный цвет и стали чётко видны. Когда вся кровь из цилиндра поместилась в её глазу, она швырнула шприц как можно дальше. Тот звонко брякнул об каменную плиту и закатился под кресло. Реальность исказилась настолько, что всё вокруг казалось отдалённым. Когда бок начал колоться, а воздух стал обжигать лёгкие, она упала на колени и закрыла руками лицо, изо всех сил надавливая на глаза. Рука Сейшина с распухшими венами поднялась и прижалась к её голове, слегка поглаживая её волосы. Она села на диван рядом с ним и прижалась к нему. Каждый раз, когда она произносила имя ?Сейшин? ей становилось ещё хуже, и слёзы капали на его грудь. Перед глазами всё расплывалось, жестокая реальность стала кислотной и невыносимой, разъедая сначала её глаз, а затем и всё остальное тело. А потом.....всё закончилось. Теперь он лежит мёртвый, с пустыми глазами. Сердце, что до этого слабо билось под её рукой, которая была на груди, теперь окончательно остановилось. Отпустив его, Эсист уложила его тело на диване так, чтобы никакая часть тела не свисала с него, после чего сложила руки вместе на животе в позе покойника и закрыла его глаза, из которых текли слёзы. Больше ничего нельзя было сделать — только ждать, когда эта [Бездна] закончится и начнётся другая. Чтобы она себе не говорила, она никогда не сможет простить себя за это. Многие, прочитав это, скажут: ?У неё не было выбора. В этой ситуации многие бы поступили также. Пусть это жестоко, но и сама реальность жестока?. После этого преступления, всякая мораль, что была у неё до этого, растворилась, как цинк в кислоте. Её и без того слабое мировоззрение рухнуло, а сама она сломалась?И рухнула человеческая жизнь также стремительно, как и начинала подниматься с минусовой точки? — подумало нечто внутри её головы, когда она выпрямилась, стоя на коленях, и рухнула на спину на пол, сквозь который тут же провалилась, проснувшись в новой [Бездне].